Пока евразийская экономическая интеграция – это скорее народный проект, ориентированный на улучшение жизни простых людей, занятых конкретным делом и не имеющих времени или желания ходить на демонстрации и писать в социальных сетях. Но на уровне элит его поддержка имеет маргинальный характер. В том случае, если эта базовая проблема будет решаться, мы можем рассчитывать на то, что объективные препятствия для более цивилизованных отношений между Россией и её соседями не станут в будущем непреодолимыми, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор клуба «Валдай».
Внутриполитический кризис в Белоруссии – вне зависимости от его исхода – хороший повод поговорить о природе и перспективах отношений России и её соседей. В большинстве своём это страны, образовавшиеся на основе бывших союзных республик СССР и никогда до этого не имевшие собственной государственности в рамках Вестфальского международного порядка. Как и большинство стран с такой судьбой – в Африке или Азии, – они ещё долго будут испытывать проблемы с собственной легитимностью. Их национальные элиты вынуждены балансировать между выгодами, которые они извлекают из суверенитета, и объективной невозможностью сохранить этот суверенитет вне условий, определяемых балансом сил более крупных и состоявшихся держав.
Главное препятствие здесь – не только невозможность обеспечить безопасность с опорой на собственные силы, – этой привилегией в современном мире в полной мере обладают только ядерные державы. Проблема имеет более фундаментальный характер – для уверенности в международных делах необходим не суверенитет как таковой, а признанная в мире традиция государственности. Индия или Китай тоже на определённых этапах своей истории не могли похвастаться суверенными правами, которые были бы сопоставимы с Россией или другими европейскими державами. Но их государственная история насчитывает сотни или даже тысячи лет.
Международная политика не может решить за соседей России эту фундаментальную проблему, а история сейчас движется слишком быстро для того, чтобы рассчитывать на её самостоятельный ход. Даже страны Балтии, вступившие в институты Запада – НАТО и Европейский союз, – не обладают абсолютной уверенностью в том, что их государственность окажется непрерывной, и поэтому развиваются на основе отрицания одних внешних факторов и адаптации к другим. Тогда как поведение полностью состоявшегося государства основано на его внутреннем развитии и стратегической культуре. Если прибегать к введённой американским политологом Джорджем Кеннаном в работе «Истоки советского поведения» (1947) категории, то «истоки» российского, французского или даже немецкого поведения (после того как эта страна получила в 1991 году полный суверенитет) мы ищем во внутреннем развитии, а большинства стран бывшего СССР – в реакции на внешние вызовы и возможности. Поэтому задача поддержания международной безопасности для России и её соседей неизбежно состоит в создании способствующих миру внешних условий. Среди них центральное значение имеет и будет иметь в дальнейшем уверенность национальных элит стран-участниц в своём будущем. Именно эти элиты должны быть главным получателем выгод от международного сотрудничества, в том числе и через его вклад в повышение социальной стабильности, создание рабочих мест и увеличение взаимной экономической открытости.
Одним из таких политических решений может быть евразийская экономическая интеграция. В принципе эта интеграция и Евразийский экономический союз изначально задумывались в качестве способа укрепить суверенитет слабых государств бывшего СССР. Но насколько эффективным он оказался в современных условиях? Пока мы не можем дать на этот вопрос полностью убедительный ответ. Хотя, если смотреть на экономические показатели, участие в ЕАЭС уже должно способствовать большей уверенности стран-участниц. Однако, как мы видим по событиям в Белоруссии, пока источником уверенности элит является двусторонний торг с Россией, тональность и содержание которого меняется в соответствии с внешними и внутренними вызовами. За пять лет своей работы ЕАЭС не удалось создать системно работающие механизмы стабилизации государственности участвующих в проекте соседей России.
В значительной степени (и это является общим местом в рассуждениях о будущем ЕАЭС) сохранение такого положения дел связано с уникальным положением самой России. Ни один мировой интеграционный опыт – в Европе, Азии или Латинской Америке – не знал такого сложного соотношения совокупных возможностей участников. Выдающийся британский историк Доминик Ливен писал, что Россия после утраты огромной империи СССР не превратилась в державу второго (или хуже) сорта, как Британия, Австрия или Турция, потому что сохранила главный бриллиант своей имперской короны – Сибирь с её колоссальными пространствами и богатствами . Именно в результате сохранения Сибири геополитическое значение России не изменилось, несмотря на то что в течение более чем десяти лет её внешнеполитические возможности были крайне ограничены внутренним хаосом. Как только хаос удалось преодолеть, Россия неизбежно вернула себе геополитическую самодостаточность. Поэтому, если исходить из ортодоксальных представлений о природе любой международной интеграции, трудно было придумать более неблагоприятное сочетание участников.
Однако этот факт не отменяет необходимости для Москвы и её соседей выстраивать отношения нового типа, хотя и с учётом тех фактов, которые изложены выше. И для России разделение с партнёрами экономических и политических обязанностей является, видимо, наиболее приемлемой стратегией. Иначе СССР никогда не прекратил бы своего существования. Пока в качестве технического решения была избрана калька успешного опыта европейской интеграции, под впечатлением от успехов которой мы все находились в момент, когда задумывался и создавался ЕАЭС.
Но европейская интеграция – это уникальный для истории международной политики опыт, который был поставлен в совершенно особых исторических условиях. В отличие от России в Евразии, самая могущественная по своему потенциалу страна-участница в эпоху наиболее убедительных достижений европейской интеграции вообще находилась в условиях ограниченного суверенитета и иностранной военной оккупации. При этом даже Европа не смогла решить проблему национального эгоизма и доминирования национального интереса над интересами сообщества. Сейчас мы видим, как богатые страны ЕС диктуют менее богатым, как те должны строить свою экономическую политику. Страны, которые вместе с Россией создавали ЕАЭС и участвуют в нём, понимают, что для Запада или Китая они просто объект ресурсного освоения. Это Россия слишком велика, чтобы вывозить ресурсы, их надо перерабатывать на месте, то есть развивать производство в любом случае. Однако стремиться сделать, «как в Европе», но самим – изначально было стратегией, нуждающейся в серьёзной корректировке.
Из европейского опыта интеграция в отношениях России и её соседей восприняла институты, которые с большими трудностями работают в наших условиях. Самый яркий пример – это практически бездействующий Суд ЕАЭС, при том что в Евросоюзе именно суд традиционно является двигателем большинства реальных интеграционных процессов. Но суд работает, когда есть уверенные в своей легитимности участники правовых отношений, а с этим у участников ЕАЭС проблемы. Для того чтобы страны ЕАЭС чувствовали уверенность в себе, необходимо, чтобы интеграция приносила пользу элитам. И это, кстати, именно тот опыт Европейского союза, который мы пока не усвоили. Европейская интеграция – это изначально элитный проект, и поэтому каждый случай вынесения её принципиальных вопросов на национальный референдум оканчивался провалом, а в одном случае даже привёл к выходу страны из объединения.
Пока евразийская экономическая интеграция – это скорее народный проект, ориентированный на улучшение жизни простых людей. Таксистов и коммерсантов из Киргизии, белорусских крестьян, казахстанских студентов, армянских инженеров и строителей. Другими словами, людей, занятых конкретным делом и не имеющих времени или желания ходить на демонстрации и писать в социальных сетях. Но на уровне элит его поддержка имеет маргинальный характер. В том случае, если эта базовая проблема будет решаться, мы можем рассчитывать на то, что объективные препятствия для более цивилизованных отношений между Россией и её соседями не станут в будущем непреодолимыми.
