От четырёхстороннего саммита в Стамбуле Путин – Эрдоган – Меркель – Макрон не ожидали каких-то прорывных решений по сирийскому урегулированию. Их и не было. Но всё же итоги саммита превзошли ожидания скептиков. Причём намного, считает старший научный сотрудник Института востоковедения РАН Константин Труевцев.
Уже сам факт публикации общего заявления стал неожиданностью: исходные различия в позициях сторон предвещали, казалось, непреодолимые препятствия. Однако часть из них оказалась преодолена. В результате текст заявления отражает позиции, приемлемые для всех четырёх сторон, и, что не менее важно, он удобоварим для сирийского правительства и других участников политического процесса в самой Сирии.
Основные положения заявления – принцип территориальной неприкосновенности и уважения суверенитета Сирии, неприемлемость военного разрешения конфликта и признание мирного урегулирования в качестве единственного способа его разрешения – создают дополнительные международные гарантии того, что никакого территориально-политического дробления страны не будет, а присутствие любых иностранных войск на её территории нельзя рассматривать иначе как временное явление, причём это время должно быть ограничено определёнными рамками.
Впрочем, тень Трампа, как видно, была молчалива: у США сегодня нет соответствующей реалиям дня повестки по Сирии и точно не будет – до выборов в Конгресс 6 ноября.
Поэтому по крайней мере два заявления западноевропейских партнёров вышли за рамки обычных позиций, заявляемых Западом. Первое – заявление Ангелы Меркель о прогрессе в выводе тяжёлых вооружений и радикальных групп в провинции Идлиб. Второе – заявление Эммануэля Макрона о том, что только сирийский народ может решать, каким будет характер строя и правления в стране. Оба этих заявления можно расценивать как, пусть не до конца определённые, но подвижки в позициях западноевропейских государств, открывающих возможности для их дальнейшего сближения с позицией России.
Естественно, главы западноевропейских государств в первую голову озабочены проблемой сирийских эмигрантов, в том числе проблемой недопущения новой волны эмиграции и возможностями возвращения уже имеющихся эмигрантов, в том числе в Европе, на сирийскую родину. Этим же озабочен и Рэджеп Тайип Эрдоган: в Турции уже сегодня более 4 млн арабских мигрантов, из которых подавляющее большинство (3,5 млн) – сирийцы, поэтому наплыва новой армии мигрантов в 3 млн человек из Идлиба страна может просто не выдержать (они же потом могут хлынуть и в Европу). Это один из главных мотивов, побудивших его активизировать свои действия и сотрудничество с Россией в Идлибе.
Данная ситуация объективно создавала определённые преимущества России на переговорах в Стамбуле. Поэтому вполне понятно заявление Владимира Путина о том, что «Россия оставляет за собой право оказать действенную поддержку сирийскому правительству по ликвидации ... террористической угрозы».
Дальнейший сценарий в Идлибе в этом контексте совершенно ясен: демилитаризованная зона уже существует, и её контуры предельно ясны. Однако именно в ней, а это районы, прилегающие к пригородам Алеппо, расположенные к северу от Хамы и к северу от провинции Латакия, остаются основные силы террористов, несущие угрозу этим важнейшим районам Сирии.
Показательно, что никто из участников саммита не выдвинул прямых возражений по поводу заявления Владимира Путина, хотя ясно, что такой сценарий не очень удобен ни одной из трёх других сторон. Однако, очевидно, и противопоставить ему что-либо они оказались не готовы.
