У Запада больше нет монополии на создание моделей миропорядка

Стратегический тупик, в котором Россия оказалась после окончания холодной войны, в наши дни только расширился, распространившись на отношения между Россией и Западом и на мировые дела в целом.

Как пишет Уолтер Рассел Мид, «Россия не может превратиться в демократическую страну; её нельзя привлечь на нашу сторону как истинного друга, какие бы шаги ни предпринимал для этого Запад. Нам следует рассматривать Россию в качестве соседа Европы, но такого соседа, который в обозримом будущем не примет ценностей, чаяний и политической системы своих соседей».[1] 17 марта 2016 года министр обороны США Эштон Картер назвал пять сил, от которых исходят наибольшие стратегические вызовы в мировом масштабе. Первой в этом перечне стоит Россия, за ней следуют Китай, Северная Корея и Иран, и завершается он терроризмом. Россия и Китай, по мнению Картера, – «самые опасные конкуренты», тогда как его собственные действия продиктованы «твёрдой и взвешенной установкой на сдерживание российской агрессии» на востоке Европы.[2]

Получив от ворот поворот на Западе, Путин подвергся критике и внутри собственной страны. Всякого рода националистические и коммунистические группировки порицают его за то, что он по-прежнему желает влиться в расширенное и преображённое западное и европейское сообщество. Например, глава Следственного комитета России Александр Бастрыкин не так давно заявил, что России необходимо избавиться от иллюзии о возможности договориться с Западом, и призвал развивать её военный потенциал и ввести ограничения военного времени внутри страны: «Хватит играть в псевдодемократию и следовать псевдолиберальным ценностям».[3] Их доводы представляют собой зеркальное отражение рассуждений о «российской агрессии». Утверждается, что линия России на «умиротворение» НАТО придала смелости атлантическому сообществу, которое теперь вызывающе проводит военные учения вдоль её наземных и морских границ и уже готово включить в свой состав Черногорию. Пропагандистское наступление Запада не получает адекватного ответа.

Всё это говорит о наличии в мировых делах принципиальных разногласий. В 2014 году, четверть века спустя, на смену тупиковому состоянию «холодного мира» пришло нечто новое. Это не просто новая холодная война, а период, в течение которого Россия рассчитывает осуществить стратегический прорыв в стороне от предполагаемого тупика, образовавшегося в годы «холодного мира». По мнению России, у неё в этом деле имеется ряд союзников. В первый раз со времён падения коммунизма на горизонте вновь замаячила идея «нового мирового порядка» (этот термин был использован Михаилом Горбачёвым в его эпохальной речи, произнесённой в ООН 7 декабря 1988 года). Старомодная, скроенная по западным лекалам глобализация уходит в прошлое. Возникает система региональных блоков, под влиянием которых происходит становление плюралистического мирового порядка.

Сейчас Россия числит себя среди «остальных», хотя и не исключает возможности стать частью «Запада», если будут преодолены стратегические ограничения периода «холодного мира». Обеспечивая максимальную свободу манёвра, такая двойственная позиция подразумевает, что новые партнёрства России не превратятся в закрытые союзы. Россия уже примирилась с тем, что нормой в новую эру станет применение санкций и контрсанкций. Биполярная система периода холодной войны невосстановима, но на её место не явится и «концерт великих держав» – слишком уж много сейчас разнообразных акторов, применяющих разные способы воздействия на других.

Современная Россия для США – системный сбой
США категорически отказываются вести с Россией диалог по системным проблемам – по тем самым фундаментальным разногласиям по правилам и нормам миропорядка, которые и являются главной причиной новой конфронтации и неспособности Москвы и Вашингтона выстроить устойчивое партнёрство за прошедшие с окончания холодной войны 25 лет.
 

Новая система будет представлять собой «диалектическое сочетание конкуренции и взаимозависимости».[4] Старый «исторический Запад» (США и их союзники) будет теперь уравновешен Большой Евразией, возглавляемой Россией и Китаем, а все прочие страны станут на выбор присоединяться то к той, то к другой группировке. Или к обеим сразу. Ни одна из этих группировок не пойдёт по пути глубокой интеграции. Вместо этого Большая Евразия останется общим ориентиром – группировкой, обладающей достаточной гибкостью и экономическим потенциалом для привлечения новых участников, но не настолько закрытой, чтобы внутри неё появилась необходимость в блоковой дисциплине. Структурный реализм формирует предпочтения, но не определяет выбор.

