Мораль и право
Ценности несвободы и новый общественный договор в эпоху пандемии?

Ценности несвободы, наверное, необходимые на остром этапе борьбы с пандемией, вызывают всё большее отторжение в гражданских обществах разных стран. Общественное мнение начинает подозревать власти в том, что они могут поддаться соблазну закрепить эти ценности несвободы, сохранить дисбаланс между свободой и безопасностью и после завершения эпидемии. Об общественном договоре в новое время пишет Олег Барабанов, программный директор клуба «Валдай».

Пандемия COVID-19, появление новых, более опасных штаммов коронавируса, проходящие в разных странах протесты против карантинных мероприятий – всё это делает глобальную ситуацию вокруг новой эпидемии достаточно острой и непредсказуемой. Эти проблемы были в фокусе специальной дискуссии, недавно проведённой Клубом «Валдай» с участием врачей, социологов и политических экспертов.

В ходе дискуссии подробно обсуждался вопрос о том, что баланс между свободой и безопасностью в условиях пандемии оказался резко сдвинут в пользу безопасности в подавляющем большинстве стран мира. Объективно это логично и, наверное, оправдано. В результате в контексте новых ценностей коронавирусной эпохи ключевое место занял оксюморон – «ценности несвободы». На портале Клуба «Валдай» мы уже обращались к этой теме. Также естественно, что эти ценности несвободы начали вызывать растущее раздражение и неприятие со стороны значимых сегментов общества. Они соединялись и с опасением того, что этот новый дисбаланс свободы и безопасности закрепится во властных практиках и после завершения пандемии.

Тоталитаризм любви: как остаться собой в меняющемся мире
Второй день работы Валдайского форума начался культурно – с «достоевщины», но в хорошем смысле слова. Сессия, которая 16 октября открыла в Сочи череду экспертных дискуссий, была посвящена национальной идентичности в меняющемся мире. А при обсуждении таких серьёзных тем без обращения к великому русскому писателю Фёдору Достоевскому остаётся некая, как говорят авторы свежего валдайского доклада, который был презентован накануне, «политическая недосказанность».
События клуба


Составной частью этих опасений стала дискуссия о «власти врачей» над обществом (точнее сказать, не врачей, а медицинских чиновников). Естественно, никто не ставит под сомнение героизм и самоотверженную работу врачей по борьбе с пандемией. Но недовольство ценностями несвободы, которые сейчас реализуются именно через медицинские предписания, привело ко всё чаще постулируемым опасениям, что «врачи получили слишком много власти» (опять же, повторим, не врачи, а медицинские чиновники). И что эта избыточная «медицинская власть» может сохраниться и в дальнейшем. Тем самым теоретические конструкты Мишеля Фуко о «биовласти», о которых также писал Клуб «Валдай», могут превратиться в реальность «медицинской диктатуры».

В итоге нельзя отрицать рост общественного недовольства в период пандемии. И потому её важным социально-психологическим следствием стал рост недоверия между обществом и властью в целом ряде стран. Он проявляется и в открытых протестах, и в тенденциях настроений по результатам социологических опросов и по восприятию официальной статистики. Где-то это недоверие фокусируется главным образом на эффективности медицинских, карантинных и экономических мер властей, где-то быстро переходит с пандемии на другие политические темы. Очевидно, что это нарушение баланса доверия вполне может получить устойчивый, самоподдерживающийся характер по крайней мере в среднесрочной перспективе. Оно, видимо, останется, даже если путём вакцинации болезнь удастся достаточно быстро преодолеть. И этот фактор укореняющегося недоверия следует иметь в виду при прогнозировании и оценке будущих вариантов развития ситуации.

Из этого роста недоверия вытекает ещё одна тенденция, которая достаточно ощутимо проявилась в период пандемии в ряде стран, – это усиление процессов самоорганизации общества перед лицом постулируемой неэффективности власти. Это проявлялось как в масштабной волонтёрской деятельности, так и в формировании альтернативных власти каналов информирования о развитии эпидемии и логистической реакции на неё. Естественно, в терминах социальной теории, эта самоорганизация носила анархический, стихийный характер, тем не менее она стала фактом пандемической эпохи.

И в ряде случаев эта анархическая самоорганизация проявляет тенденции к перерастанию в реальное гражданское самоуправление на низовом уровне (grassroots), опять-таки действующее автономно от власти.

Тем самым начала вырабатываться тенденция к параллельному функционированию гражданского общества и властей, которая может сохраниться и после пандемии. И тем самым социополитические отношения по всему миру могут получить ещё один фактор раскола.

