С точки зрения прогрессивного миротворчества, чем скорее закончится конфликт на Украине, тем лучше, даже если это повлечёт за собой неприятные издержки и рискованные компромиссы. Но мир также должен быть прочным и служить мостом к долгосрочным переговорам об общей безопасности и контроле над вооружениями. О расширении нашего представления о безопасности пишет Джеффри Робертс, заслуженный профессор истории Университетского колледжа Корка в Ирландии. Материал подготовлен специально для XXI Ежегодного заседания клуба «Валдай».
В книге Вэна Джексона Grand Strategies of the Left (2024) описываются три разновидности «прогрессивного миростроительства», каждая из которых стремится изменить контекст, порождающий традиционные проблемы безопасности, чтобы прийти к глобальному политическому устройству, которое будет менее милитаризованным и секьюритизированным, а также более мирным, демократическим и эгалитарным. Это:
Прогрессивный прагматизм, который отдаёт приоритет экономическому равенству и противостоянию авторитаризму как средствам достижения мира и демократии во всём мире.
Антигегемонизм, который считает ключом к миру во всём мире невмешательство и жёсткое сдерживание американской принудительной силы.
Прогрессивное миротворчество, которое стремится устанавливать мир как посредством транснационального строительства гражданского общества, так и с опорой на дипломатию и внешнюю политику суверенных государств.
Джексон позиционирует эти перспективы как альтернативы мейнстриму западного либерального интернационализма, который становится всё более милитаристским и увязанным с неолиберальной экономикой.
В то время как большая часть книги Джексона посвящена обсуждению требований, которые американские прогрессисты должны предъявлять Соединённым Штатам как потенциальному средству для создания более мирного мира, тип прогрессивного мышления, о котором он говорит, имел глобальный охват и историю, начавшуюся задолго до эпохи после холодной войны.
Прогрессивные миротворцы давно доказывают, что мир является – или должен быть – главной глобальной ценностью, что кооперативная безопасность является лучшим способом снижения рисков войны и что позиции государств и обществ, даже воинствующих, не являются вечными и могут быть радикально изменены политическими методами.
Девизом многих борцов за мир стали слова Бенджамина Франклина о том, что «не бывает ни хорошей войны, ни плохого мира». Но, как отмечает Джексон, путеводной звездой глобального миротворчества является не негативный мир – простое отсутствие войны, – а стабильный и устойчивый позитивный мир, основанный на взаимной безопасности и разоружении.
Первоначальное и самое мощное послевоенное движение за мир возглавлял Всемирный совет мира (ВСМ) – глобальная сеть из миллионов активистов, которая с 1940-х по 1960-е годы оказывала огромное влияние на общественное мнение в странах по обе стороны так называемого железного занавеса. ВСМ спонсировался Советским Союзом, а его активистская база поддерживалась международным коммунистическим движением, однако его стремление к миру во всём мире было полностью аутентичным и часто противоречило узко понимаемым геополитическим интересам Москвы.
Борьба за мир была как внутренней, так и международной, и именно глобальное движение за мир – включая его советских сторонников – способствовало самоидентификации СССР как миролюбивого государства. Несмотря на боевые действия на Украине, эта доброжелательная, миролюбивая идентичность остаётся непреходящим наследием для внешнеполитического мышления Российской Федерации.
Хотя их демонизировали как советских марионеток, лидеры ВСМ ценили свои связи с СССР, поскольку это давало возможность использовать государственное влияние для их мирного проекта. Они уважали народную дипломатию, но также стремились добиваться своих целей традиционными дипломатическими методами.
Прогрессивные миротворцы стремятся к солидарности через национальные границы и избегают строгого толкования принципа невмешательства во внутренние дела суверенных государств, но при этом они опасаются, что их интернационализм будет запятнан своекорыстными манипуляциями государственных деятелей.
Можно утверждать, что нет внутреннего противоречия между стремлением к всеобщему миру и возникающим многополярным миром, основанным на государственном суверенитете и балансе сил и интересов. Многое будет зависеть от ценностей и многосторонности нового порядка, прежде всего от того, насколько серьёзно государства будут относиться к предписаниям международного права и Устава ООН.
Характер мира, который положит конец конфликту на Украине, будет определяться событиями на поле боя и политическим искусством основных участников. Считать ли урегулирование, которое будет достигнуто путём переговоров, справедливым и честным, дело вкуса.
В то время как антигегемонисты по Джексону весьма заметны во время конфликта на Украине и даже в некоторой степени влиятельны, особенно в Соединённых Штатах, традиционный активизм за мир стал в лучшем случае маргинальным, и это не изменится в ближайшее время. Ястребы, наслаждающиеся возможностями, которые им предоставляет ситуация, также никуда не уйдут.
Однако угроза ядерной войны никогда не была столь очевидной – и тенденция движения за мир фокусироваться на экзистенциальных угрозах ядерного века никогда не была столь актуальной.
Заключительный раздел книги Вэна Джексона называется «Безопасность за пределами трагедии», и там он пишет: «Прогрессисты склонны считать трагический взгляд на мировую политику как на пространство накопления власти, инструментализации войны и соперничества великих держав за статус самосбывающимся пророчеством. Расширение нашего представления о безопасности, иное восприятие риска и акцент на общественно-политическом аспекте государственного управления, а не только на национальной безопасности в общепринятом смысле обещают уменьшить трагизм и, возможно, изменить правила игры в глобальной политике. Прогрессивные принципы не являются панацеей и чреваты дилеммами на практике. Но они также дают основу для решения коренных проблем, преследующих международную политику».