7 мая французы отдали 66% своих голосов за избрание Эммануэля Макрона своим президентом. В отличие от Соединённых Штатов или Великобритании, где белый национализм победил на президентских выборах и референдуме по Brexit, французы решительно отвергли фанатизм и ханжество Марин Ле Пен.
Макрон был относительно слабым кандидатом. Его преследовало политическое ковыляние в крайне непопулярной администрации Франсуа Олланда, и он построил свою кампанию без поддержки системной партии. Марин Ле Пен – опытный политический боец, и она, вероятно, всё же добилась наилучших результатов в качестве кандидата, застолбившей для себя столь крайние позиции.
Марин Ле Пен получила 34%, что почти вдвое больше, чем результат её отца Жана-Мари, когда он вышел во второй раунд президентских выборов 2002 года. Тем не менее её 34% гораздо меньше, чем доля Трампа по итогам голосования в США или 46% у Норберта Хофера, крайне правого австрийского кандидата в президенты, которые он получил в 2016 году.
Таким образом, возникает вопрос, чем же Франция всё-таки отличается от других? Полагаю, что существуют три фактора своеобразия Франции.
Во-первых, Франция – светское государство. Даже Ле Пен выступает за laïcité (секуляризм, фр.) – принцип отделения государства от религии. И что ещё более важно, церковь не должна иметь никакого влияния на политику правительства. Ле Пен использовала термин laïcité для ложных нападок на якобы исламское влияние во Франции. Но при этом она явно высказалась в пользу секуляризма, который играл важную роль в её кампании, как и в кампаниях Макрона и других кандидатов, которые проиграли в первом раунде, за исключением Франсуа Фийона. Речь шла о поддержке легальных абортов, права на однополые браки и так далее. Христианский религиозный консерватизм служит основой для расовой и национальной идентичности и обеспечивает поддержку более широких платформ правового экстремизма в США, Австрии, Испании и Италии, а также в Польше и России. Исламский фундаментализм играет ту же роль в ряде мусульманских стран, где существует система выборов. И, конечно, индуистский национализм Индийской народной партии в Индии построен на антимусульманской риторике и даже на частичном поощрении насилия.
Выборы во Франции свидетельствуют о том, что секуляризм по-прежнему прочно поддерживается подавляющим большинством французских избирателей. Неспособность Фийона пройти в финальный раунд, несмотря на его усилия по продвижению религиозного консерватизма, демонстрирует предел подобной политики во Франции.
Во-вторых, Франция как социальное государство благосостояния осталась неизменной. В 2016 году Франция потратила 31,5% своего ВВП на социальные расходы. Это означает, что кандидаты или партии не имели достаточных политических аргументов, чтобы утверждать, что иммигранты лишают других граждан Франции преимуществ гражданства и проживания в стране. Таким образом, поддержка Ле Пен ограничилась, главным образом, теми регионами, где деиндустриализация создала высокий уровень безработицы. Избиратели в этих районах оказались уязвимыми перед ложными аргументами того, что они потеряли работу из-за иммигрантов. То же самое можно сказать о здравоохранении, образовании, отпуске по беременности и родам и широком спектре тех преимуществ, которые все французы продолжают получать. Напротив, националистические правые одержали самые крупные победы в двух англосаксонских странах с самыми скупыми социальными программами – в США и Великобритании. Абсолютное ослабление и без того скудных социальных программ породило обиды, которые способствовали победе Трампа и Brexit.
В-третьих, Франция имеет долгую историю иммиграции и успешной ассимиляции. Новой волне иммигрантов с Ближнего Востока и из Африки предшествовали иммигранты из Италии и Восточной Европы, которые в прошлые века казались чуждыми и нецивилизованными для жителей Франции. Многие французы считают, что ассимиляция снова сработает, и что laïcité и время умерят ярый исламизм, который привозят с собой некоторые из новых иммигрантов.
США также имеют успешную историю иммиграции. Однако столь же продолжительная и даже более мощная история расизма в Америке создаёт постоянную питательную среду для таких фанатиков, как Трамп, которые считают инопланетянами нынешних иммигрантов, прибывших по большей части из Латинской Америки, Азии и Африки. Это идёт вразрез с тем, как ранее в значительной степени протестантское население США относилось к иммигрантам XIX века из Южной и Восточной Европы. До нынешних событий все страны ЕС, кроме Франции, имели небольшой опыт иммиграции. В действительности эти страны в основном были источниками эмиграции в Северную Америку.
Очевидно, что ни одного из этих трёх факторов недостаточно для иммунизации нации против правых и расистских политиков. Дания, например, имеет щедрые социальные программы и в значительной степени является светским государством, но, не обладая историей иммиграции, граждане этой страны в 2015 году отдали восьмую часть своих голосов правой Датской народной партии. Но до сих пор щедрые социальные пособия являются самым мощным противоядием от экстремизма и фанатизма. По этой причине прозвучавшие в предвыборной кампании президента Франции Макрона предложения по сокращению социальных программ и повышению уязвимости французских рабочих перед увольнениями, если они будут приняты, могут создать новые благоприятные перспективы для «Национального фронта» на будущих выборах.
Макрон, по сути, вступает в крупную азартную игру. Он надеется, что его усилия по осуществлению неолиберальной политики будут способствовать росту французской экономики настолько, что уровень безработицы значительно снизится, избиратели почувствуют себя лучше в результате экономической экспансии и не потеряют от сокращения социальных пособий. На это также рассчитывали Билл Клинтон и (в меньшей степени) Обама в США и Тони Блэр с Гордоном Брауном в Великобритании. В обеих этих странах ставки проиграны, а мы получили Трампа и Brexit.
Во Франции гораздо более крепкий государственный сектор, чем в США или Великобритании, поэтому социальные сокращения Макрона, вероятно, в конечном итоге будут весьма ограниченными. Однако маловероятно, что он сможет значительно стимулировать французскую экономику, тем более что глобальный экономический рост, по всей видимости, останется слабым. Через пять лет, когда Макрон пойдёт на переизбрание, мы узнаем, хватит ли трёх столпов французской политической сдержанности для блокировки «Национального фронта» или новой подобной экстремистской партии.