Как бы то ни было, можно с определённой долей уверенности утверждать, что эпидемия в значительной степени разрушила прежние формы общественного договора (social contract) между гражданами и властью в целом ряде стран. Также этот дисбаланс доверия перекинулся с национальных уровней на глобальный, на отношение людей к международным организациям и их деятельности. Трудно сказать, можно ли утверждать о наличии общественного договора на глобальном уровне. И глобальное гражданское общество, и структуры глобального управления для этого, видимо, ещё не настолько консолидированы и стратифицированы. Но в любом случае гражданское восприятие эффективности глобального управления в период пандемии сильно пошатнулось, и это тоже немаловажный фактор на будущее.

Если старый общественный договор перестаёт работать, дисбаланс доверия между обществом и властью сохраняется и в обществе развиваются процессы альтернативной анархической самоорганизации, то это, по логике политических теорий, может поставить на повестку дня вопрос о целесообразности заключения нового общественного договора. В каких формах это могло бы происходить – вопрос, понятно, открытый, и на него нет прямого ответа. В любом случае вырастающая из вышеупомянутой самоорганизации общества анархическая лево-прогрессистская тенденция может иметь и политическую перспективу. Ранее, на предыдущих этапах гражданского недовольства сложившимися формами общественного договора, мы подобное уже видели: в Италии именно эта идеологическая тенденция привела к электоральному успеху «Движения пяти звёзд», а в Испании – к электоральной поддержке движения «Подемос». Если следовать этой логике, то возможны и политическая институционализация новых «постковидных» гражданских движений, и появление новых политических акторов на электоральном поле в целом ряде стран.

Другая возможная форма – это тот вариант, когда уже существующие, «старые» левопрогрессистские движения, возникшие на предыдущем этапе гражданских протестов в 2000-е – 2010-е годы, возьмут на себя функцию политического представительства этих новых настроений. Здесь, впрочем, в некоторых странах ситуация складывается так, что эти «старые» протестные движения в нынешний ковидный период уже институционализировались в парламентах и стали составной частью правящих коалиций – например, те же «Пять звёзд» в Италии. И потому теперь уже на них самих распространяется то недоверие общества к власти, о котором мы писали выше. Значит ли это, что политическая институционализация левопрогрессистского протеста может принимать лишь «одноразовые» формы и должна переструктурироваться всякий раз, когда «старое» протестное движение входит во власть и быстро перерождается из-за соблазнов власти, – вопрос сложный и неоднозначный. И ответ на него даст электоральная практика ближайших лет.

Параллельно с левопрогрессистским движением, не забудем и о несистемном правом протесте. Понятно, что поражение Трампа и события в Капитолии в начале января 2021 года привели к серьёзному удару и медийной дискредитации этого направления и сейчас оно надолго стигматизировано в мейнстримном общественном мнении. Но это не отменяет факта достаточной распространённости этих взглядов в обществах разных стран. В контексте текущей пандемии именно несистемные правые настроения трансформировались в резкое «ковидоотрицание», что тоже, согласимся, имеет почву для дальнейшего распространения в достаточно широких сегментах общества. Именно правые были мотором насильственных уличных протестов в городах Европы против карантинных мероприятий. Так что наблюдающаяся после Капитолия тенденция полностью вывести несистемных правых за рамки любого общественного договора, как прежнего, так и нового, может оказаться взрывоопасной.

На глобальном уровне рост недоверия к институтам может вылиться в усиление требований эффективного гражданского контроля за деятельностью межправительственных организаций. Вопрос о демократическом дефиците международных институтов обсуждается уже очень давно, и стал восприниматься многими уже как рутинная данность. Но сейчас в эпоху пандемии этот демократический дефицит приобрёл качественно новое измерение. И думается, именно в этом направлении могла бы пойти реальная самоорганизация глобального гражданского общества, как и само превращение этого типа общества из концептуальной модели в реальность.

В итоге ценности несвободы, наверное, необходимые на остром этапе борьбы с пандемией, вызывают всё большее отторжение в гражданских обществах разных стран. Общественное мнение начинает подозревать власти в том, что они могут поддаться соблазну закрепить эти ценности несвободы, сохранить дисбаланс между свободой и безопасностью и после завершения эпидемии. Понятно, что термин «общественный договор» – это очень абстрактный теоретический конструкт в сознании многих и реальные социополитические отношения практически никогда не отвечают этому теоретическому идеалу. Но в то же время, согласимся, что потенциал трансформации глобального гражданского общества стал в эпоху пандемии более сильным и более видимым и вопрос о его политической институционализации может серьёзным образом повлиять на мировую политику.

Россия и глобальные риски
Оптимальный социум – 2: «дистанционный смотритель»
Аркадий Недель
Сегодня мы стоим перед выбором: либо остаться свободными гражданами, либо превратиться в управляемые «организмы» с более или менее комфортной жизнью. Технологические тенденции ведут скорее ко второму варианту. О свободе выбора и о том, можно ли предотвратить технологическое рабство, пишет Аркадий Недель, профессор кафедры философских наук МГЛУ, приглашённый профессор университета Ка Фоскари (Италия).
Мнения участников
Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.