На сегодняшний день понятие «Восточная Европа» – уже совершенно лишний конструкт, не обозначающий фактически ничего, кроме географического положения, не всегда полноправного положения в ЕС и относительного соседства с Россией, пишет Дмитрий Офицеров-Бельский, старший научный сотрудник ИМЭМО РАН им. Е.М.Примакова. Однако, если мы всё же продолжаем пользоваться этим термином, Восточной Европе необходима смена политической логики, десекьюритизация повестки и постановка новых задач.
Парадокс отношений России со странами Восточной Европы заключается в том, что несмотря на наличие развитых ещё в недавнем прошлом политических, экономических и культурных связей, реальная их ценность невелика и в целом продолжает сокращаться.
В обход региона направляются энергетические потоки, прекращается транспортировка грузов через балтийские порты, закрываются гуманитарные проекты. Более десятилетия назад страны региона поэтапно интегрировались в НАТО и ЕС и потому в собственном видении превратились из лимитрофов в европейский фронтир. В остальном же в осознании своего положения и региональной уникальности мало что изменилось. Однако на сегодняшний день понятие «Восточная Европа» – уже совершенно лишний конструкт, не обозначающий фактически ничего, кроме географического положения, не всегда полноправного положения в ЕС и относительного соседства с Россией. Расстояние от Москвы до Будапешта по прямой составляет 1569 км, а от Будапешта до Парижа 1244 км, даже Лондон ближе чем Москва, ведь до него 1449 км. Инициативы Вышеградской группы, Троеморья и им подобные должны сплотить страны региона, но в целом получается не очень удачно.
В российской информационной повестке бывшие социалистические страны появляются достаточно редко. Исключением является Польша, самая крупная страна из тех, о которых идёт речь, имеющая наиболее глубокие исторические связи с Россией и чаще других напоминающая о себе. К заявлениям польских политиков по не совсем ясной причине внимательно прислушиваются в Москве, а на российских телешоу до недавнего времени польские эксперты были нарасхват, создавая атмосферу непринуждённого балагана, иногда переходящего в потасовку.
В конце прошлого года автор этих строк комментировал многочисленным отечественным СМИ заявление президента Анджея Дуды о том, что Россия не является врагом Польши. Само по себе это неплохо, но явно недостаточно для того ажиотажа, который этими словами был порождён. Даже было странно, с точки зрения дипломатических правил, если бы глава государства заявил о противоположном. Следом мы наблюдали череду взаимных эмоциональных выступлений и реакций, последовавших за выпадом российского президента в адрес посла Польши в нацистской Германии Юзефа Липского. И вот, совсем недавно глава МИД Польши Яцек Чапутович заявил о важности улучшения отношений с Россией, выразив надежду, что странам удастся найти общий язык, а также признал очевидный факт, что Советский Союз сыграл ведущую роль в победе над фашизмом. В Москве сразу же услышали польского министра и стали гадать о прагматизме, взвешенных решениях, нормализации и прочих милых вещах.
Однако речь, произнесённая в Вильнюсе после встречи глав дипломатии стран Бухарестской девятки, в целом была о другом. «Россия остаётся самым важным вызовом и угрозой. Мы должны бороться с угрозой со стороны России, – заявил польский министр. – Она представляет угрозу для соседей, в том числе с точки зрения несоблюдения положений о разоружении». По его словам, в скором времени в НАТО запустит «процесс размышлений о будущем»: «Польша считает, что этот процесс должен подтвердить главную задачу Североатлантического союза, которая заключается в военной угрозе с Востока». Встреча, по словам главы польской дипломатии, была успешной. «Мы позаботились о том, чтобы оценка угроз среди этих стран была аналогичной».
Главы дипломатии стран Бухарестской девятки обсуждали в Вильнюсе в числе прочего и приглашение в Москву на празднование 75-летия Победы. Поскольку президент Дуда приглашён, по всей видимости, не будет, то легко предположить, что в кулуарах речь шла о необходимости проявить солидарность с польским руководителем другим восточноевропейским лидерам.
