Мораль и право
Настоящее и будущее транснациональной юстиции

Транснациональная юстиция постепенно становится всё более реальным фактом в жизни глобального общества. В современном мире развиваются сразу несколько её отраслей. Её эволюцию и перспективы развития рассматривает Олег Барабанов, программный директор клуба «Валдай».

В череде 75-летних юбилеев, ознаменовавших собой память об окончании Второй мировой войны и формировании нового мирового порядка в 1945–1946 годах, есть одна, возможно, не слишком яркая на фоне других годовщина. 18 апреля 1946 года провёл своё первое, инаугурационное заседание вновь созданный Международный суд ООН (International Court of Justice). И этот юбилей позволяет рассмотреть эволюцию и перспективы развития транснациональной юстиции в мире.

Международный суд ООН рассматривает споры между государствами, а также выносит консультативные заключения по делам, передаваемым ему Генеральной Ассамблеей ООН и иными органами ООН. За 75 лет своего существования этот суд рассмотрел всего 178 дел. С одной стороны, это количество кажется крайне малым. С другой – с учётом объективных ограничений, связанных с суверенитетом государств, оно становится вполне понятным. При этом, хотя основной массив дел Международного суда на практике оказался связан с достаточно мелкими по глобальным масштабам вопросами по уточнению линии границы на отдельных участках между теми или иными странами (как сухопутной, так, особенно в последнее время, и морской), некоторые из его решений получили широкий глобальный резонанс. К их числу стоит отнести дело «Никарагуа против США» 1986 года. Тогда суд признал, что США ведут необъявленную тайную войну против Никарагуа, поддерживая антиправительственных повстанцев, и тем самым нарушают международное право. Это решение суда имеет большое значение в контексте антиимпериалистической борьбы малых стран. Оно же, по сути, привело к тому, что США стали резко ограничивать и отказываться от своей универсальной подсудности международным судам.

После этого решения США заявили, что будут исполнять решения Международного суда только на дискреционной основе (т. е. когда они сами против них не возражают).

Этот же подход затем получил своё развитие в нежелании США связывать себя подсудностью в рамках Международного уголовного суда. Что касается других резонансных дел Международного суда ООН, то стоит вспомнить его решения по Намибии в 1966 году, признающие её право на самоопределение и осуждающие тогдашнюю аннексию Юго-Западной Африки со стороны расистской ЮАР. Также важны консультативное заключение о деколонизации Западной Сахары 1975 году, поданное по запросу Генассамблеи ООН, консультативное заключение 2004 года о том, что Израиль нарушил международное право, строя стену на границе с Палестинскими территориями, консультативное заключение 2019 года, признавшее незаконность отторжения архипелага Чагос Великобитанией от Маврикия. В 1996 году суд принял очень резонансное консультативное заключение о легальности ядерного оружия, где признал полную правомочность обладания им и даже его использования в военных конфликтах. Единственные ограничения в этом заключении состояли в том, что ядерное оружие должно использоваться исключительно в целях самообороны и отвечать принципам международного гуманитарного права. В 2010 году в консультативном заключении суд признал, что одностороннее провозглашение независимости Косово не нарушает международное право, поскольку «международное право не содержит запрета на провозглашение независимости». Это, понятно, вызвало полярные оценки со стороны сторонников и противников косовской независимости. Отдельная полемика развернулась по поводу того, носит ли это заключение суда прецедентный характер для других похожих случаев или нет.

Иногда решения Международного суда носили компромиссный характер, и тогда обозреватели обвиняли суд в стремлении устраниться от острых тем и в «страусиной» позиции. Так, в 2015 году суд, рассматривая дело Хорватии и Сербии, обвинявших друг друга в геноциде, решил, что ни одна из сторон не представила убедительных доказательств. Кроме того, в ряде громких случаев, суд отказывался от принятия решения по существу, ссылаясь на отсутствие у него необходимой юрисдикции. Это решение 1974 года по делу Австралии и Новой Зеландии против французских ядерных испытаний в Тихом океане. А также и решения 2004 года по заявлениям Югославии против западных стран о незаконном военном вмешательстве в её внутренние дела и решение 2011 года по заявлению Грузии против России о конфликте 2008 года.

Международный суд ООН стал отнюдь не первым органом международной юстиции. Ранее, в эпоху Лиги Наций, под её эгидой действовал похожий суд – Постоянная палата международного правосудия (Permanent Court of International Justice). Также ещё раньше, в 1899 году, начала свою работу Постоянная палата третейского суда (Permanent Court of Arbitration), созданная по итогам работы первой Гаагской мирной конференции. Она действует и до сих пор, рассматривая отчасти параллельный Международному суду круг дел там, где государства предпочитают более неформальный характер разбирательства.

Помимо этих судов, разбирающих в основном споры между государствами, пожалуй, гораздо больший общественный интерес вызывают другие отрасли транснациональной юстиции, которые в современном мире тоже достаточно быстро развиваются. Прежде всего это касается международной уголовной юстиции. Здесь начало было положено также сразу после Второй мировой войны в связи с деятельностью Нюрнбергского трибунала. Клуб «Валдай» уже обращался к современной политической оценке его работы в связи с юбилеем. При осознании всей моральной значимости приговора Нюрнберга, вынесенного главным нацистским преступникам, в то же время можно порой встретить вплоть до сегодняшнего дня дискуссии о его легальности. Они основываются в первую очередь на том, что в Нюрнберге, по этой логике, не был соблюдён принцип nulla poena sine lege («нет наказания без закона»). Принцип, который является одной из ключевых основ справедливости уголовного правосудия. Устав Нюрнбергского трибунала с указанием статей обвинения был принят уже после завершения войны в Европе, и потому адвокаты подсудимых неоднократно ставили перед трибуналом вопрос о том, что их подзащитные ничего не нарушали, поскольку пусть не закон, но хотя бы международно-правовой документ, считающий их действия преступлением, был принят лишь post factum.

