Транснациональная юстиция постепенно становится всё более реальным фактом в жизни глобального общества. В современном мире развиваются сразу несколько её отраслей. Её эволюцию и перспективы развития рассматривает Олег Барабанов, программный директор клуба «Валдай».
В череде 75-летних юбилеев, ознаменовавших собой память об окончании Второй мировой войны и формировании нового мирового порядка в 1945–1946 годах, есть одна, возможно, не слишком яркая на фоне других годовщина. 18 апреля 1946 года провёл своё первое, инаугурационное заседание вновь созданный Международный суд ООН (International Court of Justice). И этот юбилей позволяет рассмотреть эволюцию и перспективы развития транснациональной юстиции в мире.
Международный суд ООН рассматривает споры между государствами, а также выносит консультативные заключения по делам, передаваемым ему Генеральной Ассамблеей ООН и иными органами ООН. За 75 лет своего существования этот суд рассмотрел всего 178 дел. С одной стороны, это количество кажется крайне малым. С другой – с учётом объективных ограничений, связанных с суверенитетом государств, оно становится вполне понятным. При этом, хотя основной массив дел Международного суда на практике оказался связан с достаточно мелкими по глобальным масштабам вопросами по уточнению линии границы на отдельных участках между теми или иными странами (как сухопутной, так, особенно в последнее время, и морской), некоторые из его решений получили широкий глобальный резонанс. К их числу стоит отнести дело «Никарагуа против США» 1986 года. Тогда суд признал, что США ведут необъявленную тайную войну против Никарагуа, поддерживая антиправительственных повстанцев, и тем самым нарушают международное право. Это решение суда имеет большое значение в контексте антиимпериалистической борьбы малых стран. Оно же, по сути, привело к тому, что США стали резко ограничивать и отказываться от своей универсальной подсудности международным судам.
Иногда решения Международного суда носили компромиссный характер, и тогда обозреватели обвиняли суд в стремлении устраниться от острых тем и в «страусиной» позиции. Так, в 2015 году суд, рассматривая дело Хорватии и Сербии, обвинявших друг друга в геноциде, решил, что ни одна из сторон не представила убедительных доказательств. Кроме того, в ряде громких случаев, суд отказывался от принятия решения по существу, ссылаясь на отсутствие у него необходимой юрисдикции. Это решение 1974 года по делу Австралии и Новой Зеландии против французских ядерных испытаний в Тихом океане. А также и решения 2004 года по заявлениям Югославии против западных стран о незаконном военном вмешательстве в её внутренние дела и решение 2011 года по заявлению Грузии против России о конфликте 2008 года.
Международный суд ООН стал отнюдь не первым органом международной юстиции. Ранее, в эпоху Лиги Наций, под её эгидой действовал похожий суд – Постоянная палата международного правосудия (Permanent Court of International Justice). Также ещё раньше, в 1899 году, начала свою работу Постоянная палата третейского суда (Permanent Court of Arbitration), созданная по итогам работы первой Гаагской мирной конференции. Она действует и до сих пор, рассматривая отчасти параллельный Международному суду круг дел там, где государства предпочитают более неформальный характер разбирательства.
Помимо этих судов, разбирающих в основном споры между государствами, пожалуй, гораздо больший общественный интерес вызывают другие отрасли транснациональной юстиции, которые в современном мире тоже достаточно быстро развиваются. Прежде всего это касается международной уголовной юстиции. Здесь начало было положено также сразу после Второй мировой войны в связи с деятельностью Нюрнбергского трибунала. Клуб «Валдай» уже обращался к современной политической оценке его работы в связи с юбилеем. При осознании всей моральной значимости приговора Нюрнберга, вынесенного главным нацистским преступникам, в то же время можно порой встретить вплоть до сегодняшнего дня дискуссии о его легальности. Они основываются в первую очередь на том, что в Нюрнберге, по этой логике, не был соблюдён принцип nulla poena sine lege («нет наказания без закона»). Принцип, который является одной из ключевых основ справедливости уголовного правосудия. Устав Нюрнбергского трибунала с указанием статей обвинения был принят уже после завершения войны в Европе, и потому адвокаты подсудимых неоднократно ставили перед трибуналом вопрос о том, что их подзащитные ничего не нарушали, поскольку пусть не закон, но хотя бы международно-правовой документ, считающий их действия преступлением, был принят лишь post factum.
