Весна 2017 года ознаменовалась достаточно резким вторжением новой американской администрации на двух наиболее опасных географических направлениях мировой политики – в отношении Сирии и Северной Кореи. В первом случае сила – 59 крылатых ракет – была демонстративно применена, а во втором – раздавались и продолжают раздаваться недвусмысленные угрозы.
В обоих случаях затрагиваются важнейшие интересы России и Китая – сильнейших, наряду с США, ядерных держав. Эти события подтверждают, что мир вступает в ещё более трудные и взрывоопасные времена. Возможно, что самые взрывоопасные с начала XX века, когда европейские державы развязали мировую войну. Причиной той войны была безответственность, в основе которой лежали «привычка к миру», вера в силу экономической взаимозависимости и стратегическая фривольность – готовность создавать рискованные ситуации в угоду сиюминутным интересам. Последнее в наши дни усиливается явным дефицитом взаимного уважения.
Сейчас важнейшей особенностью международного положения является отсутствие обоих возможных стабилизаторов отношений между государствами – общепризнанных правил игры и доминирующих игроков. До 1991 года существовали две державы, которые навязывали свою волю большинству остальных стран – за исключением Китая и, в намного меньшей степени, Индии. После завершения исчезновения двухполюсной системы был шанс на то, что международное взаимодействие перейдёт к игре по правилам с опорой на общепризнанные институты. Однако страны, которые оказались фактическими победителями в холодной войне, решили выстроить мир вокруг себя и создать однополярную систему.
Эта система называлась «либеральный мировой порядок» и выстраивалась вокруг одного незыблемого правила – международное право могут нарушать только США. Они же являются и главным автором правил игры в мировой политике и экономике. Другим крупным государствам предлагали либо войти в западное сообщество на правах младших партнёров, либо стоять в стороне, наслаждаясь благами экономической глобализации и свободной торговли. Вместе с тем на Западе также были уверены в том, что под воздействием экономических факторов Китай рано или поздно, но также приспособит себя к западным правилам игры и политической системе.
Этот план не сработал. Россия окрепла достаточно, чтобы встать на защиту своих национальных интересов. Китай твёрдо выступил за реформу институтов глобального управления и создание более справедливых международных порядков. Однако и новых правил игры, которым подчинялись бы все, не возникло. США, похоже, принимают на вооружение стратегию «если не наши правила, то никаких правил». В результате мир вернулся к гораздо более хаотическому и рискованному состоянию, чем когда-либо после завершения «Второй тридцатилетней войны» 1914–1945 годов. Порядки, созданные победителями в 1945 году, стали самой большой реформой Вестфальской системы за всё время её существования. Однако теперь они не работают.
Поиск аналогий и опыта в прошлом всегда был наиболее поучительным методом концептуализации современных обстоятельств и выработки идей по урегулированию противоречий. Из истории отношений между народами пытаются как воспринять конкретные модельные решения, так и установить наиболее важные факторы, определяющие устойчивость существующих порядков. Сейчас, если искать аналогии в прошлом, то наиболее близким был бы, видимо, период, который начался после объединения Германии в 1871 году и продолжался вплоть до начала Великой войны 1914–1918 годов. Его важными чертами были непримиримые противоречия между важнейшими державами Западной Европы – Францией и Германией – всеобщее наращивание военных приготовлений, множество мелких столкновений на периферии, вызванных несовпадением интересов крупных игроков, а также глобализация в торговле и человеческих контактах.
Так, например, в 1913 году самые интенсивные торговые отношения были между Великобританией и Германией, которые уже через год стали смертельными врагами. Германия также была крупнейшим иностранным инвестором в России и вложила в российскую экономику 378 миллионов золотых рублей. Не было виз и границ в их современном понимании. Европейские аристократы представляли нечто подобное глобальной элите, а большинство правящих династий были родственниками. Ведущие страны мира не воевали между собой уже 40 лет, а последним конфликтом, в котором участвовало больше трёх держав, была Крымская война 1853–1856 годов. При этом по-настоящему большой и кровопролитной войны не было вообще с 1815 года. Страдания народов, подвергшихся колониальной агрессии в расчёт, разумеется, не принимались. Одновременно в отношениях между государствами господствовала подозрительность. Результатом стал военно-дипломатический кризис, который продолжался более 30 лет и включал две мировые войны с общим количеством жертв, исчисляющимся десятками миллионов.
