Восточный экономический форум, который пройдёт в первых числах сентября во Владивостоке, помимо экономической составляющей, является хорошим поводом поговорить о политических аспектах новой роли России в Азии и Евразии, участии страны в региональных интеграционных и кооперационных процессах. Поэтому накануне форума имеет смысл оценить основные достижения и трудности «поворота России на Восток» как комплексного процесса, включающего в себя развитие восточных регионов страны, формирование новой системы торговых и экономических связей со странами Азии и Евразии, строительство институтов и форумов сотрудничества на широком евразийском пространстве.
Повороту России на Восток уже четыре года. За это время многое было сделано, а многое остается незавершённым и даже не начатым. С большим трудом преодолевается колоссальная инерция «вторичности» восточного направления по сравнению с другими географическими измерениями российской внешней и внешнеэкономической политики.
Начать, видимо, нужно с вопроса терминологии. В первую очередь, вряд ли имеет смысл постановка вопроса о «развороте России на Восток». Россия, как это неоднократно подчёркивалось на всех уровнях, никуда ни от кого не разворачивается. Другое дело, что в постановке вопроса именно через понятие «разворот» присутствует лукавство. Видимо, говорить нужно не о «развороте» от кого-то, а о «повороте к кому-то» – комплексной перестройке и диверсификации всей системы внешнеэкономических и внешнеполитических связей России в направлении Азии с ключевой ролью в данном процессе регионов Сибири и Дальнего Востока. И здесь очевидны достижения, хотя данная статья и не преследует цель воспевать успехи российской политики в Азии и Евразии. Как на национальном, так и на международном уровне «поворот на Восток» имеет два основных измерения – институциональное и экономическое. Начнём со второго.
С экономической точки зрения, доказывать летом 2016 года состоятельность поворота России к Востоку не имеет никакого смысла. Он очевиден. Приведём несколько цифр. К 2016 году объём накопленных китайских инвестиций в России достиг 32–33 млрд долларов. Если этот подсчёт китайских специалистов является корректным, это означает, что КНР уже сейчас является одним из крупнейших зарубежных инвесторов в России, и вопрос, как отмечают эксперты фонда «Валдай», нужно ставить о том, «как увеличить китайские инвестиции», а не о том, «почему Китай не инвестирует». При этом Китай, как известно, является и вторым после Евросоюза торговым партнёром России с товарооборотом в 68 млрд долларов в 2015 году, причём доля ЕС в российской торговле падает, а доля Китая – растёт.
В 2015 году Китай обогнал Германию как крупнейший страновой внешнеторговый партнёр. При этом рост в последние год – полтора наблюдается в неэнергетической части российского экспорта в Китай. Наиболее интересны здесь данные по торговле продукцией сельского хозяйства, к наращиванию которой давно призывали российские эксперты. Так, по данным министерства экономики России, в 2015 году рост поставок российской молочной продукции в Китай составил 62,4%, а хлеба – 162%. И всё это в тоннах, так что говорить об эффекте снижения курса рубля в данном случае не приходится.
Менее впечатляющими, но также интересными являются данные по торгово-экономическим отношениям с другими региональными партнёрами. Так, в 2015 году экспорт из России во Вьетнам в денежном выражении вырос на 28% по сравнению с предыдущим годом, а с Японией и Кореей сократился на 27%. При этом в объёмном выражении экспорт с вышеперечисленными странами вырос: с Японией – на 7%, с Кореей – на 20%, с Вьетнамом – на 28%. Количество инвестиций, привлечённых в Территории опережающего развития на Дальнем Востоке, на 1 августа 2016 года составило, по данным Министерства развития Дальнего Востока, 1 трлн 137 млрд рублей, или примерно 17,5 млрд долларов. Большинство этих инвестиций – российские, что доказывает растущую у бизнеса уверенность в серьёзности намерений властей в отношении развития региона. Решения российских инвесторов должны стать примером и стимулом для зарубежных компаний, которые могут прийти на Дальний Восток с вложениями в сопутствующие производства и сервисы.
Другим измерением эффективности «поворота» является плотность человеческих и научных контактов, количество деловых и политических мероприятий. За последние годы ситуация здесь изменилась драматически. Количество встреч, визитов и конференций увеличилось в разы. Если ещё 10–15 лет назад даже невозможно было представить себе, что количество «азиатских» мероприятий с российским участием на всех уровнях сравняется с «европейскими». Сам по себе Восточный экономический форум, второй год привлекающий десятки региональных и внерегиональных участников, является наглядной иллюстрацией реальности «поворота». Качественно повышен уровень российского представительства на таких форумах, как Восточноазиатский саммит (ВАС), и менее формальных экспертных конференциях.
