Конфликт и лидерство
Сумеют ли Вашингтон и Тегеран преодолеть инерцию враждебности

США до сих пор не могут избавиться от комплекса унижения и бессилия, испытанного ими после свержения шахского режима и захвата в заложники сотрудников американского посольства в Тегеране в ходе иранской революции 1979 года. Эти события продолжают определять враждебное отношение любой американской администрации к иранскому режиму, который отвечает полной взаимностью. Такая ситуация чревата перманентной опасностью военного конфликта и дестабилизации всего региона Ближнего Востока, пишет Александр Марьясов, российский дипломат, Чрезвычайный и Полномочный Посол России в Иране (2001–2005).

Иранская революция 1979 года нанесла сильный удар по самолюбию и престижу США, серьёзно ослабила их позиции в районе Ближнего Востока. В лице шахского Ирана Вашингтон потерял надёжного регионального союзника, служившего противовесом амбициозному режиму Саддама Хусейна и плацдармом для разведывательной деятельности против СССР. Несмотря на присутствие десятков тысяч военных и гражданских советников, контролировавших деятельность практически всех министерств и ведомств Ирана, американцы не смогли предотвратить развитие революционного процесса в этой стране и предвидеть его шокирующие последствия.

В отличие от недавних «цветных революций», открывших процесс хаоса и распада в целом ряде стран региона, результатом иранской революции стало создание достаточно стабильной государственности, сочетающей теократические и демократические элементы и способной успешно купировать как внешние, так и внутренние угрозы режиму. Иран выстоял в ожесточённой военной схватке с саддамовским Ираком, не согнулся под нараставшей тяжестью американских санкций, сумел выжить в условиях жёсткой экономической блокады и международной изоляции.

Несмотря на то, что антиамериканизм был и остаётся одной из главных составляющих официальной политической идеологемы режима ИРИ, в иранском истеблишменте всегда были сторонники нормализации отношений с США, готовые пойти на компромиссные договорённости с Вашингтоном, не угрожающие безопасности Ирана и не ущемляющие его национальные интересы.

Наиболее влиятельным представителем этого направления был четвёртый президент ИРИ Али Акбар Хашеми Рафсанджани, один из близких соратников вождя иранской революции Рухоллы Хомейни. Будучи трезвым прагматиком, свободным от чрезмерных идеологических шор, он стремился снизить накал взаимной враждебности между Вашингтоном и Тегераном, искал пути возобновления связей с США как в политической, так и в экономической области.

Став президентом в 1989 году, Рафсанджани при посредничестве помощника генсекретаря ООН Джандоменико Пикко предложил американской стороне содействие Тегерана в освобождении захваченных «Хизбаллой» в Ливане американских заложников в обмен на размораживание и возвращение в Иран его денежных авуаров. Он надеялся, что это станет первым шагом к снятию взаимной напряжённости и началом выстраивания конструктивных отношений между двумя странами. Иранцы выполнили свою часть сделки, однако американцы уклонились от выполнения своей.

Тем не менее Рафсанджани не оставил попыток найти общий язык с американцами. В 1995 году при его активном содействии был заключён миллиардный контракт с американской нефтяной компанией Conocco на разработку крупного иранского месторождения нефти Сирри. При этом Рафсанджани заявил, что Иран протягивает США «оливковую ветвь мира». Однако администрация президента Билла Клинтона не только заблокировала эту сделку, но и ввела эмбарго на американские инвестиции в энергетический сектор Ирана и наложила запрет на развитие экономических отношений с Тегераном.

Линию Рафсанджани продолжил следующий иранский президент-реформатор Мохаммад Хатами. Он выдвинул идею «диалога цивилизаций» в попытке на её основе найти взаимопонимание с США.

После теракта в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года правительство Хатами пошло на активное сотрудничество с администрацией Джорджа Буша в борьбе с «Аль-Каидой» и движением «Талибан» в Афганистане . Не кто иной, как командующий элитным подразделением «Кудс» Корпуса стражей исламской революции (КСИР) Касем Сулеймани, позже погибший в Ираке в результате ракетного удара американских ВВС, сыграл ключевую роль в налаживании контактов американских военных с Северным альянсом, который через Тегеран передавал Вашингтону важную развединформацию по «Аль-Каиде» и отряды которого при поддержке авиации западной антитеррористической коалиции освободили Кабул и обеспечили условия для ввода сил коалиции в Афганистан. Американцы не только не оценили оказанную иранцами помощь, но и включили Иран, наряду с Ираком и КНДР, в «ось зла».

