Выражение «поворот России на Восток» в его современных интерпретациях крайне неудачно, считает Виктор Ларин, профессор кафедры Тихоокеанской Азии ДВФУ. Реальный поворот совершался тогда, когда Россия (а потом СССР) осваивала пространства Сибири, присоединяла Приамурье и Сахалин, строила Транссиб и КВЖД, Владивостокскую крепость и Тихоокеанский флот, обустраивала российско-китайскую границу, создавала и поддерживала коммунистические движения и режимы в Тихоокеанской Азии. Тогда государство реализовало актуальные внутренние потребности и отвечало на реальные вызовы и угрозы с Востока.
Сегодня эти вызовы эфемерны, а потребности не столь злободневны, чтобы бросать на их удовлетворение ограниченные ресурсы государства и жертвовать чьими-то интересами. Достаточно объявить развитие Дальнего Востока национальным приоритетом на целое столетие, отрядить на выполнение задачи группу старательных чиновников, соответствующим образом насытить информационное пространство, потрафить небольшой группе российских интеллектуалов, которые настойчиво пытаются продвинуть азиатскую повестку в российской внутренней и внешней политике, чтобы запустить процесс, завершения которого никто из его нынешних участников точно не увидит.
Реальный поворот России на Восток сегодня не может состояться в принципе. Хотя бы потому, что на восток Москва вынуждена смотреть как бы боковым зрением. Главные вызовы и угрозы по-прежнему идут с Запада и Юга, экономический потенциал страны явно недостаточен, чтобы участвовать в формировании векторов движения мировой экономики, а в перечне стратегических приоритетов Москвы превалируют евро-атлантические геополитические комбинации и расчёты. Мешает переориентации на Восток и мощнейшее сопротивление центральной бюрократии, которая с энтузиазмом поддерживает установки президента, но больше имитирует и саботирует «поворот», чем его совершает.
На этом хорошие новости практически заканчиваются. Инвестиции по-прежнему идут преимущественно в сырьевой комплекс, закрепляя за регионом роль сырьевой периферии, ориентированной вовне России. Можно бодро рапортовать о притоке иностранных инвестиций, скромно умалчивая о том, что 90% из них сконцентрировано в нефтегазовом комплексе Сахалина, а две трети китайских (412 из 619 млн долл.) – на единственном в ДВФО крупном инвестиционном проекте КНР – Амазарском целлюлозно-бумажном комбинате (Забайкальский край). Не строятся высокотехнологичные предприятия. Не идут инвестиции в создание новых знаний, технологий, материалов, не созданы механизмы для того, чтобы задействовать научно-технический потенциал региона, прежде всего Академии наук. Рост туризма упирается в нехватку гостиниц, неразвитую транспортную инфраструктуру и сферу обслуживания.
На горизонте – проблема кадрового обеспечения создаваемых производств. Отъезд талантливых выпускников средних школ в центральные вузы – не главная проблема.
Главная в том, что практически никто из них не возвращается в регион, на себе почувствовав существенную разницу в комфортности жизни, возможностей для самореализации в центре России и на её восточной периферии. Качество и направления подготовки кадров в региональных вузах, в том числе федеральных университетах, не адекватны ни структуре региональной экономики, ни требованиям современных предприятий.
Со своей стороны, население, да и региональные власти, с недоверием относятся к иностранным инвестициям, особенно китайским. По данным опроса, проведённого Институтом истории ДВО РАН в 2019 году в городах вдоль российско-китайской границы, от Читы до Владивостока, около половины населения как минимум с опаской относятся к инвестициям из КНР. Не удивительно, что подписанная в ноябре 2018 года «Программа развития российско-китайского сотрудничества в торгово-экономической и инвестиционной сферах на Дальнем Востоке РФ на 2018–2024 годы», нацеленная на широкое привлечение китайских финансовых ресурсов в экономику ДВФО, по сегодняшний день так и не появилась в российском информационном пространстве.
Серьёзным препятствием для развития восточных территорий России остаётся отсутствие у власти внятного представления об их предназначении самих и живущих на них людей. Неоколониалистские идеи об использовании природных ресурсов Дальнего Востока «для развития всей России» (российские мыслители) или «в интересах всего мира» (их зарубежные коллеги), восприятие региона как «моста» между Европой и Азией и «плацдарма для интеграции России в АТР» не отвечают ни реалиям XXI века, ни ситуации в зоне Северной Пацифики, которая находится в постоянной динамике.
Но главная беда в том, что положительные тенденции в финансово-экономической сфере не сопровождаются серьёзными новациями в социальной политике, теми действиями, которые бы сделали жизнь людей на востоке России более комфортной и привлекательной. Социальная, транспортная, жилищная, коммуникационная инфраструктура практически не улучшается, все подобные показатели в этом регионе России по-прежнему существенно хуже среднероссийских.
Жители региона реагируют на эту несправедливость преимущественно ногами: численность его населения продолжает сокращаться. Дальневосточники, конечно, поддерживают планы правительства по развитию региона, развитие сотрудничества со странами АТР (безусловным приоритетом здесь является Китай), однако в массе своей уже не верят декларациям и обещаниям властей, большинство из которых просто не выполняется. Эйфория, которая на короткий период возникла на волне форума АТЭС и бурной медийной активности некоторых членов правительства и руководства Минвостокразвития, быстро прошла.
В 2019 году респонденты четырёх из шести столичных городов южной части ДВФО (Благовещенск, Хабаровск, Чита, Улан-Удэ) среди угроз безопасности России и её дальневосточным территориям на Тихом океане на первое место поставили «недостаточный учёт интересов дальневосточных территорий федеральной властью». В Биробиджане и Владивостоке эта угроза оказалась на втором месте, уступив только «политике США». В 2010 году (до так называемого «поворота на Восток») население южной части региона главную угрозу видело в «росте экономической и военной мощи Китая» и зарубежной миграции. Политика федерального центра делила с китайской миграцией второе-третье место по степени опасности. Сегодня усиление Китая пугает только каждого пятого жителя региона и опустилось на шестое место в перечне угроз безопасности региона. В этом, конечно, есть свои плюсы. Но совсем не те, на которые рассчитывали.
В общем, сколько ни говори «халва», во рту слаще не станет. Конечно, в имитации «поворота на Восток» есть положительные стороны. Хотя бы то, что регион постоянно на слуху. Но всё же «развитие экономики Дальнего Востока» и «развитие Дальнего Востока» – это далеко не одно и то же. И последнее у России пока откровенно не получается.
