Клуб «Валдай»

COVID-19 существенно приблизил конец неолиберальной экономики и фрагментацию международной экономической системы. На первый взгляд кажется, что именно пандемия привела к фундаментальным изменениям в международной экономической системе. Однако при ближайшем рассмотрении становится понятно, что она лишь активизировала цепь событий, которые начали трансформацию мировой экономики до её появления. Это важно, так как, судя по всему, возврат к прежней международной экономической системе после того, как всё закончится, уже невозможен, считает Гленн Дисэн, доцент Университета Юго-Восточной Норвегии.

В последние десятилетия неолиберальный формат глобализации определял международную экономическую систему. Повышение рыночной эффективности непрерывно делало цепочки поставок более длинными и сложными. Но изменяющееся международное распределение власти, технологические инновации и социальная раздробленность уже стимулировали демонтаж цепочек поставок и ренационализацию экономики. Пандемия способствует этой тенденции, снижая относительную мощь США, стимулируя внедрение новых цифровых технологий, таких как искусственный интеллект и робототехника, и усиливая социально-экономический раскол в обществах на основе способности приспосабливаться к новым условиям.

Новое международное распределение власти

Либеральная международная экономическая система проявляет себя только при наличии гегемона . И Великобритания в XIX веке, и США в XX полагались на вмешательство государства в экономику, чтобы установить господство над всеми тремя основными рычагами геоэкономической мощи: стратегическими отраслями промышленности, транспортными коридорами и финансовыми инструментами. Концентрация экономической мощи создаёт гегемону системные стимулы для либерализации международной экономической системы, чтобы закрепить асимметричную взаимозависимость, определяющую отношения «ядро – периферия». При искажённом «балансе зависимости» взаимозависимость позволяет максимизировать как автономию, так и влияние .

Либеральная экономика укрепляет международное лидерство стратегических отраслей гегемона, насыщая иностранные рынки, поскольку зрелые отрасли (высокое качество, низкая цена) препятствуют развитию новых отраслей промышленности (низкое качество, высокая цена) в конкурирующих государствах. Дэвид Рикардо утверждал, что международное разделение труда, основанное на сравнительных преимуществах, определяет, что «зерно будет выращиваться в Америке и Польше, а оборудование и другие товары – производиться в Англии» . Экономика, основанная на принципе свободы торговли, также увеличивает ценность господства на море, поскольку оно создаёт условия для надёжного доступа к транспортным коридорам. Наконец, финансовые инструменты гегемона определяют либеральную международную систему, укрепляя его положение в качестве главного мирового банкира и интернационализируя его валюту.

У развивающихся держав в XIX веке были системные стимулы отказываться от либеральной экономики, чтобы избежать чрезмерной зависимости от Британии. США, Германия, Франция, Россия и другие страны укрепляли свою мощь, развивая стратегические отрасли посредством временных пошлин и субсидий, устанавливали контроль над транспортными коридорами и создавали финансовые инструменты, мобилизуя капитал своего среднего класса.

Этот самый либеральный экономический цикл в настоящее время подходит к концу на фоне угасания гегемонии США. Холодная война обеспечивала некоторую стабильность, поскольку основными противниками геоэкономического гегемона были коммунистические государства, в то время как необходимость в солидарности на Западе ослабляла напряжённость между США и союзниками, такими как Германия и Япония, которые проводили агрессивную промышленную политику. После холодной войны существовали огромные системные стимулы для использования неолиберальной экономики в целях интеграции бывшего Советского Союза и растущего Китая в асимметричное партнёрство с Западом.

Тем не менее Китай и Россия стали достаточно компетентными в экономической политике, чтобы изменить глобальные цепочки добавленной стоимости и уменьшить зависимость от США. Оба государства поддерживают свои стратегические отрасли. Возникает китайско-российское высокотехнологичное партнёрство для ослабления зависимости от США. Инициатива «Китай-2025», очевидно, является более мощным проектом с точки зрения установления технологического лидерства в таких областях, как искусственный интеллект, однако Россия также продвигается к технологическому суверенитету, развивая свою цифровую экосистему в сотрудничестве с Китаем. У Китая больше капитала для развития транспортных коридоров в рамках инициативы «Пояс и путь», но Россия в сотрудничестве с Китаем продвигает проекты евразийских сухопутных мостов «Восток – Запад» и «Север – Юг», а также морского коридора через Арктику. Наконец, появляются новые финансовые инструменты, поскольку Россия и Китай развивают новые инвестиционные банки, платёжные системы, торговые валюты и наращивают запасы золота.