Не верь, не бойся, не проси. Иран после убийства Сулеймани
Фархад Ибрагимов
Иран столкнулся с новыми вызовами. И то, что месть свершилась, вовсе не означает отсутствия подобных инцидентов в будущем, поскольку красная линия пройдена и отходить назад никто не намерен. Иранцам ничего не остаётся, как заняться укреплением собственной безопасности. В Тегеране уверены – доверять никому нельзя. Вероятно, именно этот принцип и помогал выживать Ирану на протяжении тысячелетий, пишет аспирант Центра постсоветских исследований ИМЭМО им. Е.М.Примакова РАН Фархад Ибрагимов.
Мнения участников


Замкнутый круг взаимного недоверия и враждебности попытался разорвать президент США Барак Обама. Он санкционировал переговоры с Тегераном по выработке компромиссного документа по параметрам ядерной деятельности Ирана, вызывавшей наиболее серьёзную озабоченность Вашингтона и его союзников в регионе Ближнего Востока. При этом, чтобы добиться нужного результата, администрация Обамы исключила из переговорного процесса, по настоянию Тегерана, другие беспокоившие США темы – ракетную программу Ирана и его региональную деятельность.

Итогом сложной дипломатической работы с активным участием пятёрки стран – постоянных членов Совета Безопасности ООН и Германии стала выработка Совместного всеобъемлющего плана действий по урегулированию ядерной проблемы Ирана (СВПД). Он ограничивал, но не закрывал ядерную программу ИРИ. Подтверждал право Ирана на мирную ядерную деятельность, отменял связанные с этой деятельностью международные санкции. Мировое сообщество, в свою очередь, помимо временного ограничения объёмов ядерной активности Ирана, получало возможность регулярного интрузивного мониторинга всех ядерных объектов этой страны, что исключало вероятность переключения их работы на военные цели и фактически закрывало путь к разработке ядерного оружия.

Реализация СВПД могла бы стать важным прецедентом, открывающим дорогу к новым компромиссным договорённостям между Вашингтоном и Тегераном по ослаблению взаимных озабоченностей и созданию благоприятной атмосферы для постепенной нормализации двусторонних отношений. Однако глубоко укоренившиеся в американском консервативном истеблишменте антииранские фобии и «ястребиные» настроения сорвали реализацию подобной перспективы. Республиканский президент Дональд Трамп разорвал ядерную сделку с Ираном и резко нарастил объём антииранских санкций в рамках политики «максимального давления» на Тегеран.

Однако это «генеральное наступление» с откровенно обозначенной Госдепартаментом США целью если не смены иранского режима, то резкого его ослабления и принуждения к принятию по существу капитулянтских условий, сформулированных Госсекретарём Майклом Помпео в мае 2018 года, предсказуемо провалилось. Иран ответил отказом от соблюдения ряда своих обязательств по СВПД, стал наращивать объёмы и степень обогащения урана, увеличивать количество центрифуг. Активизировалось выполнение ракетной программы, были отмобилизованы на возможные военные вызовы Ирану подконтрольные ему шиитские вооружённые формирования в регионе.

В январе 2020 года США и Иран оказались на грани вооружённого конфликта, когда в результате американской ракетной атаки в багдадском аэропорту погиб архитектор иранской оборонительной доктрины и самый влиятельный иранский военачальник генерал Сулеймани. Тегеран ответил ракетным обстрелом двух американских баз на территории Ирака, обошедшимся без человеческих жертв.

Деструктивная политика Трампа в отношении Ирана резко ослабила позиции президента Хасан Роухани и всего прагматического сегмента иранского истеблишмента, делавших ставку на успех ядерной сделки. При этом многократно усилилось влияние иранских консерваторов и радикалов, победивших на парламентских выборах в феврале 2020 года и с полным основанием рассчитывающих на победу на президентских выборах в июне 2021 года.

СВПД Шрёдингера: иранская ядерная суперпозиция
Андрей Баклицкий
В квантовой физике суперпозицией называют одновременное существование системы в двух взаимоисключающих состояниях. Электрон находится в двух местах сразу, ядро радиоактивного элемента и распалось, и не распалось, а всем известный кот Шрёдингера и жив, и мёртв в то же самое время. Последний пример в первую очередь красивая иллюстрация, в масштабах макромира квантовые эффекты не действуют. Но если поискать аналогии в сфере международной безопасности, то нельзя не заметить параллели с ситуацией вокруг Совместного всеобъемлющего плана действий по иранской ядерной программе и с ирано-американскими отношениями в целом, пишет консультант ПИР-Центра, аналитик Института международных исследований МГИМО МИД России Андрей Баклицкий по итогам IV Российско-иранского диалога, который Валдайский клуб провёл 15 июля в партнёрстве с Институтом политических и международных исследований (IPIS).