Кризис на Украине упрочил новый тип биполярности в мировых делах. С одной стороны, активизировался Североатлантический альянс. В настоящее время происходит укрепление военного аспекта европейской безопасности: на восточной границе НАТО почти беспрерывно осуществляется развёртывание частей вооружённых сил США. Совсем как во времена холодной войны, это сопровождается наращиванием возможностей пропагандистского аппарата. Если идея создания Трансатлантического торгового и инвестиционного партнёрства (ТТИП) получит воплощение, то в мире появится новое мощное экономическое сообщество, под которым на поколение вперёд, а то и на более длительный срок будут похоронены все европейские мечты об объединении континента. Создание «экономической НАТО» будет означать окончательное разделение Европы.

Одновременно вновь обрело значение «лидерство» США, которое те осуществляли на протяжении почти всего периода холодной войны. Хотя президент Барак Обама и попытался передвинуть центр стратегического интереса Америки в Азиатско-Тихоокеанский регион, США снова оказались в положении краеугольного камня европейской безопасности. Как и во времена холодной войны, главной заботой атлантического руководства стало обеспечение соблюдения блоковой дисциплины.

Впрочем не все европейские страны поверили в российскую угрозу так же безоглядно, как главные паникёры атлантического сообщества – Польша и Литва. Число стран, начавших платить на нужды обороны оговоренные 2% от ВВП, конечно, увеличилось, но прочие государства-члены взирают на всю подоплёку новой конфронтации со скептицизмом.

С другой стороны, растёт число мероприятий и организаций антигегемонистской направленности. Пока что их отличает разнородность и незрелость, но они крепнут с каждым днём. Они ничем не напоминают официозные, хорошо отлаженные организации периода холодной войны, ибо Россия не обладает привлекательностью, идеологической убеждённостью и экономическими ресурсами Советского Союза. Государствам нет смысла сознательно выступать против атлантических держав, с которыми их связывает столько торговых и политических отношений. Тем не менее все ясно видят опасности однополярного мироустройства.

Опыт военных вторжений, случившихся после окончания холодной войны, является красноречивым предупреждением тем странам, которые захотят пойти против системы или поставить собственную экономику под общественный контроль и тем самым ущемить транснациональные корпорации. Ползучая универсализация американского законодательства, сопровождающаяся случаями применения универсальной юрисдикции, представляет собой новый вид власти, угрожающий суверенитету государств по всему миру. В ответ набирают силу и боевитость антигегемонистские движения, возникшие под влиянием реальных вызовов.

Россия находится в авангарде всех этих движений. Её попытки стать частью обновлённого Запада закончились неудачей. Вместо того, чтобы начать преобразования, там принялись укреплять институты и практики исторического Запада. В ответ Россия стала одним из наиболее ярых поборников создания не-Запада. Бобо Ло пишет по этому поводу: «Кремль стремится выстроить альтернативную умозрительно-политическую легитимность, бросающую вызов западным понятиям об управлении миром и о моральном универсализме».[5] Это не совсем точно, поскольку вызов бросается кажущимся недостаткам существующей системы управления миром, недовольство которой разделяет целый ряд государств. Это недовольство и послужило причиной создания альтернативных структур. Точно так же оспаривается правомерность практик морального универсализма, а не сами принципы, на которых он зиждется, так как Россия не намерена отказываться от таких основополагающих документов, как Устав ООН и Всеобщая декларация прав человека.

Что касается России и союзников России, то в годы после окончания холодной войны ценностная политика опосредованно и выборочно применялась для укрепления гегемонистской власти Запада, а не для того, чтобы и в самом деле упрочить царство справедливости. С точки зрения Москвы, просто бессмысленно осуждать недочёты России и в то же время делать поблажки Саудовской Аравии, где имеют место гораздо более шокирующие нарушения прав человека и гражданских прав. В критике со стороны Москвы содержится некое рациональное зерно, но критикующие исторический Запад не сознают, что его приверженность принципам, изложенным в Атлантической хартии, действительно имеет основополагающий характер. Точно так же Запад, как правило, не придаёт чрезмерного значения гегемонистским и коммерческим перекосам, допускающимся в процессе осуществления ценностной политики. Экс-министр иностранных дел Робин Кук и правительство «новых лейбористов» быстро уразумели, что проводить «этичную» внешнюю политику очень трудно.

