Торговые войны – необходимое шоу, которое держит в тонусе избирателей Трампа. Они требуют, чтобы Трамп проявил жёсткость по отношению к Китаю и всему остальному миру. Поэтому твиты Трампа – это предвыборная твиттер-кампания: в конце концов, праймериз приближаются. Отсюда усиление риторики и выпады уже в адрес Европы. Итак, будем ли мы наблюдать всеобщую торговую войну? Об этом пишет Радика Десаи, профессор департамента политических исследований, директор исследовательской группы по геополитической экономике Университета Манитобы.
В какой-то момент в период между публикацией 3 сентября министерством торговли США пресс-релиза с указанием последних данных о дефиците торгового баланса США (который сократился меньше, чем ожидалось) и объявлением 5 сентября о новых торговых переговорах между США и Китаем президент Дональд Трамп выпустил очередной твит по вопросам торговли, чтобы дать миру понять, что смягчаться он не собирается. Весь набор твитов стоит рассмотреть в целом:
Конечно, этому набору твитов предшествовали другие, обещавшие жёсткость в разговоре с Китаем. Но здесь мы видим угрозу уже и в адрес Европы. Возможно, именно поэтому твиты были удалены, предположительно кем-то из сотрудников администрации, проявившим большую осмотрительность, чем мистер Трамп. Однако президент повторил их дословно. Какой вывод мы должны из этого сделать?
Когда президент Трамп начал торговую войну в начале 2018 года, она приняла форму огульного протекционизма. Объявленные меры относились ко всем странам, экспортирующим товары в США, причём, по-видимому, наносили им больший ущерб, чем Китаю. Всё началось с солнечных батарей и стиральных машин, но вскоре перешло к более серьёзным мерам, таким как 25-процентные тарифы на сталь и 10-процентные на алюминий. Это затронуло многие страны, хотя некоторым, таким как Канада и Южная Корея, были предоставлены ограниченные исключения.
Однако с тех пор акцент сместился в основном на Китай. Итак, будем ли мы снова наблюдать всеобщую торговую войну? Зачем? Как это повлияет на Европу и её торговых партнёров, таких как Россия?
Ответы на эти вопросы требуют перспективного осмысления реальных основных причин торговой агрессии Трампа, причин сосредоточения внимания на Китае, ситуации в мировой торговле в целом и, наконец, реальных возможностей и угроз. Давайте рассмотрим всё это по порядку.
Хотя нет никаких сомнений в том, что экономика США страдает от чрезмерной зависимости от импорта, торговые войны Трампа возникают не столько из-за его заботы об экономике США, сколько из-за предвыборной агитации. Будучи аутсайдером политического истеблишмента и самым ненавидимым им кандидатом, Трамп победил на выборах с более низкой долей голосов, чем его конкурентка-демократ Хиллари Клинтон. При этом он тщательно ориентировался как раз на те группы избирателей, которые считали себя обделёнными в течение десятилетий неолиберализма и глобализации. Именно в этот период политический истеблишмент обоих партий принимал торговые соглашения, из-за которых американские рабочие и предприятия стали считать, что они подвергаются недобросовестной конкуренции как на внутреннем, так и на мировом рынках. После поворота Демократической партии вправо в ответ на революцию Рейгана и когда другой аутсайдер, Берни Сандерс, не был выдвинут кандидатом от демократов на президентских выборах 2016 года, у этих людей не оказалось реального лидера, кроме Трампа.
Торговые войны – необходимое шоу, которое держит их в тонусе. Они требуют, чтобы Трамп проявил жёсткость по отношению к Китаю и всему остальному миру. В то же время торговые войны обходятся американским компаниям очень дорого, в том числе очень крупным и влиятельным. Они требуют, чтобы Трамп всё-таки договорился. Отсюда и различные раунды переговоров с Китаем. Итак, твиты Трампа – это не твиттер-дипломатия, а предвыборная твиттер-кампания: в конце концов, праймериз приближаются. Отсюда усиление риторики и выпады уже в адрес Европы.
Как бы то ни было, если говорить о долгосрочной перспективе, Китай играет в торговой войне особую роль. Дело не только в том, что торговля США с Китаем является наиболее несбалансированной по сравнению с другими партнёрами США, а с Европой она более или менее сбалансирована. На карту поставлено нечто намного большее.
По крайней мере, с 1990-х годов сдерживание экономической угрозы Китая являлось важнейшей целью стратегии США, независимо от того, преследовалась ли она путём «вовлечения» Китая в надежде, что вступление в ВТО приручит его, или посредством нынешней агрессии г-на Трампа. Подъём Китая и успехи других стран с формирующейся рыночной экономикой (хотя они и сильно отстают от КНР) обещают вбить последний гвоздь в гроб надежд США доминировать над миром, которые формировались со времён Теодора Рузвельта и превратились в стратегию при его родственнике президенте Франклине Рузвельте. Эти надежды так никогда и не были реализованы, не в последнюю очередь потому, что СССР, Европа и Япония ограничивали исключительное доминирование Вашингтона. Сегодня погоня за гегемонией вообще представляется нереальной. Торговые и технологические войны президента Трампа против Китая, и в частности против Huawei, являются последним всплесками этой стратегии.
И всплесками они и должны остаться. Протекционизм США и торговые войны могут помешать китайским товарам и технологиям добраться до берегов США, но не могут помешать Китаю перенаправить их другим заинтересованным покупателям. А сколько их, ясно из формирующегося разрыва между Европой и США, будь то торговля с Китаем, принятие технологии 5G от Huawei или присоединение к новым финансовым институтам Китая, таким как Азиатский банк инфраструктурных инвестиций. Американцы также не могут помешать Китаю расширить свой потенциально гигантский внутренний спрос, что повысит уровень жизни внутри страны и тем самым укрепит легитимность Коммунистической партии Китая.
Действительно, есть много свидетельств того, что в Китае и в других странах внутренний спрос становится всё более мощным стимулом для роста, а стоимостные цепочки сокращаются, что ведёт к замедлению внешней торговли. Возможно, это также связано с тем, что внутренние рынки становятся всё более важными из-за перехода к рынку услуг, которые в основном производятся и потребляются на месте, как Джон Кейнс уже давно предсказывал. Конечно, это вызвано усилением конкуренции в борьбе за рынки. Какой бы ни была конкретная комбинация причин, она гарантирует, что рабочий класс, его доходы и потребление становятся более важными для роста, делая общество более процветающим и рост более устойчивым.
