Несмотря на то, что Центральная Азия считается частью исламского мира, она пока не стала таковой. Регион до сих пор остаётся фрагментом постсоветского пространства и отделён от остального мира, в том числе и исламского, мощными ценностями унаследованного «советского цивилизационного обустройства» – образовательной системой, лингвокультурой и даже некоторыми элементами мировоззренческих конструкций, которые, правда, медленно, размываются и рушатся, но просуществуют ещё довольно долго.
Не в последнюю очередь на это влияют события в географической полосе мусульманских государств от Афганистана до Северной Африки: они провоцируют стремление государств центральноазиатского региона отгородиться от того, что происходит в этой «географической полосе», используя весьма скромные возможности, союзнический и партнёрский потенциал России и других стран, военно-политический и иной капитал действующих в регионе международных структур и организаций.
Вызовы и угрозы
Вызовы и угрозы, связанные прежде всего с религиозным экстремизмом, терроризмом и иными проявлениями трансграничной преступности, несмотря на то, что страны Центральной Азии в основном населены мусульманами, в принципе, не отличаются от европейских. Но частота и масштаб экстремистских явлений на порядок ниже, чем во многих других странах мира.
В данном контексте напомню лишь об одном факте из жизни центральноазиатских государств. О том, что Ферганская долина вот-вот взорвётся и станет ужасающей зоной бесконечных конфликтов, не писал только ленивый. Но вот прошло 25 лет, и долина живёт мирно и стабильно. Да, были и конфликты, и террористические акты, но не чаще и не страшнее, чем в других регионах планеты.
Вместе с тем в странах Центральной Азии отчётливо понимают опасности и угрозы, которые несут нарастающее геополитическое противостояние великих держав, борьба за ресурсы, террор и религиозный экстремизм.
Что может Центральная Азия?
Здесь хотелось бы сказать несколько слов не о влиянии ислама на формирование и реализацию внешнеполитических интересов, а о возможном совместном проекте стран нашего региона. Например, о геополитическом посредничестве.
Но прежде чем предложить мировому сообществу свои услуги в качестве геополитического и религиозно-культурного посредника между мировым исламом и другими цивилизационно-культурными ареалами планеты, необходимо понять, каким потенциалом располагают центральноазиатские государства в совокупности и индивидуально для выполнения такой сложной миссии.
На сегодняшний день возможности центральноазиатских государств либо ограничены, либо наоборот широки настолько, насколько они дееспособны как независимые государства и насколько адекватно понимание элитами Центральной Азии значимости региона как международного политического пространства. Очевидно, что от этого во многом зависит проектирование и реализация политического, экономического и культурно-гуманитарного влияния на внешний мир с последующим формированием и развитием позитивных представлений о Центральной Азии у внерегиональных лидеров и народов, о её потенциале в международной жизни.
Разумеется, центральноазиатские страны испытывают влияние ведущих держав и некоторых межстрановых объединений на функционирование и развитие политических, экономических и других институтов в государствах региона.
Однако влияние сильных мира сего было и остаётся фрагментарным. Например, попытки Запада «демократизировать» Центральную Азию не имели всеобъемлющего и программного подхода. В частности, право и нравственность как ценностные приоритеты и «ограничители», без которых демократия – не более чем анархия и охлократия, были представлены в процессах демократического «всеобуча» секторально (право), либо вообще отсутствовали (нравственность). При этом, конечно, я разделяю мнение ряда отечественных и зарубежных экспертов о том, что упомянутые проблемы должны решаться внутренними усилиями элит и народов региона – при условии, что они готовы к этому.
Интеграционные традиции
Центральная Азия всегда играла роль внутриконтинентального связующего коридора. В настоящее время центральноазиатские страны, стремящиеся к построению собственных моделей национальной государственности, пытаются возродить и реконструировать интеграционные традиции.
И некоторые инициативы, которые хотя и с натяжкой, но можно отнести к таким традициям, находят понимание и поддержку европейских и исламских государств. Например, казахское СВМДА, узбекская «безъядерная зона», таджикские «водные» инициативы и так далее. Даже туркменский «нейтралитет» можно рассматривать как реставрацию ранее существовавших политических конструкций. И развивать их необходимо не для сиюминутного улучшения имиджа, а для распространения их в качестве позитивно воспринимаемых другими странами идей (большую часть из которых можно реализовать совместно с Россией и другими странами СНГ, ШОС, Среднего и Ближнего Востока).
В частности, для укрепления идей нераспространения и отказа от использования атома в военных целях можно было бы использовать решение Казахстана, который добровольно отказался от статуса ядерной державы. Согласованные действия стран центральноазиатского региона при поддержке ООН, других международных организаций и отдельных государств способны привлечь к этому широкий круг европейских и исламских стран, включая, например, Иран. Почему бы не подумать о присоединении Афганистана к центральноазиатской «безъядерной» зоне? Может ли Центральная Азия оказаться в тренде содействия странам Ближнего Востока в создании безъядерной зоны в этом регионе?
Для стран региона было бы весьма актуально вынести проблему нераспространения в повестку дня центральноазиатского сотрудничества, не ограничиваясь лишь подписанием договора о создании безъядерной зоны.
Безопасность
Важнейшей темой для диалога является проблема безопасности. Трансграничная преступность (терроризм, распространение наркотиков, торговля людьми, оружием и так далее) требует бо́льшей активности в рамках совместной деятельности великих держав, глобальных и региональных международных организаций, неправительственных и общественных объединений. Нельзя сказать, что необходимые усилия не предпринимаются. Но создаётся впечатление, что они приводят к обратному результату. Нужна принципиально иная концепция диалога.
При этом главная задача должна заключаться не в «усаживании» за стол переговоров страны, входящие в ОБСЕ И ОИК. Речь в данном случае может идти о более широком партнёрстве, включающем вопросы безопасности, экономики, межконфессиональных и межкультурных отношений.
Здесь роль связующего звена могли бы взять на себя страны, являющиеся одновременно членами Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе и Организации Исламского сотрудничества. В число таких стран входят центральноазиатские государства, Турция, Азербайджан, Босния и Герцеговина, Албания и другие.
Представить себе, что они были бы в состоянии влиять на исламские или европейские страны, весьма самонадеянно, но формирование общеполитических, межрегиональных и межконфессиональных диалогов, ориентированных на поиск путей решения общих проблем, вполне вероятно.