Критика в адрес «навязанной извне модели, выдаваемой за универсальную», вызвала «спрос на альтернативные модели».[6] Однако альтернатива может быть только частичной, поскольку Россия является не то, чтобы ревизионистской, а неоревизионистской державой: она подвергает осуждению не принципы, а практики гегемонистских держав. Москва стремится отрегулировать практическое применение принципа морального универсализма, которое, как ей представляется, приобрело произвольный и карательный уклон, и одновременно обеспечить, чтобы в нормативных документах, относящихся к глобальному управлению, действительно отражались проблемы мирового масштаба. Её цель – не просто воспроизвести полярность внутри единого мирового порядка, а создать альтернативный мировой порядок, который просто в силу своего существования обеспечивал бы наличие геополитического и идейного плюрализма. Разговоры на тему об альтернативной глобализации не означают призывов к воспроизводству того, что всё чаще воспринимается как западный монизм.

В докладе Международного дискуссионного клуба «Валдай» говорится: «Атлантическое сообщество – уникальный пример ценностной унификации. Незападные же державы в один голос подчеркивают важность многообразия, настаивают на том, что никакого единого набора признаков «современного государства и общества», общего знаменателя быть не может. Второй вариант больше соответствует условиям многополярного мира».[7] Но даже экспертам клуба «Валдай» не удалось разглядеть, какими радикальными отклонениями чревата перспектива многоукладного миропорядка.

Западные санкции ускорили процесс поиска альтернатив доллару. Предлагалось устанавливать цену на нефть в золоте или других валютах, но это не привело к отказу от интеграции в мировую экономику. Китай помог России противостоять санкциям, а страны БРИКС приступили к созданию альтернативы подконтрольным Западу международным институтам. Это и есть тот не-Запад, который, оставаясь частью мировой экономики, одновременно стремится обеспечить беспристрастность применения универсальных правил и их невключённость в монистскую систему власти. Иными словами, плюралистический и многоукладный мир будет, как и раньше, основываться на системе ООН и принципе интернационализации экономик, но откажется от обслуживания узких интересов исторического Запада. Если Россию не пускают на обновлённый Запад, она станет членом-основателем незападного сообщества.

Россия первая бросила вызов однополярному миру, возникшему на обломках мира биполярного. Вопрос в том, являются ли попытки видоизменить мировой порядок началом долговременного сдвига в сторону перестройки системы мировой политики или всего лишь временным отклонением от долгосрочного процесса консолидации либерального миропорядка. В российской политике отражены элементы обеих перспектив, но наш анализ основывается на том предположении, что как минимум с 2007 года, когда Путин произнёс знаменитую Мюнхенскую речь, либеральный миропорядок в нынешнем своём виде работает не в пользу России.

Предлагаемые им преимущества, которыми Россия готова безоглядно воспользоваться, в итоге обходятся ей чересчур дорого, так как под их воздействием подтачиваются устои системы безопасности страны и перспективы её дальнейшего развития в качестве суверенного государства. Часть российской элиты уверовала в то, что Америка клонится к своему закату, что якобы ведёт к ослаблению международного порядка, установленного под руководством США. Поэтому имеет смысл принять на вооружение стратегию противовеса и ориентироваться на восходящие державы вроде Китая и нарождающийся альтернативный миропорядок.

Однако эта оценка может оказаться ошибочной. Что если нынешние пертурбации напоминают заверти поднимающейся волны только с виду и вовсе не свидетельствуют о появлении движущих сил, готовых создать альтернативную мировую архитектуру? В этом случае российская стратегия порочна в своей основе и способна загнать страну ещё глубже в стратегический тупик, образовавшийся после окончания холодной войны, – в тупик, где отсутствуют условия для успешной политики и развития.[8] Устойчивый порядок и в самом деле может сложиться, но для России в нём не будет места. Россия играет в одну игру, а главное действие тем временем разворачивается совсем в другом месте.

Однако, хотя об облике альтернативного миропорядка сейчас можно только гадать, возникновение элементов многополярности сомнений не вызывает. Образование Транстихоокеанского партнёрства (ТТП) без участия Китая свидетельствует о нарождении блоков государств в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Хотя ТПП является преимущественно хозяйственной и торговой организацией, появляется всё больше признаков его политизации. В ответ Китай пошёл на укрепление связей с Россией и стал разрабатывать собственные механизмы финансовой деятельности, развития и хозяйствования. Попытка Китая утвердить свой суверенитет над участком акватории Южно-Китайского моря, в том числе путём насыпки искусственных островов и строительства военных объектов, была осуждена Международным арбитражным судом (июль 2016) по иску правительства Филиппин. Но постановление суда было с гневом отвергнуто Китаем. 

