Клуб «Валдай»

Постепенное завершение политического сезона не предвещает спокойной осени и даже конца лета. И в большинстве случаев источником нестабильности становится условный Запад: группа стран – победителей в холодной войне, внутреннее единство и международная ответственность которых подвергаются большим испытаниям. Более того, именно США и их европейские друзья и союзники выглядят в глазах остального человечества как универсальные спойлеры, не способные навести порядок в собственном доме и распространяющие хаос повсеместно, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай».

Действия стран Запада внутри и вовне вполне резонно вызывают тревогу со стороны международного сообщества. Это во многом справедливо и даёт повод задуматься о причинах и последствиях такого поведения. Особенно применительно к «главной» их трёх военных сверхдержав современности – США.

Начать, видимо, нужно с того, что, объективно говоря, обвинять США в разрушении существующего миропорядка и общей дестабилизации международной обстановки было бы таким же фатальным аналитическим упрощением, как в 1939 году обвинять Гитлера в начале Второй мировой войны. И в том, и в другом случае политические лидеры, какими бы авантюристическими ни были их действия, – это только инструменты в руках истории. А точнее – системных факторов, определяющих развитие международной системы на том или ином историческом отрезке. Востребованность любых идей, будь то фантазии о «конце истории» 30 лет назад или разрушительный радикализм сподвижников Дональда Трампа, определяется сложившимся историческим контекстом. Сам же этот контекст – не более чем результат того международно-политического процесса, который ему предшествовал.

В глобальном отношении современная международная обстановка – это продукт тех процессов, которые были запущены с распадом в начале 1990-х годов относительно стабильного порядка, возникшего после Второй мировой войны. Этот порядок был несправедлив, но зато сравнительно устойчив и отражал распределение сил между ведущими государствами. На европейской почве нарастающий хаос является результатом политических и институциональных решений, принятых региональными лидерами на волне оглушительного успеха европейской интеграции в «славное десятилетие» между Единым европейским актом 1986 года и Амстердамским договором 1997 года. И в обоих случаях неурядицы связаны с непреодолимым противоречием между субъективным запросом на большую управляемость важнейшими процессами – с одной стороны, и объективными препятствиями для реализации этой управляемости силами отдельных, пусть даже самых могущественных игроков – с другой.

Спору нет, дестабилизирующее поведение США является одним из наиболее ярких и беспокоящих феноменов современной международной политики, приносящих много забот другим великим, средним и малым державам. Складывается впечатление, что подобно царю Мидасу, прикосновение которого обращало любую материю в золото, правительство США одним своим вниманием к тому или иному вопросу международной повестки превращает его в «горячую точку» и фактор нестабильности. В июне наибольшее внимание и тревогу международного сообщества вызывала ситуация вокруг Ирана, конфронтация с которым стала одной из отличительных черт международной стратегии Вашингтона в последние месяцы. Своими решениями и заявлениями США не просто фактически ликвидировали те достижения в диалоге между Тегераном и международным сообществом, которые были накоплены к 2018 году, но и поставили ситуацию в регионе на грань большой войны. А в том, что гипотетическая военная конфронтация между США и Ираном не станет лёгкой прогулкой, сомнений ни у кого нет.

При этом и Вашингтон, и Тегеран очевидно не стремятся к переходу конфликта в горячую фазу. Для каждого из этих двух игроков последствия военного столкновения могут оказаться по-своему фатальными. Для Ирана – это потенциальное обрушение политической системы и значительные человеческие жертвы. Для США – также серьёзные потери и необходимость сдерживать ответные действия Тегерана уже на всём пространстве Ближнего Востока. При этом гипотетическая война с Ираном по своим целям и значению для США в любом случае не является решением, необходимым из соображений стратегического характера, как это было, например, в случае с войной в Корее 1950–1953 годов. Поэтому концентрация на этом участке максимальных сил и возможностей (а без этого Иран не победить) не может быть обоснована как задача национального масштаба. Да и в целом – администрация Трампа вряд ли прославится хоть одной военной авантюрой заметного масштаба. Это, однако, не снижает общего дестабилизирующего эффекта от её действий. Или скорее – накала того беспокойства, которое эти действия приносят окружающим.