Мнения участников


В ответ на тактику «выжженной земли» президента Трампа иранские радикалы взяли курс на эскалацию действий, фактически ведущих к выходу самого Ирана из СВПД. В иранском парламенте принят закон, предусматривающий дальнейшее наращивание производства и повышение уровня обогащения урана, увеличение количества центрифуг, в том числе новейших модификаций, восстановление завода по производству тяжёлой воды, а также ограничение инспекционной деятельности МАГАТЭ на иранских ядерных объектах в случае, если США в ближайшее время не вернутся в СВПД, а европейские участники сделки не обеспечат, наконец, необходимын экономические бонусы для Ирана.

Правительство Роухани отчаянно сопротивляется давлению радикалов, рассчитывая, что вновь избранный президент США выполнит своё обещание вернуться в СВПД. Верховный руководитель ИРИ Али Хаменеи выдерживает паузу в ожидании вступления Джозефа Байдена в должность и его практических шагов на иранском направлении.

Было бы, однако, иллюзией считать, что новый американский президент кардинально пересмотрит политику США в отношении Ирана. Как и республиканские «ястребы», а также ближневосточные союзники США, прежде всего Израиль и Саудовская Аравия, он заражён теми же стереотипами «рвущегося к атомной бомбе» и осуществляющего «подрывную деятельность» в регионе Ирана, который надо «жёстко сдерживать».

Более чем сорокалетняя история отношений между США и ИРИ свидетельствует о том, что политика давления и санкций в отношении Ирана не достигает своих целей, а только играет на руку религиозно-политическому руководству страны, помогая ему мобилизовывать иранцев на национально-патриотической основе для отпора внешним угрозам, смягчать и оправдывать фактором внешней опасности недовольство населения ухудшающимся социально-экономическим положением. При этом Вашингтон усиливает иранских радикалов, фактически загоняя в угол представителей реформаторских кругов иранского общества, которые заинтересованы в нормализации отношений с США и способны при благоприятных обстоятельствах изменить вектор внутренней и внешней политики Ирана.

Если не будут найдены компромиссные развязки по иранской ядерной программе –ключевой на сегодняшний день проблеме ирано-американских отношений, – то она, как это уже было при радикальном президенте Махмуде Ахмадинежаде, будет резко активизирована. Если и это не подтолкнёт США к договорённостям с Тегераном, то Иран может прекратить сотрудничество с МАГАТЭ, выйти из СВПД и, возможно, из ДНЯО. После этого ускорение реализации ракетной программы и активизация иранской доктрины сдерживания угроз безопасности ИРИ на дальних подступах приобретут особую актуальность.

Чтобы избежать дальнейшей радикализации обстановки в регионе Ближнего Востока, Вашингтон и Тегеран должны найти такой модус вивенди в своих отношениях, который предотвратил бы развитие событий по катастрофическому сценарию.

Для этого США необходимо освободиться от груза исторических обид, иллюзий и антииранских фобий, зачастую вымышленных, и признать существующие реалии. Иран не представляет угрозы национальной безопасности США. Их военные потенциалы несопоставимы. Развивая свою ядерную программу, Тегеран ставит целью её использование в мирных целях, а не для создания ядерного оружия, если, конечно, форс-мажорные обстоятельства, например иностранная вооружённая агрессия, не вынудят его к этому.

Вполне естественным является стремление Ирана к признанию за ним статуса влиятельной региональной державы и равноправного политического и торгово-экономического партнёра, имеющего право на защиту своих национальных интересов, включая обеспечение безопасности. Это весьма актуально с учётом американского военного присутствия по периметру иранских границ.

Иран готов активно подключиться к созданию системы коллективной безопасности в регионе. Об этом свидетельствует выдвинутая им Ормузская мирная инициатива, предлагающая выработку мер по укреплению доверия и сотрудничества как в зоне Персидского залива, так и в районе всего Ближнего Востока.

СВПД ни жив ни мёртв: как Иран и его партнёры живут в условиях неустойчивого баланса
Андрей Баклицкий
С одной стороны, сохранение ядерной сделки с Ираном и сопротивление неправомерному американскому давлению отвечает политическим и экономическим интересам Европы. С другой – многие европейские страны были бы рады, если бы Иран нарушил свои обязательства и Европа снова бы оказалась на понятной «правильной стороне истории» вместе с Вашингтоном, отметил в интервью ru.valdaiclub.com директор программы «Россия и ядерное нераспространение» ПИР-Центра Андрей Баклицкий.
Мнения участников
Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.