Недавнему телеобращению французского президента оказался свойственен приоритет формы над содержанием, но именно в искусственном нагнетании собственной значимости Париж сейчас и заинтересован, полагает доцент кафедры европейских исследований факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета, ведущий эксперт Центра стратегических исследований ИМВЭС НИУ ВШЭ Алексей Чихачёв. Автор является участником проекта «Валдай – новое поколение».
Вечером 5 марта состоялось, возможно, одно из самых нетипичных посланий президента Франции к своим соотечественникам за всю историю Пятой республики. С одной стороны, оно оказалось целиком посвящено международной проблематике: в нынешней политической системе страны, где дипломатия считается «заповедной зоной» первого лица, в которой тот напрямую не подотчётен ни перед кем, это само по себе редкость. С другой стороны, в данном выступлении были расставлены откровенно алармистские, если не сказать наступательные, акценты, заметные даже по меркам многих других западных лидеров. Обращаясь к согражданам, Эммануэль Макрон нарисовал максимально тревожную для европейцев картину, где США де-факто перестали быть главным союзником, а «российская угроза» якобы уже стучится в двери. В качестве единственного выхода хозяин Елисейского дворца обозначил дальнейшую поддержку Украины вплоть до заключения мира на выгодных Киеву условиях, а также новый виток повышения оборонных расходов на уровне ЕС и в отдельных странах-членах. Кроме того, он подчеркнул «особое» положение Франции в общем контексте, учитывая её ядерный статус и «самую эффективную армию в Европе».
Очевидно, что с фактологической точки зрения подобная речь вряд ли может выдержать даже самую лояльную критику. Так, пассаж о мощи вооружённых сил Пятой республики выглядит удивительным, если вспомнить, что ещё совсем недавно Париж не справился с урегулированием конфликта в Сахеле, а в последние месяцы был вынужден спешно сворачивать своё военное присутствие в Африке.
Так что гораздо большее значение имеет не конкретика из выступления (в случае Макрона она вообще редкая гостья), а его общая тональность и, самое главное, выбранный момент. Представляется, что именно к такой воинственной речи с расчётом на быстрый медийный эффект президента могли подтолкнуть три фактора.
Первый из них – всё ещё имеющая место великодержавная инерция. ДНК внешней политики Франции после Второй мировой войны сформировался таким образом, что Париж в любой ситуации непременно чувствует необходимость быть в первых рядах, добиваться для себя некоего привилегированного статуса, возглавлять те или иные коалиции или объединения – прежде всего Евросоюз. В прежние времена, когда французские элиты ещё сохраняли национальный ракурс мышления, это позволяло стране играть позитивную роль (например, продвигать идеалы разрядки). Однако к настоящему моменту, с учётом продолжавшегося последние три десятилетия крена к атлантизму, великодержавный рефлекс работает со знаком «минус». Париж в большей степени озабочен не поиском конструктивных решений международных проблем, а занятием наиболее комфортной позиции внутри западного лагеря. Иными словами, если ранее Франция видела залог собственного «величия» в способности поддерживать одновременный диалог со всеми великими державами, гибко балансируя между ними, то теперь более перспективным статусом кажется роль наиболее покладистого члена НАТО, верующего в нерушимость трансатлантического единства даже больше, чем сами США.
Второй фактор, безусловно, связан с необходимостью отреагировать на обновлённые внешнеполитические приоритеты Вашингтона, претворяемые в жизнь с возвращением Дональда Трампа. В какой-то степени Макрон ведёт себя как антагонист американского лидера: это символически проявлялось ещё во время первой каденции обоих, когда в Париже обещали «сделать планету снова великой», переиначивая известный лозунг из-за океана. С провалом явно более дружественных ему демократов на выборах в США в 2024 году французский президент, видимо, ощущает себя одним из последних защитников ценностей коллективного Запада – тем, кто должен собрать остатки глобалистских сил и повести их в «бой» как против Трампа, так и против России. Такое реноме очень пригодится Макрону в дальнейшем, ведь всего через два года, когда неизбежно придётся освободить президентское кресло на родине, ему придётся заниматься дальнейшим трудоустройством.
Наконец, нельзя забывать и о третьем обстоятельстве – напряжённой внутренней ситуации в Пятой республике.
С лета 2024 года страна живёт в режиме перманентного политического кризиса, когда в парламенте нет устойчивого большинства, правительство вынуждено работать под угрозой вотума недоверия, а рейтинг главы государства немногим превышает 20 процентов. Формат обращения к согражданам должен был показать, что верховный главнокомандующий всё ещё держит руку на пульсе, а собственные проблемы (дефицитный бюджет, нелегальная иммиграция, фрагментация общества и так далее) будто бы теряют остроту в период острого геополитического противостояния. И действительно, как показали некоторые опросы после выступления, поддержка президента подскочила сразу на 7 процентов. Эффект «сбора вокруг флага» наверняка будет недолговечным, но до лета текущего года, когда страну могут ожидать досрочные парламентские выборы, теоретически способен продлиться.
Интересно, что все три фактора наблюдаются и в наиболее громкой идее, озвученной Макроном (к слову, уже не в первый раз), – об «открытии дебатов» о французском ядерном оружии. С одной стороны, намекнув на его европеизацию, он подчеркнул особый, лидерский статус Франции как потенциальной защитницы всего ЕС. С другой стороны, идея прозвучала в качестве своего рода «ответа» Трампу и одновременно – как символ готовности брать на себя больше обязательств в сфере обороны, идя тому навстречу. С третьей стороны, для внутренней аудитории сразу была сделана оговорка, что ни о каком отказе от сугубо национального контроля над ядерным арсеналом речи идти не будет. Сама же идея об «открытии дебатов» при всех её возможных подтекстах была пока просто подвешена в воздухе, как и в 2020 и 2024 годах, без какой-либо конкретизации. Пример с ядерным арсеналом, как и вся линия рассуждений Макрона, показывает, что Елисейскому дворцу ныне гораздо интереснее выгоды статусного характера: непременно напомнить о себе, потребовать места за переговорным столом, невзирая на свои реальные возможности. «Ввяжемся, а там посмотрим», – некогда говорил Наполеон Бонапарт, чья установка удивительным образом передаёт суть политики действующего французского лидера. Проблема лишь в том, что как тогда, так и, похоже, сейчас такая линия поведения приобретает деструктивный характер, в итоге принося мало пользы самой Франции и всей Европе.
