Алексис Ципрас стал своего рода могильщиком большой левой волны в Европе, которая в первой половине – середине 2010-х годов могла привести к цепной реакции по многим странам ЕС и качественно изменить его политический ландшафт. Чем запомнилось его правление для Греции и для Европы? Читайте в аналитической статье Олега Барабанова, программного директора Международного дискуссионного клуба «Валдай».
Прошедшие в минувшее воскресенье парламентские выборы в Греции привели к ожидаемому поражению партии СИРИЗА. Прологом к нему стали выборы в Европейский парламент полтора месяца назад. Там СИРИЗА тоже проиграла, уступив правоцентристской «Новой демократии» около 10% голосов. Сейчас на национальных выборах показан почти такой же результат (разница в 8,5%). Тем самым закончился период пребывания СИРИЗА и её лидера Алексиса Ципраса у власти. И это отнюдь не рядовая смена правительства. Фактически СИРИЗА и Ципрас стали первой несисистемной политической силой в Западной Европе, которой удалось прийти к власти на волне гражданских протестов рубежа 2000–2010-х годов. Поэтому «эпоха Ципраса» заслуживает особого анализа и изучения.
Чем же запомнилось его правление для Греции и для Европы? Здесь прежде всего важно рассмотреть этот вопрос с точки зрения того, смог ли Ципрас трансформировать гражданский протест в реальную политику изменений в своей стране и в Европейском союзе в целом. Наверное, не будет преувеличением сказать, что главное ощущение здесь – чувство разочарования и неоправдавшихся надежд на перемены. Ципрасу не удалось отстоять требования гражданского общества Греции на изменение финансовой и промышленной политики ЕС по отношению к отдельным странам-членам.
Виновником кризисной бюджетной ситуации в Греции значительная часть общественного мнения страны объявляла именно брюссельские власти, под влиянием которых в Греции за прошедшие десятилетия было свёрнуто собственное промышленное развитие во многих ключевых для страны отраслях. Делалось это, по общественной же логике, в целях усиления конкурентных преимуществ других, более сильных стран – членов ЕС. Взамен Греции предлагались средства поддержки из различных фондов выравнивания ЕС. Но после расширения ЕС на Восточную Европу в 2004 году эти деньги в массе своей были переведены с Юга ЕС на Восток, для поддержки новых членов. В результате Греция осталась ни с чем.
Поэтому протесты в Греции и избрание Ципраса были во многом протестами против политики ЕС. И питались они надеждами, что новой несистемной силе у власти удастся изменить ситуацию. Но надежды не оправдались. Кульминацией этих событий стал организованный Ципрасом референдум в период его финансовых переговоров с ЕС. И несмотря на чёткую позицию граждан страны, Ципрас практически сразу отступил от итогов референдума и принял практически все условия ЕС, закрепившие экономическую зависимость Греции от Брюсселя.
Тем самым Ципрас фактически использовал референдум исключительно как краткосрочный инструментальный шантаж в тактических целях и ничего больше. Подобное игнорирование воли народа не могло не привести к падению популярности Ципраса и в обществе, и внутри самой партии СИРИЗА. Многие изначальные активисты СИРИЗА вышли из неё и стали на позиции жёсткой (и закономерной по этой логике) критики Ципраса. Эта позиция была отражена, например, в Валдайской записке Димитриса Константакопулоса.
При этом, что естественно, для несистемного левого движения, многие положения этой критики Ципраса выражались в «старых добрых» марксистских терминах, таких, например, как «ликвидаторство», «оппортунизм», «коллаборационизм с империалистами» и так далее. Тем самым Ципрас по логике этой критики выводился за рамки левого движения и объявлялся его предателем. К слову, некоторым критикам Ципраса среди левых сейчас удалось пройти в греческий парламент. Это, например, партия бывшего министра финансов Ципраса Яниса Варуфакиса “MeRA25” («Европейский фронт реалистического неповиновения»), а также Коммунистическая партия Греции. И это показывает серьёзную народную поддержку критиков Ципраса среди самих левых сил.
Действия Ципраса после референдума привели к расколу не только среди греческих левых, но и оказали серьёзное негативное воздействие на размах и популярность новых несистемных левых в других странах ЕС. Первой жертвой здесь стала Испания. Во многом негативный греческий пример Ципраса повлиял на серьёзную потерю голосов у партии «Подемос» в этой стране, несмотря на её высокий изначальный электоральный потенциал. Можно с достаточно высокой вероятностью предположить, что «если бы не было Ципраса», то «Подемос» удалось бы придти к власти в Испании на волне масштабного гражданского недовольства в этой стране, которое по своему накалу ничем не уступало греческому. Но видя перед глазами негативные итоги как внутренней, так и внешней политики Ципраса, многие испанские избиратели, что логично, начали задаваться вопросом: «Вы что, хотите, как в Греции?». И это оттолкнуло от «Подемос» многих её потенциальных избирателей. Таким образом, Ципрас стал своего рода могильщиком большой левой волны в Европе, которая в первой половине – середине 2010-х годов могла привести к цепной реакции по многим странам ЕС и качественно изменить его политический ландшафт.
Означает ли это, что после Ципраса левая идея в Европе мертва? С одной стороны, маятник электоральной поддержки несистемных сил качнулся от левых к правым. Примеры Марин Ле Пен во Франции, Маттео Сальвини в Италии, Найджела Фараджа в Британии, переток голосов от Левой партии к «Альтернативе для Германии» и другие это подтверждают. Важно и то, что многие из этих правых сил в целях расширения электоральной поддержки начали использовать социальные лозунги левых. К слову говоря, приход к власти в Италии коалиции правых евроскептиков Сальвини и гражданских анархистов из «Пяти звёзд» (отнюдь не левых) стал следующим после Ципраса примером прихода к власти несистемных сил в «старой Европе». Постсоветская специфика Польши и Венгрии выделяет их в особый случай. И что весьма показательно, правые в Италии оказались гораздо более жёсткими и настойчивыми в реальном отстаивании национальных интересов перед Брюсселем, чем левый Ципрас.
Значит ли это, что протестной страте граждан ЕС теперь надо голосовать только за правых? И что любой левый у власти поведёт себя так же «оппортунистически», как Ципрас? Клуб «Валдай» в своём докладе о «левом бунте» в Европе подробно разбирал эту проблему. Примеры Меланшона во Франции и Джереми Корбина в Британии, основательность и проработанность их программ показывают сохранение популярности левых идей в Европе и после Ципраса. Но оба они (ещё) не у власти, и поэтому проверить, насколько их дела не будут расходиться со словами, пока трудно.
«Оппортунизм» Ципраса сыграл свою негативную роль и в российско-греческих отношениях. В первые месяцы своего премьерства он делал очень много авансов в сторону России, раздавал обещания и по борьбе с санкциями, и по другим вопросам. Но очень быстро стало ясно, что Ципрас использовал фактор России в своих отношениях с ЕС в качестве точно такого же инструментального шантажа, как и вышеупомянутый референдум. Своей «дружбой» с Россией (как и итогами референдума) он стремился лишь немного «попугать» своих брюссельских партнёров, чтобы затем быстро от неё отказаться ради иных вопросов. Естественно, что динамика наших двусторонних отношений не могла не реагировать на такого рода подходы.
В итоге личное поражение Ципраса на выборах – это его личное дело. Но результаты правления Ципраса внесли ощутимый негативный вклад в дискредитацию левой идеи и левой политики в Европе в целом. Именно в этом состоит историческое значение «греческой трагедии» Ципраса.
