Гибридная война России с США и Европой может рассматриваться в качестве условия, которое сделает поворот на Восток уже не выбором, а необходимостью, заставив российское государство отнестись к нему по-настоящему серьёзно, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор клуба «Валдай».
Для России с её уникальным геополитическим положением, естественно, сложным является определение географических приоритетов своих внешних связей. Тем более что колоссальные природные богатства и способность полностью обеспечивать себя необходимыми ресурсами в принципе лишают Россию необходимости рассматривать внешние связи в качестве важной части собственной стратегии развития. Спору нет, все внешнеполитические декларации Москвы за последние двадцать лет содержат в себе ритуальное указание на то, что целью внешней политики является обеспечение экономического развития страны. Однако практика, реальные результаты и, что наиболее важно, фундамент, на котором стоит здание российской государственности, заставляют относиться к искренности этих уверений с весьма значительной долей сомнения. В действительности Россия, как и её основной геостратегический противник США, – это одна из двух стран в мире, которые могут прожить, полностью положившись на внутренние ресурсы.
В таких условиях Москва, несмотря на заверения в важности внешнеэкономических связей, определяет истинные приоритеты внешней политики, исходя не из того, какие возможности может ей дать внешнее окружение, а из того, какую опасность это окружение может представлять для её способности самостоятельно распоряжаться уже имеющимися внутренними ресурсами. Результатом становится внешняя политика, ориентированная на отражение угроз в первую очередь и только во вторую – на использование возможностей. И надо признать, что на протяжении всех последних лет именно с этой непреодолимой проблемой сталкивались многие внешнеполитические начинания России, среди которых на первом месте стоит стратегия поворота на Восток, сформулированная десять лет назад в работах отечественных исследователей и заявлениях на самом высоком уровне.
Сугубо материалистический характер идеологии поворота изначально с большим трудом взаимодействовал с российской внешнеполитической традицией и, что ещё более важно, системой определения приоритетов. Попытки убедить в необходимости активизации отношений со странами Азии на основе аргументов о том, что это принесёт существенные материальные выгоды (надо только постараться), наталкивались на вполне объективное препятствие – на западном направлении стараться было не нужно, материальные выгоды приходили сами собой, с опорой на установленные за триста лет связи с крупнейшими европейскими партнёрами. В результате по состоянию на 2019 год порядка 80 процентов инвестиций на Дальнем Востоке имели внутрироссийское происхождение.
Возможно, что именно в силу своей ограниченности экономикой стратегия поворота на Восток в своём конкретном выражении не пошла дальше установления действительно крепких связей с Китаем, совместно с которым Россия сейчас приступила к решению действительно важнейших проблем международного порядка. Во всём остальном поворот на Восток оставался важной на риторическом уровне, но слабо реализованной сферой деятельности российского государства. При этом за прошедшие десять лет Россия существенно расширила своё присутствие в различных азиатских международных форматах, повысила уровень участия в различных межгосударственных форумах и стала больше думать о Востоке, понимать его место в системе собственной внешней политики.
В свою очередь связи с Китаем также сложно рассматривать исключительно как продукт активизации взаимодействий на азиатском направлении в последние десять лет. Отношения Москвы и Пекина имеют стратегическую природу, их объединяет общее видение более справедливого международного порядка, в котором не будет места доминированию узкой группы государств. Россия и Китай несут совместную ответственность за стабильность огромной части Евразии. Двусторонние торгово-экономические отношения развиваются с пониманием того, что в определённый момент Россия и Китай действительно будут должны, как выражаются китайские авторы, «стоять спиной к спине» и совместно противостоять попыткам США и их союзников вернуть контроль над мировой экономикой и политикой. Таким образом, в огромных и комплексных отношениях России и Китая сложно найти признаки общей политики Москвы на восточном направлении – они и без неё развивались бы достаточно динамично.
Признавая то, что именно такая интерпретация природы, содержания и результатов поворота России на Восток является наиболее близкой к реальности, мы не можем, однако, игнорировать потенциальное влияние на российскую политику происходящего военно-политического конфликта в Европе. К тому же с его первых недель большинство наблюдателей высказывались о том, что фактический разрыв с Западом неизбежно приведёт к усилению связей России и не-западных государств, среди которых наиболее важными с точки зрения экономики и развития являются азиатские страны. На фоне масштабных мер экономической войны, которые обратил против Москвы весь западный мир в 2022 году, именно Азия выглядит для нас как важнейший покупатель традиционного российского экспорта, источник технологической продукции и приоритетный торгово-экономический партнёр. Многие даже говорили, что развитие связей с Китаем и Азией должно «заменить» для России традиционные партнёрства на Западе.
Другими словами, конфликт – фактически гибридная война – России с США и Европой может рассматриваться в качестве условия, которое сделает поворот на Восток уже не выбором, а необходимостью, заставив российское государство отнестись к нему по-настоящему серьёзно. Это достаточно новая для России ситуация и дискуссия, поскольку она ещё никогда в своей истории не должна была обращаться к вопросу о зависимости внутренней устойчивости от взаимодействия с теми или иными внешними партнёрами. Насколько это в реальности так, ещё предстоит разобраться. Но уже сейчас можно сделать несколько предположений, непосредственно связанных с тем, какое значение будут иметь для России отношения с Азией в предстоящие годы.
Во-первых, отношения с Китаем и (особенно) с другими азиатскими государствами – это всё-таки не способ решить задачи экзистенциального характера. Даже с учётом того, что сотрудничество с партнёрами за пределами Европы в сфере энергетики станет в будущем важным фактором устойчивости поступлений в российский бюджет, торгово-экономические связи на Востоке в условиях попыток частичной блокады со стороны Запада решают задачу сохранения российского присутствия в мировой экономике, глобальной системе связей, откуда её пытаются исключить США и их союзники. Тем более это вероятно с учётом того, что такие страны, как Япония или Южная Корея, гораздо меньше будут подвергаться давлению со стороны США по вопросу торговли с Россией. В условиях нарастающего противостояния с Китаем для Вашингтона не выгодно ослабление его азиатских союзников или их слишком сильная зависимость от американской помощи.
Во-вторых, ключевые задачи национального развития Россия должна будет решать самостоятельно, без опоры на внешние источники технологий, не говоря уже о финансах. Наступающая эпоха потребует от государств гораздо большей степени фактической суверенности и в некотором смысле способности к ограниченной автаркии. Поэтому при всей важности связей за пределами Запада Россия не может рассматривать возможность просто переориентации с одного направления на другое при сохранении исторически сформировавшейся стратегии зависимости от внешних источников развития.
Подводя итог, можно сказать, что в современных условиях отношения со странами Азии становятся не выбором, а необходимостью. Однако эта необходимость не означает выбора полного изменения наиболее важных ориентиров национальной внешней и внешнеэкономической политики. Она имеет скорее важное тактическое значение и, при должном усердии с нашей стороны, сможет в дальнейшем привести к более адекватному присутствию России в мировых делах, центр которых всё больше смещается в Азию.