Китай остаётся огромной стратегической проблемой для США. Их тесные экономические связи не помешали шагам по укреплению связей в области безопасности в обход Китая. Впрочем, всё это не исключает стабилизации китайско-американских отношений в долгосрочной перспективе. Но такая перспектива поставит под угрозу основы российской стратегии сопротивления. Китайские финансовые учреждения уже неохотно дают России взаймы из страха самим столкнуться с американскими санкциями. Чтобы избежать политизации конфликтов с США, Китай придумывает всевозможные способы сопротивления, одновременно расправляя крылья над всем миром. Осуществление китайских программ экономического развития и таких проектов, как «Экономический пояс Шёлкового пути», будет иметь важные геополитические последствия. Ситуация всё время изменяется, и Россия старается не оказаться на позициях, непригодных для обороны.

Как видно из выступлений Владимира Путина на Петербургском международном экономическом форуме (ПМЭФ) в 2016 году, он, характеризуя противостояние России и Запада, избегал пользоваться термином «холодная война». Признавая отсутствие идеологической борьбы между двумя системами, он стремился обеспечить углубление экономических связей с такими странами, как Италия, Германия и даже США, лидеры делового сообщества которых присутствовали на форуме даже в большем числе, чем в прежние годы. В условиях, когда Дональд Трамп призывает к выработке для Америки более изоляционистской политики и к сосредоточению на внутренних проблемах, Путин повторяет свой тезис о том, что Трамп «яркий» человек, а Трамп отпускает ему комплимент по поводу его лидерских качеств.[9] 

Украинский кризис укрепил евроатлантическую солидарность, но в то же время в Евросоюзе обнаружилось огромное количество проблем, обнаживших его уязвимые места. Сирийский кризис показал, что НАТО не способна гарантировать безопасность Европы перед лицом таких напастей, как терроризм и наплыв беженцев. Явное отсутствие в ЕС адекватных механизмов обеспечения безопасности побудило государства-члены взяться за решение проблемы самостоятельно, что ещё сильнее подрывает авторитет учреждений и политической линии ЕС.

В Глобальной стратегии ЕС, принятой Европейским советом 28 июня 2016 года, очерчены шаги по обеспечению более тесной координации в области безопасности внутри Европы. В документе подчёркивается, что «мир и стабильность более не являются данностью. Нарушение Россией международного права и дестабилизация Украины, наряду с продолжающимися в большом Черноморском регионе конфликтами, нанесли удар в сердцевину европейской безопасности. Но ЕС сохранит единство и выступит в защиту международного права, демократии, прав человека, сотрудничества и права каждой страны свободно выбирать своё будущее».[10] Череда терактов, потрясших Францию и Германию в 2015 и 2016 годах, высветила необходимость более тесной координации деятельности разведслужб и погранвойск. На прошедшем в Варшаве 8–9 июля саммите НАТО согласованы шаги по укреплению сотрудничества между НАТО и ЕС при морском патрулировании и в других вопросах. Но параллельно Евросоюз работал и над созданием собственного потенциала. 

Пока что рано предсказывать последствия британского референдума, состоявшегося 23 июня, в ходе которого 52% его участников проголосовали за выход из ЕС. Возможно, это ускорит продвижение в сторону большей интеграции внутри еврозоны, хотя лозунг «больше Европы» особой поддержкой среди населения ЕС не пользуется. Но и распад Евросоюзу, видимо, тоже не грозит.

Конечно, Brexit – это европейская проблема, но прежде всего это проблема для самого Соединённого Королевства. Похоже, что не будет применена ни одна из существующих моделей регулирования отношений (Норвегия, Швейцария, Канада). Вместо этого разработают особый тип отношений. Соединённое Королевство и Европа слишком нуждаются друг в друге, чтобы допустить полный разрыв. Мнение о том, что Великобритания могла бы восстановить некое подобие «англосферы», объединяющей США и некоторые из бывших доминионов, выглядит довольно фантастично. Короче, в результате британского референдума этот полный неопределённости мир приобрёл целый ряд дополнительных неизвестных.

Британский референдум: как решение о выходе из ЕС повлияет на будущее Соединённого Королевства и «европейского проекта»
Очевидно, что Европейский союз необходимо реформировать. Все издержки, связанные с существованием свободного рынка, несут наименее обеспеченные и образованные группы населения, которые больше всех страдают от нестабильности рынка труда и снижения уровня жизни в условиях режима жёсткой экономии.