Читая многотомную стенограмму Нюрнбергского трибунала, можно неоднократно увидеть полемику обвинения и защиты именно по этому вопросу с детальными аргументами с обеих сторон. Смысл этой полемики состоит, по большому счёту, в соотношении морали и права в судебном процессе – теме отнюдь не новой, она разрабатывалась ещё в римском праве. И её можно свести к вопросу, допустимо ли выносить уголовный приговор человеку на основании только морального осуждения. В Нюрнберге ни у кого, судя по стенограмме даже у адвокатов (если убрать в сторону их профессиональное крючкотворство), не возникало сомнений, что подсудимые совершали морально неприемлемые вещи. Вопрос лишь в том, можно ли было считать это преступлением в отсутствие закона (как внутригерманского, так и в международном праве), квалифицировавшего их действия как преступления на момент их совершения.

Мораль и право
К юбилею Нюрнбергского трибунала: кого и как судили
Олег Барабанов
Чем тот, кто делает пушки или выделяет на них деньги, лучше того, кто из них стреляет? Может ли машина пропаганды преступного режима не считаться преступной? 20 ноября 1945 года начал свою работу Нюрнбергский трибунал, осудивший ключевых гитлеровских преступников. О том, кто из подсудимых получил то или иное наказание, а кто был освобождён от ответственности и почему, пишет Олег Барабанов, программный директор клуба «Валдай».

Мнения участников

К счастью для человечества, судьи Нюрнбергского трибунала не поддержали эту трактовку nulla poena sine lege. В тексте приговора содержится подробное обоснование того, почему подсудимые виновны, несмотря на этот принцип. Ключевым здесь стал подход, что несоблюдение международно-правовых (и даже политических) обязательств государства можно трактовать как уголовное преступление отдельных лиц, занимавших ответственные государственные посты. Понятно, что в рамках совсем уж идеальной теории права («сферического, в вакууме») и такой подход спорен и неочевиден. Но в реальных условиях послевоенного мира он стал единственно возможным для справедливого наказания нацистских преступников. Германия была участником международных конвенций о законах и обычаях войны, об обращении с военнопленными. Германия подписывала двусторонние договоры и многосторонние документы (например, пакт Бриана – Келлога) об отказе от агрессивной войны. И потому нарушение их является преступлением отдельных лиц. Ссылки защиты на то, что во всём виноват только Гитлер как глава государства, а остальные лишь исполнители, не были приняты судом. Здесь, что показательно, также был использован не правовой, по сути, а моральный подход – что у каждого человека есть право на моральный выбор: занимать руководящие посты при преступном режиме или отказаться от этого. И человек, сделавший свой моральный выбор, может и должен затем получить свой уголовный приговор. Эта дилемма разделяемой ответственности руководителя и подчинённого получила своё эмоциональное воплощение в заявлении одного из подсудимых, генерал-полковника Йодля, в ходе Нюрнбергского процесса. Он сказал примерно так: «Фюрер нас предал, уйдя из жизни. Он неоднократно говорил нам в ставке, что он один несёт ответственность за всё, а мы должны, ни о чём не думая, делать своё дело. А теперь фюрера нет, а судят нас».

Итоги работы трибунала нашли своё отражение в «Нюрнбергских принципах» – документе, составленном в 1950 году ооновской Комиссией международного права (International Law Commission) по поручению Генеральной Ассамблеи ООН. Они во многом легли в основу современного подхода к международной уголовной юстиции, которая, как и раньше, фокусируется на военных преступлениях и преступлениях против человечности. Она получила своё практическое выражение в международных трибуналах ad hoc по конфликтам в бывшей Югославии и в Руанде, а также в создании постоянно действующего Международного уголовного суда (International Criminal Court) по Римскому статуту 1998 года. Впрочем, отказ США и ряда других стран принимать участие в работе этого суда и признавать его юрисдикцию составляет большую «дырку» в международной уголовной юстиции и не даёт ей возможности принять полностью глобальный характер. Здесь нерешённое противоречие между суверенитетом и транснациональным характером суда вполне очевидно.

Другая сфера, где активно развивается транснациональная юстиция, – это соблюдение прав человека. Здесь пока нет поддержки идее создания общеглобального трибунала, но она реализуется в формате Совета Европы (Council of Europe) – в рамках Европейского суда по правам человека в Страсбурге (European Court of Human Rights). Впрочем, Комитет по правам человека ООН (UN Human Rights Committee) тоже проводит квазисудебные заседания. Некоторые из них получают широкий глобальный резонанс: например, дело о правах климатических мигрантов 2020 года. Ещё одна отрасль права, где транснациональная юстиция приобрела всеобщий характер, – это международное спортивное право (контракты, антидопинг и пр.). Здесь Спортивный арбитражный суд в Лозанне (Court of Arbitration for Sport) является ключевым регулятором глобального спортивного движения. Среди возможных проектов на будущее – идея транснациональной климатической юстиции, которая, по всей видимости, получит свою реализацию по мере воплощения в жизнь глобального карбонового налога и иных проектов «зелёной трансформации».

В целом транснациональная юстиция, хотим мы этого или нет, становится всё более реальным фактом в жизни глобального общества. Вопрос о её соотношении с суверенитетом (воплощаемый в т. ч. в политике США) также становится всё более острым. Возможно ли примирить эти две точки зрения и какая из них одержит верх, покажет будущее.

Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.