Между Россией и Западом по-прежнему нет фундаментального согласия по поводу политического и экономического будущего таких стран постсоветского пространства, как Украина, считают участники экспертной дискуссии, состоявшейся 7 декабря в клубе «Валдай». Вопрос о характере регионального порядка в этой части мира остаётся открытым, что чревато новыми кризисными явлениями в отношениях двух сторон.
Кризис отношений России и Запада из-за Украины, продолжающийся с конца 2013 года, стал кульминацией всех тех противоречий между двумя сторонами, которые накапливались после окончания холодной войны. Корень проблемы – в отсутствии единого видения безопасности на пространстве между Россией и евроатлантическими структурами. Шансов на то, что такое видение сложится в ближайшем будущем, практически нет – по причине полной несовместимости нарративов. К таким неутешительным выводам пришли участники экспертной дискуссии «Украинский кризис: квинтэссенция отношений России и Запада?», которая прошла в клубе «Валдай» 7 декабря.
В ходе мероприятия также состоялась презентация специального выпуска журнала «Россия в глобальной политике» – перевода книги профессора исследований государственного управления и России в Гарвардском университете Тимоти Колтона и ведущего научного сотрудника корпорации RAND Сэмюэла Чарапа «Победителей нет». Книга двух американских учёных удостоилась самых высоких оценок. Как отметил директор по научной работе Фонда клуба «Валдай» Фёдор Лукьянов, она представляет собой максимально объективное и непредвзятое описание украинского кризиса и содержит множество фактологической информации, проливающей свет на его причины.
Однако в центре внимания участников дискуссии оказался не столько сам украинский кризис, сколько его значение для отношений России и Запада. По словам Сэмюэла Чарапа, текущее положение дел в них объясняется, как правило, при помощи одной из двух диаметрально противоположных концепций. Первая, наиболее распространённая на Западе, состоит в том, что Россия, потерпев поражение в холодной войне, всегда стремилась к подчинению себе постсоветского пространства и, обретя достаточную силу, приступила к реализации своих планов. Вторая, также постулируемая западными учёными, такими, как Джон Миршаймер, но объяснимо пользующаяся популярностью в России, гласит, что Запад своей политикой на постсоветском пространстве загнал Россию в угол, и она была вынуждена реагировать.
У обеих концепций есть серьёзные недостатки, отметил Чарап, ведь отношения развивались не в вакууме. Следует принимать во внимание и внутриполитическую обстановку в странах, и общую ситуацию в сфере безопасности в регионе. Кроме того, нельзя забывать и о периодах потепления, как в 2011–2012 годах, когда Россия вела активное сотрудничество с НАТО по Афганистану, а двусторонние встречи на высоком и высшем уровне проходили с беспрецедентной частотой.
Корни нынешнего кризиса в отношениях России и Запада уходят в 1990-е годы, постулируют авторы книги. Само окончание холодной войны – период, который Чарап называет «урегулированием, которого не было», – трактовалось совершенно по-разному двумя сторонами. Как констатировал Джеймс Голдгайер, приглашённый научный сотрудник в Совете по международным отношениям, тогдашний президент России Борис Ельцин искренне не понимал, почему Запад говорит о своей победе в холодной войне. Он считал, что победил российский народ в борьбе с коммунизмом и тщетно рассчитывал на то, что Запад будет относиться к нему как к равноправному партнёру.
Осознание того, что ничего подобного не будет, стало приходить с расширением НАТО, окончательное решение о котором было принято в середине 1990-х. В России часто ссылаются на обещания, данные западными лидерами Горбачёву о том, что после окончания холодной войны НАТО не будет распространяться на бывшую сферу влияния СССР в Восточной Европе. На Западе в свою очередь говорят, что таких обещаний не было и быть не могло. Тем не менее очевидно, что и Горбачёву, и Ельцину давались сигналы, которые могли быть проинтерпретированы именно таким образом. Как рассказал Голдгайер, один из таких сигналов был дан в ходе разговора Ельцина с госсекретарём США Уорреном Кристофером в октябре 1993 года. Именно в то время разрабатывалась инициатива «Партнёрство ради мира», которая, по словам американского исследователя, в наибольшей степени напоминала инклюзивную систему безопасности для Европы и постсоветского пространства. Кристофер предлагал Ельцину «партнёрство для всех», а не «членство для некоторых», и было полное ощущение, что стороны достигли взаимопонимания.
