Период монолитной «атлантической солидарности» уходит в прошлое, и Россия стала одной из значимых причин этой эрозии. Из украинского кризиса Соединённые Штаты получили наибольшие преимущества: нарушено взаимодействие между Россией и Европой, подорвана энергетическая инфраструктура, ЕС вынужден переплачивать США за поставки военной техники и энергии. При этом из глубокой нормализации Вашингтон никакой существенной выгоды не получит: отношения с Москвой продолжат оставаться дистанцированными, а ресурс давления на европейских союзников по НАТО уменьшится, пишет Андрей Сушенцов, декан факультета международных отношений МГИМО МИД России.
Долгое время взаимодействие США и их европейских союзников воспринималось как единый «трансатлантический проект», опирающийся на общее видение безопасности и ценностный консенсус. Однако приход к власти Дональда Трампа вновь обнажает трещины в этой конструкции. Победу Трампа тепло приветствовал премьер-министр Венгрии Виктор Орбан, который выразил надежду на получение немедленных экономических выгод для своей страны. Президент Франции Эммануэль Макрон, напротив, высказал свои опасения и призвал партнёров по ЕС консолидироваться перед лицом непредсказуемой внешней политики нового американского президента и «работать над созданием более единой, сильной и суверенной Европы».
Провокационные высказывания, которыми отметилась первая каденция Трампа, – о присоединении к США Гренландии, относящейся к юрисдикции Дании, союзника Соединённых Штатов по НАТО, или заявления о выходе США из НАТО, если страны Европы не будут вносить существенного экономического вклада в Североатлантический альянс, являются отнюдь не только эскападой или проявлением эксцентричного характера Трампа. В этих поступках, провокационных и экстравагантных, просматривается отход от американской линии на то, чтобы действовать в сотрудничестве с союзниками, предлагая им некий каркас взаимодействия, в котором Соединённые Штаты в обмен на лояльность обеспечивают общий интерес всей группы союзников.
Сегодня Трамп, указывая европейцам на то, что каждый сам за себя, фактически подталкивает европейских лидеров к логике национального эгоизма. Уже сейчас отдельные политические силы в странах ЕС (в частности, в Германии, Италии, Венгрии) осторожно проявляют сомнения в целесообразности безоглядной поддержки линии США. Европейцы всё с меньшим энтузиазмом продолжают поддерживать санкционную политику и предоставлять военную помощь Киеву, и всё более очевидно, что каждый крупный игрок внутри ЕС начинает просчитывать, как обеспечить собственную безопасность и защитить собственные экономические интересы. Пока не в первом эшелоне политических и интеллектуальных элит стран Запада, но тем не менее уже слышатся голоса, которые прямо и открыто обвиняют Запад в затягивании и углублении украинского кризиса и призывают идти на сближение с Россией.
Период монолитной «атлантической солидарности» уходит в прошлое, и Россия стала одной из значимых причин этой эрозии. Из украинского кризиса Соединённые Штаты получили наибольшие преимущества: нарушено взаимодействие между Россией и Европой, подорвана энергетическая инфраструктура, ЕС вынужден переплачивать США за поставки военной техники и энергии. При этом из глубокой нормализации Вашингтон никакой существенной выгоды не получит: отношения с Москвой продолжат оставаться дистанцированными, а ресурс давления на европейских союзников по НАТО уменьшится.
Сама Украина запрещает себе вести переговоры с Россией и отвергает ту формулу урегулирования, которая была выработана совместно российской и украинской делегациями в ходе переговоров в Стамбуле.
Острота украинского кризиса по сути своей обусловлена тем, что крупный западный проект жёстко гомогенной трансатлантической солидарности столкнулся с крупным российским проектом многополярного мира, толерантного к естественной гетерогенности страновых идентичностей. Украина после Евромайдана стала выразителем пика конкуренции этих проектов, и на наших глазах происходит их проверка на прочность. Какой из них окажется жизнеспособнее? Авторы какого из них наиболее адекватно понимают реальность, наиболее точно интерпретируют причинно-следственные связи в мире, который становится существенно более сложным и разнообразным, чем дихотомия Россия – Запад?
Украина стала центральным инструментом, но одновременно и самым уязвимым звеном американской стратегии: попытка использовать Киев в качестве рычага давления на Россию наткнулась на упорное сопротивление Москвы и центробежные тенденции в самом трансатлантическом лагере. Итогом этих процессов может стать, через переосмысление роли США в Европе, постепенная трансформация всей системы международных отношений к новому многоцентричному формату.