Экономические последствия COVID-19 представляют собой переломный момент. Некоторые сбои в цепочках поставок вызваны непосредственными соображениями безопасности, поскольку, например, США стремятся репатриировать производство предметов медицинского назначения, а Россия временно приостановила экспорт зерна и медицинского оборудования. Эти незначительные сбои способствуют усилению тенденции к ренационализации экономики и цифрового пространства

Китай, похоже, выходит из пандемии более сильным, в то время как относительная мощь США снижается. Поэтому у США есть стимулы для репатриации своих цепочек поставок, национализации отраслей и борьбы с китайскими компаниями, которые бросают вызов технологическому лидерству США в стратегических отраслях. В условиях всё более неблагоприятного статус-кво США усиливают протекционизм, выходят из ключевых международных институтов и с большей лёгкостью используют экономическое давление как против противников, так и против союзников. Информационная война нарративов усиливается, поскольку действия Китая в отношении COVID-19 используются для организации геоэкономических альянсов против Пекина.

Конкуренция за транспортные коридоры также усиливается в условиях пандемии. Например, США усиливают меры против арктического транспортного коридора. В мае 2020 года военные корабли США вошли в Баренцево море впервые с 1980-х годов, а НАТО намерена играть более активную роль на Крайнем Севере. На конкуренции за контроль над Южно-Китайским морем сказывается уменьшение боевых возможностей США из-за распространения инфекции COVID-19 в вооружённых силах.

COVID-19 подогревает конкуренцию в области финансовых инструментов. Экономические последствия пандемии будут хуже, чем глобальный финансовый кризис 2008–2009 годов, который был разрешён только временно путём наращивания задолженности вместо навязывания налоговой дисциплины. Пакеты помощи и стимулов размывают рыночные силы и делают уровни задолженности в США и на Западе ещё менее приемлемыми.

И ЕС, и Россия должны будут отреагировать на неблагоприятное развитие китайско-американского биполярного распределения власти. Блоковая политика опасна как для ЕС, так и для России, поскольку она подрывает способность диверсифицировать экономические связи, что создаёт чрезмерную зависимость от более могущественной державы. После COVID-19 европейцы будут метаться между созданием коллективной автономии и отходом под патронаж ослабленных США – при большой заинтересованности в Китае. Точно так же России необходимо будет активизировать инициативу по Большой Евразии в сотрудничестве с Китаем, чтобы уменьшить зависимость от Запада, одновременно укрепляя экономическую связь со всеми государствами на евразийском суперконтиненте, чтобы избежать при этом чрезмерной зависимости от Китая.

Внутренняя социально-экономическая дезинтеграция

Неолиберальная экономическая система, определившая эпоху после окончания холодной войны, оказалась неустойчивой на внутреннем уровне. Торговые соглашения, заключённые в конце 1980-х и начале 1990-х годов, позволили США закрепить свои сравнительные преимущества в цифровом секторе за счёт расширения прав интеллектуальной собственности и усиления правоприменения. Взамен США открыли свой производственный сектор для иностранной конкуренции, что похоже на британскую отмену Хлебных законов в 1846 году, чтобы нормализовать отношения «ядро – периферия».

Как и ожидалось, американские цифровые корпорации процветали, а локальная производственная база была опустошена. «Творческое разрушение» усилилось благодаря цифровым технологиям, которые изменили баланс сил между рабочей силой и капиталом в пользу капитала. При этом, как часто бывает, перераспределение богатства смягчало растущее экономическое и социальное неравенство. Однако в неолиберальной экономике государство отказывается от своей способности обеспечивать баланс между эффективностью рынка и социальной ответственностью. Политические левые больше не могли перераспределять богатство, а политические правые отреклись от идеологической миссии защиты традиционных ценностей и институтов от неограниченных рыночных сил. Предсказуемо появились новые политические альтернативы в форме популизма, чтобы заполнить вакуум.

Карантин подтолкнул малые предприятия к банкротству, в то время как более крупные корпорации, такие как Amazon, с более надёжной инфраструктурой и способностью привлекать финансовую помощь государства, поглощают свою долю рынка. «Синие воротнички» и самые бедные слои общества, которые больше всего страдают от пандемии, чаще выступают против карантина, в то время как состоятельные люди, способные противостоять экономическому кризису и работающие дома, часто осуждают бедных, которые не выполняют новые требования государства. Политики, не имея инструментов для решения экономических проблем, скорее всего, будут отвлекать общественное внимание на поверхностные, провокационные и часто искажённые социальные вопросы и проблемы идентичности. Социально-экономические сбои от COVID-19, вероятно, подтолкнут поляризованные общества к более радикальной и революционной политике.

Вывод

Прогнозирование воздействия COVID-19 на международную экономическую систему проблематично из-за множества неизвестных переменных. Например, если вирус мутирует, станет более смертоносным и будет быстро распространяться, зашатается всё. Как бы то ни было, вероятный исход – это ускоренное разрушение неолиберальной экономики и фрагментация международной экономической системы. Технологический суверенитет превратится в вопрос первоочередной важности, международные цепочки поставок будут репатриироваться, транспортные коридоры обратятся в арену для военного соперничества, а остатки бреттон-вудских финансовых инструментов заменят. Государствам также придётся сбавить обороты в плане рыночной эффективности, чтобы восстановить социальную ответственность на фоне дестабилизации в обществе.