То, что страны Запада предпочли военный сценарий переустройства европейской архитектуры безопасности, с которым была вынуждена согласиться Россия, показывает – уверенностью в завтрашнем дне сейчас не может похвастаться никто, а любые договорённости с лёгкостью окажутся принесены в жертву приоритетам более сильных.Поэтому в гипотетическом будущем для России и Китая – двух важнейших держав Евразии – будет важно ответить на вопрос о том, насколько они способны вселить в своё окружение хотя бы относительную уверенность, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор клуба «Валдай».
Если происходящие в Восточной Европе драматические события приведут к действительно масштабной военной эскалации в отношениях ядерных сверхдержав, мы вряд ли можем смотреть в будущее с оптимизмом или всерьёз размышлять о вероятности появления нового международного порядка, возникавшего неоднократно за историю столкновений государств в международной политике. Однако пока мы можем допустить, что происходящее будет иметь стабилизирующий характер по отношению к тем порядкам, которые возникли по итогам холодной войны, корректируя существующие искажения, но не устраняя их первооснову.
В этом случае, какими бы устрашающими ни выглядели уже наблюдаемые последствия как для России или Европы, так, опосредованно, и для остального мира, их практическое выражение повлияет на конкретные формы и проявления взаимодействия между государствами. Именно это в действительности и может представлять для нас сейчас интерес, поскольку наиболее радикальный сценарий делает любые рассуждения бессмысленной тратой времени.
Пока большинство оптимистически настроенных наблюдателей исходят из предположения, что наиболее значимым продолжением военно-политического кризиса станет фундаментальный раскол между Россией и Западом, последствия которого затронут в той или иной мере все государства Евразии. Те меры экономического и политического давления, которые США и их союзники сейчас применяют к России, по своим размерам и охвату ещё не могут быть сравнимы с полноценной блокадой. Однако они приближаются к этому уровню и, возможно, достигнут его уже в ближайшие месяцы.
В этом случае, даже если такая блокада будет носить гибридный характер и позволит компаниям сохранить часть присутствия на рынках друг друга, мы вступим в достаточно продолжительный период отсутствия в мировой экономике и международной политике правил, роль которых будет выполнять способность государств к оказанию взаимного силового воздействия. И наиболее актуальным в долгосрочной перспективе вопросом станет сама по себе вероятность возвращения в мировые дела таких категорий, как правила и нормы, имеющие универсальный и признаваемый всеми источник.
Другими словами, на ближайшие годы главным регулятором политического и экономического взаимодействия станет способность правительств находить выгодные для себя решения в условиях анархической среды, где господствует право сильного. Нельзя сказать, что такие обстоятельства являются слишком комфортными для большинства государств вокруг России, включая даже могущественный Китай, правилом которого на протяжении десятилетий было адаптировать существующие нормы под свои интересы, а не действовать в отсутствие любых норм в принципе. Что же касается менее значимых стран, то для них вероятные выгоды будут компенсироваться постоянным напряжением, возникающим в результате отсутствия даже теоретической вероятности повлиять на поведение наиболее сильных.
Это означает, что, если нет прямой угрозы территориальных посягательств извне, страны с большим трудом смогут рассчитывать на то, чтобы обезопасить свои интересы через постоянные системы взаимодействия, основанные на рыночной логике и абстрактно понимаемом всеобщем стремлении к процветанию. Любые возможности окажутся уязвимыми со стороны сил настолько могущественных, что долгосрочное планирование жизни станет практически невозможным. То, что страны Запада предпочли военный сценарий переустройства европейской архитектуры безопасности, с которым была вынуждена согласиться Россия, показывает – уверенностью в завтрашнем дне сейчас не может похвастаться никто, а любые договорённости с лёгкостью окажутся принесены в жертву приоритетам более сильных. Поэтому в гипотетическом будущем для России и Китая – двух важнейших держав Евразии – будет важно ответить на вопрос о том, насколько они способны вселить в своё окружение хотя бы относительную уверенность, а для самих стран-соседей – оценить потенциальные риски, возникающие при той или иной интенсивности сотрудничества.
Также важна судьба тех международных институтов, которые возникли в Евразии за последние десятилетия. Это Шанхайская организация сотрудничества и более узкие объединения вокруг России – Евразийский экономический союз и Организация Договора о коллективной безопасности. Во всех трёх случаях странам-участницам будет необходимо заново определить роль и место этих институтов в собственной борьбе за выживание и адаптировать своё поведение к возникающим условиям. Пока все они выглядят как локальные системы сохранения минимальной стабильности в условиях стремительно обрушающегося международного порядка. Но рассчитывать на то, что последствия этого обрушения их не затронут, было бы, конечно, наивно – слишком серьёзное давление оказывает происходящее как минимум на одного из их важнейших участников.
Поэтому уже сейчас странам-участницам этих объединений нужно думать о том, как продолжится их работа после того, как события в Восточной Европе достигнут определённой фиксируемой точки. В первую очередь потому, что использование и полезность этих инструментов зависит от их адаптации к возникающим на наших глазах новым условиям. Однако будущее значение институтов сотрудничества в Евразии не может быть определено по единому плану – без создания полной закрытости от внешнего мира международная среда в ближайшие годы вообще не будет способствовать серьёзному планированию.
Если мы вообще можем говорить о потенциале институционального сотрудничества в новых условиях, наиболее значимое место среди региональных организаций сможет и далее занимать ШОС. При этом, помимо задач дипломатического взаимодействия, эта организация будет, по всей видимости, выстраивать свою деятельность в новых условиях на трёх уровнях.
Во-первых, предстоит большая работа по адаптации существующих проектов и практик к новым условиям. Здесь речь идёт, конечно, о взаимодействии с мерами масштабного экономического давления, которые оказывает Запад на Россию – одну из стран – основательниц ШОС. Практические последствия этих мер нанесут вред экономикам, социальным системам и стабильности всех стран ШОС, включая наиболее могущественный в экономическом отношении Китай. Однако именно здесь у государств ШОС есть возможность активизировать своё практическое сотрудничество во имя общего блага.
Во-вторых, нравится нам это или нет, но страны ШОС в любых условиях должны будут совместно обращаться к решению вопросов, существование которых имеет объективный характер. Это так называемые общие вызовы, отвечать на которые необходимо в широком региональном контексте. К числу таких проблем относятся вопросы продовольственной безопасности, экологические вопросы, как общие для региона, так и локального значения, вопросы биологической безопасности и предотвращения угроз, связанных с разработками на Западе биологического оружия, вопросы поддержания свободной и безопасной информационной среды. Все эти проблемы либо существуют вне зависимости от текущей военно-политической ситуации между Россией и Западом, либо вызваны действиями США и их союзников в тех сферах, где они смогли за последние десятилетия нарастить серьёзные преимущества.
И наконец, в-третьих, при возникновении определённых и необходимых условий страны ШОС смогут начать движение к видению общего будущего и развития евразийского макрорегиона в целом. С учётом того, что общие очертания международного порядка в XXI веке являются сейчас совершенно неопределёнными, а устоявшиеся представления о том, каким критериям должны отвечать устойчивые международные организации, неизбежно подвергаются ревизии, сложно сказать, что, как и в каких масштабах будет должна делать ШОС в будущем для того, чтобы стать важным инструментом решения долгосрочных задач развития для своих участников. Потому эта группа вопросов будет, по всей вероятности, решаться на основе уже формирующихся практик взаимодействия по первому и второму из интересующих нас направлений.
