Мораль и право
Утечка мозгов и высшее образование за рубежом

Семантика уезжающих интеллектуалов и студентов «пора валить» может находиться во вполне чёткой синергии с семантикой «скатертью дорога». Этот парадокс – что государствам нужны мозги интеллектуалов, но что интеллектуалами труднее управлять, вполне очевиден. И реакция на него может проявляться в различных методах социальной инженерии, одним из которых может быть и то, что можно назвать стратегией люмпенизации, пишет Олег Барабанов, программный директор Валдайского клуба.

Одним из серьёзных вопросов в современной глобальной социальной динамике является утечка мозгов. Она существовала и ранее, но в эпоху глобализации и формирования трансграничного рынка труда приобрела особое измерение. Проблема утечки мозгов имеет важное значение и для России. Недавно были представлены результаты исследования Высшей школы экономики, высветившие достаточно показательную динамику. По итогам анализа пятнадцати ведущих вузов России, был сделан вывод, что в среднем около половины их студентов после окончания бакалавриата уезжают на дальнейшую учёбу за границу. В зависимости от специализации и от конкретного университета эти цифры колеблются от 20 до 85 процентов. При этом, по оценкам авторов исследования, уезжают, как правило, наиболее сильные студенты, в том числе и те, кто уже имеет научные публикации по итогам обучения в бакалавриате.

Фактор получения высшего образования за границей (чаще на уровне магистратуры и PhD), конечно, сам по себе не является причиной утечки мозгов. Международная мобильность высшего образования сейчас является важнейшим трендом университетской политики во всём мире и особенно в Европе в рамках Болонской системы. Вопрос лишь в том, возвратится ли студент в свою страну после завершения своего обучения за границей. Если возвращается, то тогда и он сам, и его страна объективно получают дополнительные сравнительные преимущества в виде расширенного профессионального и социального кругозора, сети международных контактов и так далее.

Россия и глобальные риски
Академическая мобильность и международные отношения: новые развилки для нового десятилетия
Борис Железов
На фоне приоритетной озабоченности последствиями потери школьного года обучения в глобальном масштабе, последствия от потерь в развитии международной академической мобильности, которая касается в основном высшего образования и науки, также могут быть весьма высоки как для глобальной экономики, так и для мировой политики. О полном отказе от физической международной академической мобильности говорить не имеет смысла (по крайней мере, пока). Но сумеет ли виртуализация научно-образовательного пространства если не заменить полностью физическую мобильность, то в какой-то мере составить ей конкуренцию? Об этом пишет Борис Железов, эксперт РСМД.

Мнения


Другое дело, когда студент решает не возвращаться. И в пользу принятия этого решения о невозвращении может играть совокупность различных факторов. Это, понятно, и базовые экономические факторы, сравнение уровня зарплаты в своей стране и за рубежом, возможность работать по специальности, но также и более широкие социально-политические и социально-психологические аспекты восприятия своей страны студентом – в сравнении с заграницей. Именно последнее зачастую является основной причиной для принятия решения о невозвращении, особенно в ситуации, когда сугубо финансовые показатели здесь и там относительно сравнимы. И если студент принимает решение не возвращаться, то тогда учёба за границей становится первым институционализированным шагом для утечки мозгов. Поскольку она даёт такому студенту изначальное сравнительное преимущество обладания зарубежным дипломом о высшем образовании без необходимости его признания и нострификации и связанных с этим бюрократических проблем и ограничения круга возможностей найти работу по профессии, с чем могут столкнуться специалисты, получившие образование дома и только потом принимающие решение уехать.

Здесь, на наш взгляд, есть несколько возможных путей реагирования государств на этот вызов не возвращающихся студентов. Один из них вроде бы самый очевидный, но на практике и самый сложный – улучшать сравнительную привлекательность возвращения как в экономическом, так и в социально-психологическом смысле. Экономически вопрос о безработице именно выпускников университетов, о безработице интеллектуального класса обычно затушёвывается в общих анализах рынка труда, поскольку в масштабе населения страны в целом она представляет собой чаще всего ощутимо меньшие проценты населения, чем безработица в целом. Поэтому когда в различных государственных программах идёт речь о борьбе с безработицей, о создании новых рабочих мест, то, как правило, акцент делается на промышленных рабочих, на сельском хозяйстве, на малом бизнесе, но отнюдь не на интеллектуальном классе. В результате выпускник университета на рынке труда оказывается финансово в худшем положении по сравнению с теми, кто высшего образования не получал. Особенно если выпускник решает продолжить свою карьеру в сфере фундаментальной науки и преподавания.