Второе направление, на котором международная напряжённость неуклонно нарастает – это отношения между США и Китаем. В течение последних лет китайские власти сделали много для того, чтобы изменить в США оценки намерений и потенциала Поднебесной. На протяжении нескольких десятилетий Китай придерживался политики «копить силы, оставаться в тени» и достаточно умело использовал в своих интересах иллюзии США о том, что по мере развития в Китае рыночной экономики он и политически станет более комфортным для Запада. Этого, однако, не произошло.

При председателе Си Цзиньпине Китай бросил США одновременно два вызова. Во-первых, в рамках своей инициативы «Пояс и путь» Китай предложил развивающимся странам реальную альтернативу западным источников средств для развития. И, во-вторых, решение Китаем собственных внутренних задач неизбежно потребует от него потеснить США на важнейших площадках мировой экономики.

Но, подчеркнем, оба вопроса, в связи с которыми обострение отношений между двумя экономическими сверхдержавами оказалось неизбежным – это результат естественного развития международной политики и экономики в последние десятилетия. При этом давление США на Китай не приведёт к складыванию новых блоков. Китаю не доверяют и союзничать с ним «в долгую» не будут. Поэтому, видимо, сохранится только один блок – западный, да и то очень ослабевший по сравнению с предыдущим периодом. Главный вызов таким образом – это неизбежность противостояния США и Китая при неспособности обоих игроков объединить вокруг себя критическую массу союзников.

Стратегически резкие действия администрации Трампа – это не более чем попытка США приспособиться к миру, лидерство в котором они проиграли за прошедшие с объявленного «конца истории» почти 30 лет. То, что делают США сейчас, – это не попытки установить или вернуть мировую гегемонию. Вопрос о такой гегемонии или лидерстве закрыт. США, несмотря на всё своё могущество, уже не могут претендовать на то, чтобы стать провайдером силовых ресурсов для международного управления. И максимально на что способны – это путём достаточно агрессивных действий отстоять для себя максимально большое место под солнцем.

В результате международная ситуация продолжает развиваться в хаотичном режиме. Сокращается количество постоянных величин и ориентиров для внешней политики государств. Международные институты и вообще вся инфраструктура, оставшаяся после холодной войны и периода, который за ней следовал, не работает. Более того, желание её реанимировать со стороны государств всё меньше. Это увеличивает ответственность, которая ложится на каждого. Но готовности к такой ответственности нет. И чем значительнее масштабы каждого отдельного игрока, тем более разрушительными становятся последствия его неподготовленности к новому миру.

В аналогично сложной с США ситуации оказывается и вторая опора западного мира – Европа. Ещё лет 10–15 назад Европейский союз выглядел со стороны оплотом стабильности и поступательного развития во всё более беспокойном мире. Европа значительно усилила свои позиции в мировой политике после завершения холодной войны и смогла выдвинуть несколько амбициозных проектов как внутри, так и вовне. Тот мир, в котором многие действительно ожидали «конца истории» выглядел с точки зрения опыта и возможностей Европейского союза более чем привлекательно. В первую очередь потому, что ЕС, по меньшей мере в отношении своей периферии, обладал преимуществами, которые давали ему шанс стать в регионе неоспоримым лидером. Успешное расширение на Восток и введение единой валюты первоначально укрепили ЕС настолько, что позволили ему вступить в новый век с поистине триумфаторскими настроениями.

В последовавшие годы Евросоюз получил несколько чувствительных ударов, поколебавших его устойчивость и способность к осмысленному участию в международной политике. И сейчас ситуация выглядит совсем не радужно. В первую очередь поколеблено внутреннее единство и дееспособность. Последовавшие один за другим кризисы (зоны евро и миграционный кризис) потребовали от Европы принимать решения, которые действительно угрожали ограничить реальный суверенитет стран – членов ЕС. Результатом стал резкий рост популярности партий, ставящих задачу перестроить всю систему принятия решений и распределения прав в Евросоюзе. Особенно ярко эти политические изменения проявились на выборах в Европейский парламент, прошедших в мае 2019 года.