На ПМЭФ этого года Путин нарисовал грандиозные планы формирования «Большой Евразии». Хвалёная Большая Европа оказалась мертворождённым ребёнком. В связи с этим Путин провозгласил: «Уже в июне мы с нашими китайскими коллегами планируем начать официальные переговоры о создании в Евразии всестороннего торгово-экономического партнёрства с участием государств Европейского союза и Китая. Я рассчитываю, что это будет одним из первых шагов к формированию крупнейшего евразийского партнёрства». Он также отметил, что «несмотря на все хорошо известные проблемы в наших отношениях», ЕС остаётся «ключевым торговым и экономическим партнёром» России. Таким образом, он пригласил европейцев к участию в проекте евразийского партнёрства. Он также приветствовал инициативу президента Казахстана Нурсултана Назарбаева о проведении консультаций между ЕЭС и ЕС.[11] Вопреки утверждениям тех, кто считает, что Путин стремится ослабить ЕС и обострить его внутренние противоречия, авторы амбициозного плана создания торгового блока на пространстве от Тихого до Атлантического океана хотят, чтобы ЕС стал полноправным партнёром. И в этом им обеспечена поддержка китайского руководства. России не придётся выбирать между Европой и Азией, ибо расположенная между ними Евразия объединит и ту и другую.

Россия и Китай начинают мыслить мировыми категориями, однако в созданной ими формуле отсутствуют США. Как и в случае с проектом Большой Европы, США расценят её как средство ослабления атлантической системы и подкоп под их собственное мировое лидерство. Многие в России уже считают, что события на Украине и свержение Януковича спланированы умышленно, чтобы вбить клин между Россией и Европой, тогда как агитация за ТТИП на Западе приведёт к тому же, к чему привело образование ТТП в Азии – к созданию блоков государств под эгидой США, где не будет места ни России, ни Китаю. После холодной войны Россия зависела от Запада в деле создания «общего европейского дома». Теперь Россия и Китай способны начать создание нового блока самостоятельно. Путин явно стремился избежать ошибки, допущенной Горбачёвым, который поставил будущее России в зависимость от факторов, находившихся вне его контроля. Тем не менее эти планы в значительной мере остаются на бумаге, являясь показателем того, насколько подвижна обстановка в международной системе. Хотя Запад и сохраняет за собой мировое лидерство, у него больше нет монополии на создание моделей миропорядка.   

[1] Walter Russell Mead, ‘Washington and Brussels: Rethinking Relations with Moscow?’, in Aldo Ferrari (ed.), Putin’s Russia: Really Back? (Milan, Ledi Publishing for ISPI, 2016), p. 46.

[2] Lisa Ferdinando, ‘Carter Outlines Security Challenges, Warns against Sequestration’, 17 March 2016, http://www.defense.gov/News-Article-View/Article/696449/carter-outlines-security-challenges-warns-ag....

[3] Александр Бастрыкин, «Пора поставить действенный заслон информационной войне», Коммерсантъ-власть, No.15, 18 апреля 2016, http://www.kommersant.ru/doc/2961578.

[4] Fyodor Lukyanov, ‘The Goal is to Streamline Chaos and Rationalize Diversity’, Valdai Discussion Club, 20 January 2016, http://valdaiclub.com/news/the-goal-is-to-streamline-chaos-and-rationalize-diversity/.

[5] Bobo Lo, Frontiers New and Old: Russia’s Policy in Central Asia, IFRI Russia/NIS Centre, Russie.Nei.Visions No. 82, January 2015, p. 9.

[6] War and Peace in the 21st Century: A New International Balance as the Guarantee of Stability, Materials for Discussion at the 12th Annual Meeting of the Valdai Discussion Club, Sochi, 19-22 October 2015, p. 4.

[7] War and Peace in the 21st Century, p. 5.

[8] Отчёт об интересной дискуссии на эту тему находится здесь: Ivan Timofeev, ‘World (Dis)order: An Advantage for Russia?’, Valdai Discussion Club, 30 June 2016, http://valdaiclub.com/news/world-dis-order-an-advantage-for-russia/.

[9] Tyler Pager, ‘Putin Repeats Praise of Trump: He’s a “Bright” Person’, Politico, 17 June 2016, http://www.politico.com/story/2016/06/putin-praises-trump-224485.

[10] Shared Vision: Common Action: A Stronger Europe. A Global Strategy for the European Union’s Foreign and Security Policy, June 2016, p. 33, http://europa.eu/globalstrategy/en.

[11] ‘Plenary session of St Petersburg International Economic Forum’, 17 June 2016, http://en.kremlin.ru/events/president/news/52178.

Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.