Похожее мы наблюдаем и сейчас. Сохраняющаяся глобализация в торговле сочетается с всё более запутанными и противоречивыми политическими отношениями. Многие, как и в начале XX века, верят, что экономические отношения не позволят рухнуть в пропасть всеобщей войны и поэтому можно позволить себе фривольно подходить к конфликтным ситуациям. Новое американское правительство открыто игнорирует международное право и заявляет, что будет ориентироваться только на свои интересы. Вашингтон действует хаотично и рискованно для международной безопасности. Международная система полностью разбалансирована. Европа стремительно теряет способность содействовать укреплению мира. Китай и Россия призывают к игре по правилам, уважению международных институтов и сохранению достижений глобализации. Но часто они также вынуждены симметрично реагировать на действия своих партнёров на Западе. Одновременно существует «привыкание к миру» и уверенность, что ядерное оружие является гарантией невозможности возникновения большой войны. Другими словами, именно международные обстоятельства эпохи 1871–1914 годов могут быть изучены с целью понять, как не допустить сползания к всеобщему конфликту. И возможно даже предположить, что является необходимым для построения более-менее устойчивого международного порядка.
Опыт прошлого учит нас, что международный порядок имеет как материальную (военная сила), так и нематериальную (уважение, правила и признание легитимности партнёров) основу. Каждая из них преобладала на определённом историческом этапе. Материальной была природа системы баланса сил в 1871–1914 годах и 1945–1991 годах. При этом в обоих случаях баланс сил и прямое военное сдерживание были присущи периодам подготовки к всеобщему конфликту, а не работы над тем, как такой конфликт не допустить. В обоих случаях результатом стало поражение одного или нескольких игроков в результате борьбы, которая имела в 1914–1918 годах характер военного столкновения, а во время холодной войны носила гибридные черты конфликтов на периферии. Хотя и тогда мир постоянно балансировал на грани начала настоящей большой войны между супердержавами.
Другой была природа европейских порядков с 1648 до 1871 годы в центре которой находится Венский «концерт». В его основе, как и в основе всей классической Вестфальской системы, лежала в первую очередь не сила, а (монархическая) легитимность, взаимное уважение и правила игры. Создатели Вестфальской системы и участники Венского конгресса, несомненно, уважали и признавали легитимность друг друга, несмотря на различия политических систем. Более ранние примеры такого порядка мы можем обнаружить в древней истории Востока и отношениях между древнекитайскими царствами периода «Весны и осени». В XIV веке до нашей эры властители пяти государств «Клуба великих сил» обращались друг к другу «брат», а мирные конференции государств древнего Китая предшествовали европейским мирным конгрессам XIX века. В Европе взаимное уважение и признание легитимности сохранялись и позже, вплоть до русской революции 1917 года. После этого, на протяжении уже ста лет, эти два фактора выпали из международного общения.
Сейчас взаимное уважение – это то, чего, похоже, больше всего не хватает отношениям между великими и даже крупными державами. Особенно это заметно на водоразделе «Запад – остальной мир». В одних случаях утрата уважения происходит из-за субъективной оценки внутренней устойчивости и легитимности партнёра. Так США и большинство их союзников смотрят на Россию или Китай. Если судить по заявлениям и оценкам, американский генералитет и большинство экспертов считают, что Китай не сможет в случае необходимости проявить достаточной твёрдости. Они верят, что Пекин, несмотря на своё экономическое могущество и растущие военные возможности, не готов противостоять жёсткому давлению и военным провокациям. Хотя в США и называют Китай одной из двух сверхдержав мира. В случае же с Россией абсолютное большинство экспертов и лиц, принимающих решения в Вашингтоне и европейских столицах, уверены, что страна стоит на «глиняных ногах», её экономика не выдержит длительного противостояния, а политический режим неизбежно сменится на более комфортный для Запада порядок. Такой точки зрения придерживалась предыдущая администрация США, к ней склоняется значительная часть новых республиканских руководителей.
В Европе также делают ставку на внутренние изменения в России. Это ставит перед нами по-настоящему фундаментальную проблему. Установка на то, что наиболее надёжным средством урегулирования противоречий является трансформация собеседника, сама по себе неизбежно выводит признание легитимности партнёра внутри и вовне за пределы дискуссии и делает саму дискуссию совершенно бесплодной. И совершенно очевидно, что отрицание в большей или меньшей степени легитимности партнёра снимает вопрос взаимного уважения с повестки дня. Можно ли говорить об уважении тогда, когда речь идёт о взглядах стран Запада на, например, Северную Корею или об отношениях между непримиримыми противниками Индией и Пакистаном?