Упоминание о роли России было вообще достаточно второстепенным пассажем, которому в нашей стране придали избыточное значение. «Мы хотели бы провести общий анализ документов, прийти к общему пониманию исторических фактов и наших взаимоотношений», – утверждает Чапутович. Сказанное вовсе не означает, что в поиске «общего» понимание польская сторона готова к диалогу и не исключает возможность пересмотра своей позиции в тех или иных вопросах.
Между тем, очевидно желание польской стороны навязать такой диалог, иногда при помощи очень резких, сомнительных с точки зрения исторической достоверности заявлений. По мнению польской стороны, в такой дискуссии она должна оказаться победителем. В рамках той дискуссии, темы и правила которой заданы в Варшаве, очень сложно аргументировать решение СССР о заключении пакта Молотова – Риббентропа. Например, тем, что СССР стремился избежать участия в войне, стратегическими мотивами, фактором неизбежного превращения – по образцу Чехословакии, Венгрии или Румынии – остальных стран региона в сателлитов Германии. Советская дипломатия была обязана исходить из перечисленного, однако в столкновении логики и эмоционального «нарратива жертвы» не может быть ни победы, ни консенсуса. Разумеется, существуют и рациональные мотивы у польской стороны, почему она год за годом поднимает одни и те же вопросы, но лежат они вне поля предполагаемой дискуссии. По мнению польских политиков, данный дискурс является объединительным для Польши, Румынии и стран Балтии.
Разумеется, учитывая то, что Восточная Европа представляет собой группу стран с очень разными интересами и подходами, нельзя не отметить то, что с каждой страной отношения складываются индивидуально. В конструктивном и позитивном ключе – с Венгрией (в которой, разумеется, тоже помнят подавление венгерского восстания в XIX веке и события 1956 года), в прагматичном доброжелательном русле со Словакией, неоднозначно, но скорее позитивно в Чехией, в атмосфере искусственного нагнетания напряжённости с Литвой и так далее. Отношения со странами Восточной Европы почти исключительно развиваются по линии экономических контактов и практически лишены политической составляющей диалога. Например, последняя встреча министров иностранных дел Чехии и России состоялась в далёком 2005 году. При этом даже в условиях урезанного сотрудничества, что связано в немалой степени с отсутствием подлинной политической самостоятельности восточноевропейских стран, некоторая позитивная динамика может быть. С 2016 до 2019 года рос взаимный торговый оборот между Россией и всеми странами региона. Лишь в прошлом году в целый ряд стран сократились прямые поставки российских углеводородов, что и привело к ухудшению показателей.
Франция, Германия, Италия и другие ведущие страны ЕС не очень много потеряли от взаимных торговых и финансовых ограничений и продолжают развивать отношения с Россией. Однако для малых стран Европы многие возможности недоступны не по причине невозможности согласия, а по причине отсутствия возможностей для экспорта через третьи страны, отсутствия влияния в международных институтах и прочая.
Политика и экономика взаимодействуют друг с другом своеобразно – политические решения едва ли могут серьёзно и долгосрочно положительно повлиять на экономическое сотрудничество, но они могут легко способствовать его сокращению. Так и произошло в отношениях с Польшей, которая решила после 2022 года полностью отказаться от поставок российского газа. И наоборот – на двустороннем уровне политическими средствами отношения можно улучшить лишь до определённого предела, причём лимит возможностей достаточно невелик, особенно для стран, отношения которых друг с другом связаны многочисленными обязательствами, а необходимость согласований распространяется на большинство вопросов.
В любом случае заявлений явно недостаточно, хотя они могут быть необходимы в будущем для начала диалога. Причём диалога не о прошлом, а о будущем. И не двустороннего, а гораздо более широкого. Восточной Европе, если мы всё же продолжаем пользоваться этим термином, необходима смена политической логики, десекьюритизация повестки и постановка новых задач.