В итоге – весь июнь в ЕС оказался посвящён тому, как стабилизировать внутриполитическую ситуацию. И свет в конце тоннеля пока не виден. Европейским правым не удалось добиться на выборах того успеха, на который они рассчитывали. В совокупности сторонники их наиболее ярких лидеров – Маттео Сальвини и Марин ле Пен – смогли сформировать только пятую по размерам фракцию в Европарламенте. Но проблема пришла с неожиданной стороны. Традиционные европейские элиты вложили колоссальные ресурсы в агитацию против представителей правого крыла континентальной политики. Их даже вполне успешно клеймили как «евроскептиков» хотя никаких намерений разрушать ЕС ни итальянские, ни французские правые не высказывали.

Но результат этой компании оказался сюрпризом для самих хозяев европейской политической сцены – правоцентристов (из Европейской народной партии) и левоцентристов (из фракции европейских социалистов и демократов): третье и четвёртое места в Европарламенте заняли представители либералов и «зелёных». И вот тут выяснилось, что одни сторонники углубления европейской интеграции совершенно не спешат обслуживать интересы других. Раскол возник, таким образом, уже внутри условного «проевропейского» лагеря.

Поэтому внутренняя обстановка и поглощённость собой, скорее всего, означает на ближайшие годы паралич ЕС как активного игрока мировой политики. В международном плане теперь Европа ищет возможности договориться с США о новом режиме взаимодействия. При этом на уровне отдельных стран ЕС мы можем наблюдать попытки увеличить свою стратегическую независимость от США в условиях всё меньшей предсказуемости действий Вашингтона. Лидеры ЕС, Германия и Франция, конечно, не думают даже о гипотетической эмансипации от США безотносительно того, насколько авантюристской может стать американская политика. Но попытаться хотя бы немного отыграть дипломатически они, несомненно, могут.

В этих обстоятельствах вполне логичным решением ведущих стран континентальной Европы стала попытка частичного примирения с Россией через поддержку возвращения её делегации в Парламентскую ассамблею Совета Европы. В ходе голосования, состоявшегося в последних числах июня, все без исключения представители стран «старой» Европы проголосовали за возобновление участия российских законодателей в работе ПАСЕ.

Другой пример – это ситуативный альянс с Россией по вопросу внутриполитической ситуации в маленькой и бедной Молдавии – наверное, наиболее разорённой своими безответственными элитами стране постсоветского пространства. К великой радости многих российских наблюдателей, в первых числах июня Москва и ведущие европейские столицы, а также Брюссель смогли достичь согласия относительно состава новой правящей коалиции в Кишинёве. Позднее смену власти в Молдове поддержали и США. В результате новое правительство включило в себя представителей как радикально проевропейского политического лагеря (они делегировали премьера), так и относительно пророссийской социалистической партии. Эти события многие в Москве восприняли чуть ли не как начало нового этапа в отношениях России и ЕС в странах их общего соседства. Высказывались предположения, что теперь-то в Европе поняли необходимость договариваться с Россией и стороны смогут постепенно отойти от конкурентной модели отношений, самым трагическим последствием которой стал военно-политический кризис на Украине.

Но спешить с выводами, видимо, не стоит. В отличие от России, которая всегда стремится к достижению некоего компромисса с Западом и пытается «зафиксировать прибыль», европейские страны, даже в состоянии относительного стратегического ничтожества, всегда воспринимают компромисс только как один из этапов более масштабной «игры с нулевой суммой». И вряд ли Европа, стремящаяся приспособиться к новому миру, где у Запада всё меньше возможностей контролировать, сможет от такой игры отказаться. Поэтому то, сможет ли Европа в ближайшие годы стать действительно дееспособным партнёром России, пока совершенно неочевидно. Видимо европейские государства будут и дальше вынуждены балансировать между стремлением обеспечить собственную относительную автономию и неизбежной зависимостью от США в вопросах стратегического значения.

Общая хаотичность международной среды и необходимость для каждого из значимых игроков противостоять её последствиям самостоятельно вряд ли будут способствовать единству Запада. Сейчас, впервые с момента окончания холодной войны, США и их союзники не имеют общих стратегических целей или угроз, которые бы их объединяли. Даже рост могущества Китая не является для Европы вызовом такого же масштаба, как для США. Что это значит для России? Прежде всего – сохранение возможностей манёвра и отсутствие очевидной необходимости вступать с Китаем в формальные союзнические отношения. Это, в свою очередь, будет и дальше придавать международной системе ту достаточную степень гибкости, которая уже сейчас позволяет менее драматично воспринимать многочисленные конфликты и кризисы.