Латинскую Америку когда-то назвали «бурлящим континентом». Нынешние события – роспуск парламента и двоевластие в Перу, сохраняющееся противостояние исполнительной власти и парламента в Венесуэле, массовые протесты и введение чрезвычайного положения в Эквадоре – эти и другие события заставили задуматься, а не стоим ли мы на пороге новой «весны», только теперь не арабской, а латиноамериканской. Подробнее – в материале Виктора Хейфеца, профессора РАН, директора Центра ибероамериканских исследований СПбГУ, и Лазаря Хейфеца, профессора СПбГУ.
Сходство всё же представляется иллюзорным. Во-первых, Латинская Америка крайне разнообразна, и события в ряде стран никоим образом не связаны (или мало связаны) между собой. Тут мало общего с гораздо более гомогенным арабским Востоком. И перуанский кризис, и кризис в Эквадоре, и тем более венесуэльские события вызревали давно, но движущие силы во всех случаях разные, мотивы участников непохожи, цели они преследуют неодинаковые.
Исключать падения правительства Ленина Морено в Эквадоре нельзя, индейские движения за последние несколько десятков лет заставляли уже двух глав государств досрочно покинуть президентское кресло. Но перуанский глава государства, скорее всего, удержится на своём посту. А венесуэльский кризис вообще на данном этапе больше зависит от внешних акторов. Так что теория «домино» в этом случае реализована быть не может. Единственной проблемной точкой остаётся Центральная Америка, особенно Гондурас и Никарагуа, где высоки индексы недоверия населения к власти, а привычки решать проблемы на улицах никуда не исчезли.
Латинская Америка сегодня совсем другая, диктаторские режимы и военные правительства стали в целом достоянием прошлого. Увы, нельзя сказать, что местные демократические модели в полной мере тождественны западноевропейским аналогам. Но даже в существующей форме они прекрасно обеспечивают канализацию общественного недовольства и значительную степень политической коммуникации между элитами и населением. Этого компонента не было в странах, которые охватила «арабская весна». Латиноамериканцы же будут решать проблемы в целом в рамках существующих политических систем, при этом маятник политической жизни будет приводить к власти разные политические силы. Так, в Аргентине в конце октября, скорее всего, правоцентристский кабинет уступит место левоцентристам и центристам, а в соседнем Уругвае правящим левым будет очень тяжело удержать власть, и весьма вероятен сдвиг страны вправо. Боливийский же индеец-президент Эво Моралес обладает весьма высокими шансами на переизбрание и сохранение страны в векторе «боливарианского развития».
Нашу страну в контексте возможных политических перемен не может не волновать вопрос: а как это заденет российские интересы? Честно говоря, пока особых поводов для беспокойства нет. В Аргентине экономическое присутствие России и товарооборот не испытали на себе воздействие cдвига политического курса вправо, случившегося несколько лет назад. То же самое можно сказать о Бразилии, где после импичмента Дилму Русеф сменил правый кабинет Мишела Темера, а на выборах 2018 года победа ещё более правого Жаира Болсонару поставила крест на попытке левых вернуться к власти. Отношений с Россией это не коснулось. И аргентинцы, и бразильцы достаточно прагматичны, там, где они увидят экономические выгоды, они будут их получать, не глядя на цвета флага.
Применительно к Уругваю и Эквадору Москва тоже может чувствовать себя спокойно. Уругвайско-российские отношения и эквадорско-российские отношения неидеологизированы, развиваются в рамках рыночной модели, внутриполитические передряги этих стран Россию напрямую не затрагивают. У нас есть с ними точки совпадения и точки расхождения в вопросах внешней политики, но резких поворотов ждать не приходится.
Отдельный вопрос – Венесуэла. В случае масштабных политических перемен в Каракасе Москва с высокой долей вероятности потеряет регионального союзника. Но Россия явно преисполнена решимости этого не допустить.