Более того, как отметил Голдгайер, в те годы расширение НАТО представлялось плохой идеей как американским учёным, так и государственным деятелям, таким как министр обороны Уильям Перри и заместитель госсекретаря Строуб Тэлбот. Тем не менее этот процесс начался. В чём же причина?
По мнению Фёдора Лукьянова, роковую роль сыграл западный подход «ничего нового придумывать не надо»: есть схемы, которые работают, и их надо распространять дальше. С ним оказался солидарен Голдгайер. По его словам, логика американских официальных лиц в 1990-е годы состояла в том, что единственным способом обеспечить безопасность на постсоветском пространстве является включение его стран в уже существующие структуры. Мало того, Россия, по мнению американцев, должна была быть благодарна Западу за то, что у её границ располагается «самый эффективный военный альянс в истории», который обеспечивает стабильность на её западных рубежах, позволяя сфокусироваться на угрозах, исходящих с востока и юга.
Если в Белом доме были серьёзные сомнения по поводу пользы расширения НАТО на восток, то в Конгрессе воцарился консенсус. По словам Голдгайера, за это выступали как те, кто симпатизировал России, так и те, кто видел в ней угрозу. Первые исходили из логики благотворности распространения демократии и рынков на бывший соцлагерь, вторые же считали расширение НАТО важнейшим фактором сдерживания. Поэтому к середине 1990-х решение было принято: как сказал Голдгайер, президент Клинтон ждал лишь переизбрания Ельцина на второй срок, чтобы запустить процесс. И хотя впоследствии Россия, по словам Чарапа, «научилась жить с расширением НАТО и ЕС», этот фактор неизменно отравлял отношения двух сторон, а перспективы членства в НАТО, предложенные Грузии и Украине, стали для Москвы красной чертой.
Впрочем, как отметил Голдгайер, в ближайшие тридцать лет оба эти государства вряд ли сумеют вступить в альянс. Но формальных заявлений о том, что дверь в НАТО для кого-то закрыта, не будет, подчеркнул он. Как гласит статья 10 Североатлантического договора, государства – члены НАТО могут «предлагать любому другому европейскому государству, способному развивать принципы настоящего Договора и вносить свой вклад в безопасность Североатлантического региона, присоединиться к настоящему Договору». Запрещать вступление какой-либо стране означает пойти против духа договора.
С этим наследием «урегулирования, которого не было», Россия и Запад подошли в 2013–2014 годах к серьёзнейшему кризису. До Украины в отношениях двух сторон бывали кризисные ситуации, но они оставались управляемыми, сегодня же ситуация достигла такого накала, что даже пошли разговоры о возможности прямой конфронтации. По словам Голдгайера, в результате концентрации сил и средств в Восточной Европе вероятность случайного военного противостояния «довольно велика».
Возвращаясь к Украине, эксперты отметили, что ситуация останется в ближайшем будущем напряжённой. Определённые признаки стремления к разрешению кризиса есть. Чарап и Голдгайер считают, что назначение Курта Волкера специальным представителем США по Украине свидетельствует о том, что американская администрация серьёзно относится к этой проблеме. Учитывая, что госсекретарь Рекс Тиллерсон крайне неохотно назначает людей на высокие посты в Государственном департаменте, это говорит о том, что данный вопрос ему важен. Но с Волкером есть одна сложность: формально он не работает в Госдепартаменте, хотя и подотчётен Тиллерсону, а является сотрудником фонда Маккейна, так что его мандат вызывает определённые сомнения.
Что касается ключевого элемента урегулирования на Украине – Минских соглашений – то они не приведут к разрешению кризиса, пессимистично отметил Чарап. Между Россией и Западом по-прежнему нет фундаментального согласия по поводу политического и экономического будущего стран рассматриваемого региона – “in-betweens”, как называют их американские исследователи. Поэтому Минские соглашения – лишь временное перемирие. Вопрос о характере регионального порядка в этой части мира остаётся открытым.
