России следует отстаивать собственное видение событий Второй мировой войны, критически важное для национальной идентичности, искать точки соприкосновения с незападными странами и готовиться к долгой «войне памяти» с Западом, понимая, что она является частью более широкого идеологического противостояния, пишет программный директор клуба «Валдай» Антон Беспалов.
Парад на Красной площади 9 мая 2025 года стал кульминацией празднования 80-й годовщины победы в Великой Отечественной войне. Но и сам по себе он знаменовал важную веху: тридцатилетие постсоветской традиции ежегодных парадов Победы на главной площади страны. Первый такой парад, проведённый в 1995 году, был зримым свидетельством формирования в России нового исторического нарратива, объединяющего нацию, подчёркивающего преемственность поколений и при этом утверждающего роль страны как великой державы.
Если Октябрьская революция, в честь которой проходили ежегодные парады в советскую эпоху, была событием, связанным с основанием государства, то память о победе в войне, затронувшей каждую семью, является гораздо более личным переживанием. Но, кроме того, делая Победу центральным элементом своей исторической политики, Россия позиционировала себя на международной арене, подчёркивая, что именно она является наследницей Советского Союза, не только победившего в войне, но и заложившего основы существующего миропорядка.
Международное измерение юбилея Победы подчёркивалось присутствием на параде мировых лидеров, в том числе глав всех государств «большой семёрки» и более чем тридцати европейских стран. Интернационализация торжества была призвана служить напоминанием миру о том, что Россия стоит у истоков современной мировой системы, возникшей после общей победы над нацизмом. И хотя реальный вес России, переживавшей в середине 1990-х тяжёлый социально-экономический кризис, был гораздо ниже, чем у СССР на пике его могущества, мир, казалось, принимает эту трактовку.
Вполне естественно, что она неприемлема и для современной России. Отсюда «войны памяти» между нашей страной и, например, Польшей и прибалтийскими государствами, продолжающиеся десятилетиями. Долгое время Россия полагала, что может найти общий язык по вопросам исторической памяти со своими традиционными партнёрами в Западной Европе – такими как Франция и Германия. Однако принятие в 2019 году резолюции Европарламента «О важности сохранения исторической памяти для будущего Европы» показало, что и представители этих стран могут возлагать на СССР ответственность за начало Второй мировой войны наряду с Германией.
Идеологема о «двух тоталитаризмах» подкрепляет концепцию борьбы между демократией и авторитаризмом, начавшейся в двадцатом веке и продолжающейся в двадцать первом. Она окончательно стала западным мейнстримом после того, как стало очевидно, что «конец истории» не достигнут и либеральная демократия не одерживает триумф во всём мире. Вторая мировая война в рамках этой концепции является лишь первым периодом борьбы, который закончился победой над нацизмом и его идеологическими союзниками. Следующим периодом была холодная война, завершившаяся победой над Советским Союзом. Наконец, сегодня западные демократии противостоят усиливающимся «авторитарным режимам» – прежде всего России и Китаю.
Нетрудно заметить, что это совпало с кризисом отношений России с Западом на фоне конфликта на Украине, который ярко продемонстрировал, как трактовки истории могут меняться под воздействием текущих геополитических изменений. Эти изменения на Западе стали лавинообразными после начала специальной военной операции, и здесь показательным примером служит выступление президента США Джозефа Байдена на торжествах по случаю 80-летия высадки в Нормандии в 2024 году. В нём он представил Вторую мировую войну как противостояние демократии диктатуре, отметил, что именно в Нормандии «силы свободы» доказали, что они сильнее, чем «силы завоевателей», и причислил современную Россию к тем «тёмным силам, с которыми эти герои сражались 80 лет назад».
Между тем западная интерпретация Второй мировой как первого этапа борьбы демократии с диктатурой вызывает множество вопросов у наших партнёров из незападных государств. Прежде всего в связи с тем, что в двадцатом веке западные страны в своих колониях не так упорно отстаивали демократические принципы, как в метрополиях, а в годы холодной войны часто исходили из геополитических, а вовсе не идеологических соображений, поддерживая диктаторские режимы и выступая против прогрессивных.
При этом нарративы о Второй мировой войне в России и дружественных государствах мирового большинства могут различаться. Эти различия могут быть весьма существенными, но не становятся непреодолимыми. Поэтому пространство для диалога с незападными странами по вопросам исторической памяти, безусловно, есть, хотя порой этот диалог может быть непростым, как показывает Иван Зуенко в своём анализе различий интерпретаций Второй мировой в России и Китае.
Нужно осознавать, что полного совпадения в трактовках событий Второй мировой войны у России может не быть даже с ближайшими партнёрами, – в частности, с государствами СНГ. Это совершенно нормально, ведь каждая страна формирует свою систему исторических координат, в которой война необязательно занимает то же место, что и в случае нашей страны. Не говоря уже о том, что со временем эти системы неизбежно модифицируются и акценты в них смещаются. России следует отстаивать собственное видение, критически важное для национальной идентичности, искать точки соприкосновения с незападными странами и готовиться к долгой «войне памяти» с Западом, понимая, что она является частью более широкого идеологического противостояния.