В социально-психологическом плане ситуация выглядит ещё сложнее. Объективным обстоятельством является то, что высокообразованный человек предъявляет больше запросов к социальной и политической эффективности и транспарентности того государства, в котором он живёт. И далеко не всегда и не во всех странах его высокие ожидания отвечают действительному положению дел.

К тому же в силу образования и более широкого кругозора он вполне отличает симулякры от реальности. Семантика «горе от ума» здесь работает в полном объёме.

Серьёзная трансформация сложившегося социально-политического режима, перестройка пресловутого «глубинного государства», а не просто экономическая модернизация, является гораздо более значимым и, как правило, неприемлемым вызовом для элит тех или иных стран. Это объясняет, кстати говоря, почему среди участников гражданских протестов во многих странах так много студентов, а в определённых обстоятельствах протесты носят исключительно студенческий характер (достаточно вспомнить 1968 год или же Южную Корею на предыдущих этапах развития).

Студент, отучившийся за границей, по определению обладает более широким сравнительным социально-политическим кругозором, чем если бы он учился дома. И потому у него гораздо больше поводов быть субъективно недовольным тем морально-психологическим климатом, который сложился в его стране. А если этот студент учился в западном университете, большинство из которых отличают выраженные левопрогрессистские традиции и настрой на гражданский активизм, что оказывает серьёзное воздействие на формирование жизненной позиции, тогда его неприятие реалий у себя дома становится ещё более сильным.

Другой путь реагирования на невозвращение студентов из-за рубежа цинично более простой. Если элиты того или иного государства не собираются трансформировать сложившийся социально-психологический климат, но заинтересованы в прекращении утечки мозгов, то тогда в их интересах ограничить масштаб отъезда студентов на учёбу за границу. Конечно, полностью пресечь это и наглухо закрыть границу в нынешних условиях глобализации могут лишь немногие полностью тоталитарные страны, но снизить интенсивность зарубежного рекрутинга студентов можно и иными механизмами, например,через гласное или негласное сокращение международных образовательных программ, через прекращение рекламной кампании зарубежных вузов в институциональных каналах своих университетов.

Следующий путь, на первый взгляд, более парадоксален. Но суть в том, что когда речь идёт об утечке мозгов, то это, как правило, утечка недовольных мозгов. И здесь, с точки зрения элит, в политически среднесрочной перспективе минус от отъезда профессиональных специалистов может вполне перекрываться плюсом от отъезда недовольных и потенциальных оппозиционеров. Устойчивость политического режима от этого только выиграет.

Поэтому семантика уезжающих интеллектуалов и студентов «пора валить» может находиться во вполне чёткой синергии с семантикой «скатертью дорога».

Этот парадокс – что государствам нужны мозги интеллектуалов, но что интеллектуалами труднее управлять, вполне очевиден. И реакция на него может проявляться в различных методах социальной инженерии, одним из которых может быть и то, что можно назвать стратегией люмпенизации. При этом люмпенизация как политика (естественно, негласная) отнюдь не зависит от характера политического режима в стране. Она может проводиться и в самых-самых демократических странах.

Известный парадокс системы образования в США – «как в стране с самыми худшими обычными средними школами могут быть самые лучшие в мире университеты?» – отчасти объясняется и этим. Здесь могут играть свои роли люмпенизация, с одной стороны, и жёсткая стратификация общества – с другой. В любом случае никто не станет отрицать очевидного, что люмпенизированным населением легче управлять. И потому соблазн люмпенизации может проявиться в самых разных политических системах. Понятно, что здесь мы невольно подходим к грани конспирологии о «глубинном государстве», поэтому лучше остановиться.

В целом общие выводы, которые можно сделать о том, как предотвратить утечку мозгов, понятны и даже банальны. Отчасти это вопрос привлекательности рынка труда в своей собственной стране: уровень зарплаты, перспективы карьерного роста и прочее. Но, как показывает практика, не только это является определяющим. Более тонкие социально-психологические аспекты также играют свою роль, и на них следует обращать внимание.

Конфликт и лидерство
Наука побеждать: международные академические рейтинги и научная политика России
Андрей Сушенцов
Неприступной крепостью для российской науки остаются международные академические рейтинги и публикации в научных журналах, индексированных в Web of Science и Scopus. И хотя эта цель стала приоритетом научной политики, дискуссия об эффективности наукометрических показателей для оценки результативности российской науки не прекращается, пишет Андрей Сушенцов, программный директор клуба «Валдай».

Мнения
Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.