Реакция Евросоюза на выборы в Белоруссии была на удивление осторожной. Вопреки всем постулатам нормативной силы, руководители ЕС несколько раз заявляли, что не намерены вмешиваться во внутренние дела Белоруссии. Это разительно отличалось от подхода ЕС к украинским событиям шесть лет назад. Там вопрос, надо или не надо вмешиваться во внутренние дела, даже не поднимался. Что же изменилось? Об этом пишет Олег Барабанов, программный директор клуба «Валдай».
Страны Европейского союза стали одними из первых в современном мире, кто начал проводить внешнюю политику, основанную не только (а иногда и не столько) на национальных и союзных интересах, но и на ценностях. Причём эта опора ЕС на ценности не всегда проявлялась лишь в политических и доктринальных документах – она была внесена и в основополагающие правовые акты ЕС. В частности, в Лиссабонском договоре (правовой основе ЕС), вступившем в силу в 2009 году, было прямо зафиксировано, что ЕС проводит «политику, основывающуюся на ценностях». Тем самым этот подход стал не просто политическим устремлением, но юридическим обязательством Европейского союза и его институтов.
В теории международных отношений это положение было позднее развито в концепцию «нормативной силы». Суть её отчасти в весьма характерной перекличке с постулатами классической теории реализма в международных отношениях. Последняя базируется на двух основных положениях: наличии у государства своих национальных интересов и наличии силы/мощи для того, чтобы эти интересы защищать и продвигать в мире. Концепция же «нормативной силы» применительно к ЕС состоит в том, что политическая сила Евросоюза используется для защиты ценностей – «норм» в широком, не юридическом, но морально-нравственном понимании. Из этого следует, что именно ценностные нормы определяют направления и способы приложения силы Европейского союза.
Эта правовая база и развивающая её теоретическая установка определяли и изначально проактивный характер внешней политики Европейского союза. Ведь для защиты ценностей принцип невмешательства во внутренние дела других государств часто являлся барьером, который такой подход позволял обойти. Это приводило к трениям ЕС с другими странами, ставшими объектом его ценностно ориентированной политики. Мы видели это, к примеру, и в отношениях России и ЕС ещё до украинского кризиса. Более того, в ситуации, когда политика ЕС отражала ценности, а политика, скажем, России отражала интересы (геополитические, экономические и иные), часто практически исчезало само поле для переговорного пространства. Противостояние «ценности vs интересы», «ценности vs геополитика» было крайне трудно соединить вместе в одном диалоге и сделать его конструктивным. В результате стороны зачастую априорно не слышали и не понимали аргументы друг друга. И возможность для эффективного дипломатического компромисса снижалась. Ведь из основ конфликтологии мы знаем, что ценности бескомпромиссны.
Эта нормативная сила ЕС проявилась особенно ярко в ходе украинского кризиса и связанных с ним событий. То же самое было позднее и в Венесуэле. Такого же подхода, исходя из всех концептуальных документов ЕС, можно было бы ожидать и применительно к белорусским протестам, вспыхнувшим в стране после президентских выборов 9 августа 2020 года. Но реальность оказалась иной.
Европейский союз не признал итоги этих выборов и осудил насилие. Но его дальнейшие шаги стали на удивление осторожными, что разительно отличалось от подхода ЕС к украинским событиям шесть лет назад. И что противоречило ключевым постулатам концепции нормативной силы. ЕС отказался вводить секторальные санкции против Белоруссии (ограничение или запрет экспорта-импорта, банковские санкции и прочая). А понятно, что только они и способны оказать влияние на изменение политики нынешних властей Белоруссии. Судя по публичной информации, ЕС отказался вводить персональные санкции против Александра Лукашенко из-за отсутствия консенсуса между странами-членами. ЕС даже отказался от чисто символического, но очень важного в контексте нормативной силы шага – признания Светланы Тихановской избранным президентом Белоруссии (по модели признания Гуайдо в Венесуэле).
Наконец, вопреки всем постулатам нормативной силы, руководители ЕС несколько раз заявляли, что не намерены вмешиваться во внутренние дела Белоруссии.
Что же случилось? Почему Европейский союз вдруг отказался применять в полном объёме свою нормативную силу? Согласно одному из возможных объяснений, стратегия ЕС состоит в том, чтобы «играть в долгую», наращивать давление на нынешние власти Белоруссии постепенно, шаг за шагом и через это добиваться успеха. Такой подход действительно может иметь место. Другой вариант ответа заключается в том, чтобы, как говорили уже несколько политиков в Польше и других странах ЕС, «оставить открытой дверь на Запад» для самого Александра Лукашенко. Возможно, ЕС не очень верит, что у Светланы Тихановской и протестующих есть реальные шансы добиться смены власти в стране, поэтому и не поддерживает их слишком сильно. Но у Евросоюза может быть другая цель: закрепить связи Белоруссии с ЕС не через смену власти, а при Александре Лукашенко. В последние годы эта стратегия уже реализовывалась, прямо скажем, на наш взгляд, при интересе обеих сторон. И по этой логике, не стоит от неё полностью отказываться и сейчас.
Но тогда надо чётко сказать, что такой подход реализует классические геополитические интересы со стороны ЕС и не имеет ничего общего с ценностями демократии и нормативной силой. Значит ли это, что ЕС отринул свою собственную базовую доктрину ради старой доброй геополитики? Даже если вынести за скобки риторический вопрос, не предаёт ли ЕС таким подходом белорусское общество и его борьбу за демократические ценности, мы увидим, что в риторике ЕС о приоритете ценностей проявляется и доля лицемерия. Получается, что геополитика всё равно важнее, и тогда о ценностях можно забыть.
Чисто политически такой подход вполне оправдан: любая стратегия, которая признаётся наиболее эффективной, и должна реализовываться. Но вопрос в том, что отказ от ценностно ориентированной политики является прямым нарушением Лиссабонского договора, по которому ЕС обязан (именно обязан) её проводить. Нарушение закреплённой в праве юридической обязанности может, по тем же нормативным актам ЕС, привести и к правовой ответственности тех, кто её нарушил. И в этой связи нельзя исключать, что несогласные с таким подходом руководящих институтов ЕС могут прибегнуть и к судебному оспариванию решений Европейского совета и Европейской службы внешних действий. Понятно, что это лишь гипотеза, но такой судебный процесс был бы весьма интересным казусом не только для внутренних дел ЕС, но и для основ мировой политики в целом.