Читая многотомную стенограмму Нюрнбергского трибунала, можно неоднократно увидеть полемику обвинения и защиты именно по этому вопросу с детальными аргументами с обеих сторон. Смысл этой полемики состоит, по большому счёту, в соотношении морали и права в судебном процессе – теме отнюдь не новой, она разрабатывалась ещё в римском праве. И её можно свести к вопросу, допустимо ли выносить уголовный приговор человеку на основании только морального осуждения. В Нюрнберге ни у кого, судя по стенограмме даже у адвокатов (если убрать в сторону их профессиональное крючкотворство), не возникало сомнений, что подсудимые совершали морально неприемлемые вещи. Вопрос лишь в том, можно ли было считать это преступлением в отсутствие закона (как внутригерманского, так и в международном праве), квалифицировавшего их действия как преступления на момент их совершения.
К счастью для человечества, судьи Нюрнбергского трибунала не поддержали эту трактовку nulla poena sine lege. В тексте приговора содержится подробное обоснование того, почему подсудимые виновны, несмотря на этот принцип. Ключевым здесь стал подход, что несоблюдение международно-правовых (и даже политических) обязательств государства можно трактовать как уголовное преступление отдельных лиц, занимавших ответственные государственные посты. Понятно, что в рамках совсем уж идеальной теории права («сферического, в вакууме») и такой подход спорен и неочевиден. Но в реальных условиях послевоенного мира он стал единственно возможным для справедливого наказания нацистских преступников. Германия была участником международных конвенций о законах и обычаях войны, об обращении с военнопленными. Германия подписывала двусторонние договоры и многосторонние документы (например, пакт Бриана – Келлога) об отказе от агрессивной войны. И потому нарушение их является преступлением отдельных лиц. Ссылки защиты на то, что во всём виноват только Гитлер как глава государства, а остальные лишь исполнители, не были приняты судом. Здесь, что показательно, также был использован не правовой, по сути, а моральный подход – что у каждого человека есть право на моральный выбор: занимать руководящие посты при преступном режиме или отказаться от этого. И человек, сделавший свой моральный выбор, может и должен затем получить свой уголовный приговор. Эта дилемма разделяемой ответственности руководителя и подчинённого получила своё эмоциональное воплощение в заявлении одного из подсудимых, генерал-полковника Йодля, в ходе Нюрнбергского процесса. Он сказал примерно так: «Фюрер нас предал, уйдя из жизни. Он неоднократно говорил нам в ставке, что он один несёт ответственность за всё, а мы должны, ни о чём не думая, делать своё дело. А теперь фюрера нет, а судят нас».
Итоги работы трибунала нашли своё отражение в «Нюрнбергских принципах» – документе, составленном в 1950 году ооновской Комиссией международного права (International Law Commission)
по поручению Генеральной Ассамблеи ООН. Они во многом легли в основу современного подхода к международной уголовной юстиции, которая, как и раньше, фокусируется на военных преступлениях и преступлениях против человечности. Она получила своё практическое выражение в международных трибуналах ad hoc
по конфликтам в бывшей Югославии и в Руанде, а также в создании постоянно действующего Международного уголовного суда (International Criminal Court)
по Римскому статуту 1998 года. Впрочем, отказ США и ряда других стран принимать участие в работе этого суда и признавать его юрисдикцию составляет большую «дырку» в международной уголовной юстиции и не даёт ей возможности принять полностью глобальный характер. Здесь нерешённое противоречие между суверенитетом и транснациональным характером суда вполне очевидно.
Другая сфера, где активно развивается транснациональная юстиция, – это соблюдение прав человека. Здесь пока нет поддержки идее создания общеглобального трибунала, но она реализуется в формате Совета Европы (Council of Europe) – в рамках Европейского суда по правам человека в Страсбурге (European Court of Human Rights). Впрочем, Комитет по правам человека ООН (UN Human Rights Committee) тоже проводит квазисудебные заседания. Некоторые из них получают широкий глобальный резонанс: например, дело о правах климатических мигрантов 2020 года. Ещё одна отрасль права, где транснациональная юстиция приобрела всеобщий характер, – это международное спортивное право (контракты, антидопинг и пр.). Здесь Спортивный арбитражный суд в Лозанне (Court of Arbitration for Sport) является ключевым регулятором глобального спортивного движения. Среди возможных проектов на будущее – идея транснациональной климатической юстиции, которая, по всей видимости, получит свою реализацию по мере воплощения в жизнь глобального карбонового налога и иных проектов «зелёной трансформации».
В целом транснациональная юстиция, хотим мы этого или нет, становится всё более реальным фактом в жизни глобального общества. Вопрос о её соотношении с суверенитетом (воплощаемый в т. ч. в политике США) также становится всё более острым. Возможно ли примирить эти две точки зрения и какая из них одержит верх, покажет будущее.