Ключевой вопрос американо-китайских отношений в целом заключается в том, почувствует ли бизнес-сообщество США, которое до сих пор являлось мощнейшим внутренним лобби по вопросу отношений с Китаем, улучшение условий для ведения бизнеса, пишет эксперт клуба «Валдай» Роберт Мэннинг, старший научный сотрудник Центра международной безопасности им. Брента Скоукрофта. Меркантилистская и техно-националистическая политика Китая мешает многим американским фирмам вести бизнес в Китае, заставляя их перемещать заводы в Юго-Восточную Азию и другие страны.
США и Китай – две крупнейшие экономики и крупнейшие торговые державы в мире. Результаты нынешних переговоров по торговле, безусловно, будут иметь большое влияние на будущее глобальной торговой системы. Несмотря на топорные тактики президента Трампа – тарифы и тому подобное – меркантилистская промышленная политика Китая вызывает аналогичный отклик у большей части мира: ЕС, Японии, Австралии и других стран. Все они жалуются в ВТО на его политику принудительной передачи технологий и ограничения на прямые иностранные инвестиции в ключевых технологических отраслях. Похоже, что торговая сделка между США и Китаем будет достигнута. Следует отметить, что многие требования США связаны с рыночными реформами, которые одобряются ведущими китайскими чиновниками экономического блока – сам Си Цзиньпин пообещал это сделать, но так и не сделал. Таким образом, давление Трампа может оказаться рычагом для столь необходимых экономических реформ в Китае.
Плохо то, что политику торговых претензий Трамп ведёт на двусторонней основе. Сельхозпредприятия США, а также нефтегазовый сектор выиграют в ближайшей перспективе; выгоду также могут получить субъекты сферы финансовых услуг США, страховых, банковских и других услуг, благодаря которым Китай, вероятно, будет открыт для иностранного капитала. Большой вопрос, ослабит ли Китай при этом свои стандарты кибербезопасности и насколько. США хотят, чтобы Китай позволил иностранным инвесторам владеть облачным хранилищем, настаивают на свободных потоках коммерческих данных иностранных фирм, работающих в Китае. Я думаю, что от открытия рынков в разной степени выиграют обе стороны, более того, положительный эффект, вероятно, распространится и на другие страны. Ключевой вопрос американо-китайских отношений в целом заключается в том, почувствует ли бизнес-сообщество США, которое до сих пор являлось мощнейшим внутренним лобби по вопросу отношений с Китаем, улучшение условий для ведения бизнеса. Меркантилистская и техно-националистическая политика Китая мешает многим американским фирмам вести бизнес в Китае, заставляя их перемещать заводы в Юго-Восточную Азию и другие страны. Я буду удивлён, если выгоды от торговой сделки получат исключительно США и Китай.
Выход США из договора о Транстихоокеанском партнёрстве (ТТП), тарифные удары по ключевым союзникам США, таким как ЕС, Канада и Япония, и переход к управляемой торговле привели к тому, что союзники и партнёры США в Азии и Европе начали предпринимать всё более серьёзные усилия, пытаясь оградить себя от рисков, связанных с неопределённостью в США. Япония настояла на подписании «всеобъемлющего и прогрессивного» договора по ТТП без участия США (CPTPP), ЕС лихорадочно подписывает торговые соглашения, ЕС и Япония наращивают темпы роста двусторонней торговли – важный момент становления пост-американской торговой системы. Это «хеджирование рисков» распространяется и на сферу безопасности, поскольку очернение Трампом и союзников, и альянсов вызывает растущие сомнения в надёжности США.
Поскольку Трамп – любитель тарифов, вероятно, он продолжит их продвигать. Конгресс США настаивает на отмене тарифов, особенно в отношении Канады и Мексики. Возможно, Трампу придётся пойти на этот компромисс, чтобы Конгресс одобрил новую торговую сделку США-Канада-Мексика. Двадцатипятипроцентные автомобильные тарифы для Японии и ЕС могут привести к тому, что текущие торговые переговоры с обеими странами не приведут к удовлетворительным, с точки зрения Трампа, результатам. Валюта как фактор развития торговли – это вполне законный вопрос. Некоторое понимание по юаню будет достигнуто в связи со сделкой между США и Китаем, но я не вижу никаких валютных войн.
Если говорить о влиянии торговых войн на Россию, то Москва должна прежде всего определиться, насколько она хочет зависеть от Пекина. Россия стала для Китая основным источником нефти и газа, но будущее мировой экономики определит новая технологическая революция – ИИ, 5G/интернет вещей, автономные транспортные средства, 3D-печать, биотехнологии, новые материалы. Эти отрасли станут драйверами экономического роста и геополитического статуса. Евразийский союз – это не такой уж большой рынок для России, которой требуется рынок ЕС, чтобы быть конкурентоспособной. А это потребует диверсификации экономики, о чём часто говорят советники президента Путина, однако мало что делают. Россия по-прежнему в основном зависит от нефтегазовой и военной промышленности. Как член АТЭС, Россия, возможно, захочет рассмотреть вопрос о присоединении к CPTPP, а также о заключении более широких торговых соглашений между ЕС и Евразийским союзом.