В других случаях отсутствие уважения становится результатом не менее субъективного взгляда на намерения оппонентов и, главное, их способность сочетать слова и дела. В России и Китае крепнет мнение о несерьёзности нового американского правительства. Угрожающие, противоречивые и безответственные заявления президента США и близких к нему деятелей не подкрепляются действиями. Действительно, хаотичная политика новой американской администрации, носящая порой элементы безумия и продуманного эпатажа, вносит в такое отношение к себе значимый вклад. Как результат – крепнущее со всех сторон мнение о том, что оппонент – это «бумажный тигр», который только выглядит грозно, а на деле не представляет серьёзной опасности. К сожалению, отдельные решения лидеров Европейского союза и руководителей ведущих стран ЕС также не способствуют тому, чтобы отношение к ним в России или Китае было более уважительным. Особенно это касается географически близкой России, где многие не понимают природы противоречивой, на их взгляд, внешней политики европейцев. Ставятся под сомнение, на примере событий «арабской весны» и миграционного кризиса в ЕС, способности многих в Европе к осознанию причинно-следственной связи политических решений и событий. Это, конечно, загоняет отношения в интеллектуальный и политический тупик.
Гораздо большего уважения исполнены отношения России и Китая. Лидеры обеих стран регулярно встречаются и, судя по всему, внимательно прислушиваются к мнению друг друга по самым разнообразным вопросам внешней политики и государственного управления. Это вполне естественно. России есть чему поучиться у своего великого партнёра в вопросах развития экономики или борьбы с коррупцией. Здесь китайским руководством достигнуты в последние годы впечатляющие результаты. Китай в свою очередь может много взять у России в таких вопросах, как достаточно гармоничное развитие многонационального государства или твёрдость в отстаивании своих внешнеполитических интересов. Пока Китай не сталкивался с такими жёсткими вызовами со стороны Запада, как столкнулась Россия. Но, учитывая радикализм новой администрации США, жёсткая проверка на прочность может быть не за горами.
Таким образом, уважение и взаимное признание вряд ли могут сейчас рассматриваться как фактор отношений между основными конкурентами на международной арене. Это не было так сильно выражено в конце XIX – начале XX веков и делает ещё более опасным другое сходство эпох – готовность принимать риск конфронтации ради достижения тактических успехов и внутриполитической популярности. Особенно это присуще политике США. Стратегическая фривольность новой американской администрации может на одном из поворотов привести к возникновению на Ближнем Востоке или в Северо-Восточной Азии войны с неопределённым потенциалом эскалации. Отставание Европы по части недостаточной ответственности связано только с общим недостатком у неё силовых возможностей. При этом европейские державы уже спровоцировали военно-дипломатический конфликт на Украине, когда неосмотрительно поддержали государственный переворот 2014 года, а затем обвинили Россию во вмешательстве в украинские дела. В обоих случаях возобладали стремление к сиюминутной выгоде и необходимость внутренней консолидации перед лицом внешней угрозы. Однако и Россия с Китаем часто вынуждены принимать решения не исходя из имеющейся у них долгосрочной стратегии, а отвечая на тактические выпады своих партнёров. Хотя, повторим, у Москвы и Пекина гораздо больше запас ответственного поведения, что обеспечивается их политическими организациями.
Сто лет назад стратегическая фривольность держав привела к мировой войне даже при наличии в отношениях уважения и взаимном признании легитимности. Для того, чтобы избежать дальнейшего втягивания в конфликт недостаточно признать право друг друга строить жизнь на основе своих ценностей, как это пытается делать сейчас в отношении России и Китая новая американская администрация. Необходимо отказаться от силы или угроз применения силы для достижения внешнеполитических задач в том случае, если затрагиваются интересы одной из значимых в военном отношении держав. При этом мировая политика всё равно будет оставаться суммой «малых сделок» – к созданию новых глобальных правил игры пока не созрели, видимо, условия. Рискнул бы предположить, что США и их союзники в принципе не способны к «окончательным решениям», если эти решения не делают их однозначными победителями. Максимум, на что стоит рассчитывать, это, видимо, укрепление режима, не дающего авантюризму привести мир к войне. И поэтому заключение сделок стоило бы сделать работой дипломатов и перенести на площадки единственного достижения XX века – международных организаций и форумов.