И это притом что «поворот» начался за несколько лет до беспрецедентного осложнения отношений России с США и Европой. О повороте как стратегической программе развития было впервые официально объявлено в первом послании избранного весной 2012 года президентом РФ Владимира Путина, когда он заявил, что «в XXI веке вектор развития России – это развитие на Восток. <…> Это возможность занять достойное место в Азиатско-Тихоокеанском регионе, самом энергично, динамично развивающемся регионе мира».
К числу важнейших трудностей поворота на Восток необходимо отнести сохраняющуюся колоссальную внутрироссийскую инерцию, своего рода «европейское проклятие» России – привычку соизмерять всё с Западом. Это часто мешает российским властям и бизнесу воспринимать себя в Азии и Евразии всерьёз и надолго. Очень большое сопротивление оказывают отдельные российские средства массовой информации, общественные и деловые круги, традиционно ориентированные на Запад. Это (в том числе) может провоцировать в Азии, особенно Китае, элементы неуверенности в серьёзности российских намерений и долгосрочном характере выбора.
В России, со своей стороны, популярность часто получают бессмысленные, с практической точки зрения, разговоры о необходимости якобы уточнить статус сторон в отношениях с Китаем, вбрасываются идеи, сравнивающие Россию со «старшей сестрой» КНР, что само по себе должно настраивать людей против углубления отношений на Востоке. Не менее странно выглядят и концепции о надобности некоего «разделения труда» России и Китая в Центральной Азии, при котором первая якобы должна обеспечивать безопасность, а Китай – быть источником и драйвером экономического развития. При этом игнорируется то, что Россия уже давно является важнейшим фактором экономической устойчивости для государств Центральной Азии. Переводы на родину средств работающими в России трудовыми мигрантами формируют существенную часть национального дохода.
Также на российский рынок отвлекается существенная часть молодого и активного населения, что снижает социальное давление. Китай в свою очередь уже оказывает помощь военным Таджикистана и Афганистана в вооружении и обучении. Поэтому любые попытки указать России и Китаю, какие направления сотрудничества со странами Центральной Азии им надо развивать, являются излишними упрощениями сложной картины регионального сотрудничества.
Евразийская экономическая интеграция является одной из важнейших институциональных составляющих поворота на Восток. Работа в её рамках ведётся над достижением углубленных форм интеграции и снятием нетарифных барьеров. Сопряжение евразийской интеграции – «ядра» более широкого международного сотрудничества в Азии и Евразии – и инициативы Экономического пояса Шёлкового пути должно будет не только снять риск возникновения в рамках открытого рынка ЕАЭС конкурентных производств, но и сделать этот рынок взаимодополняющим с другими региональными рынками.
Поэтому важнейшим направлением сотрудничества в Азии и Евразии должно, видимо, стать изучение возможности «сопряжения» не только двух упомянутых важнейших инициатив – Евразийской интеграции и Экономического пояса Шёлкового пути, но и других региональных проектов. Нужно изучить опыт и содержание альтернативных и параллельных соглашений, чтобы извлечь из него лучшее для использования при строительстве евразийского всеобъемлющего партнёрства.
Среди таких инициатив наиболее проработанной является Транстихоокеанское торговое партнёрство (ТТП). Данное соглашение, которое, впрочем, ещё должно быть ратифицировано, представляет собой принципиально новый, гибридный тип международного режимного соглашения. С одной стороны, оно официально заявляется как торговое соглашение, которое должно компенсировать недостатки универсальных механизмов глобального управления в сфере торговли, таких, как ВТО. Поэтому соглашение подробно и внимательно освещает вопросы тарифного регулирования и постепенного обнуления тарифов его участниками. При этом график обнуления или минимизации тарифов разработан самый щадящий – в отдельных случаях до 30 лет. С другой стороны, соглашение о ТТП регулирует, наряду с торговыми вопросами, отношения инвесторов и государства, снятие секторальных технических барьеров, торговлю продуктами интеллектуальной собственности. Очевидно, что правила ТТП писались под диктовку США и для компаний США. Но это не означает, что Россия, Китай, другие евразийские и азиатские партнёры не могут творчески применить эти идеи при строительстве евразийского всеобъемлющего партнёрства.
Отдельное важное место будут занимать в ближайшие годы вопросы либерализации торговли на широком евразийском пространстве. Приступая к их обсуждению, нужно отдавать себе отчёт в том, что зона свободной торговли (ЗСТ), будь то между Россией и КНР или ЕАЭС и КНР, как таковая, имеет мало ценности в современных условиях. Да и исторически она никогда не могла способствовать миру и процветанию. Так, например, уже в начале прошлого века торговые отношения между Великобританией и Германией были фактически свободными. А эти две страны были крупнейшими торгово-экономическими партнёрами. Это, однако, не смогло предотвратить трагических событий 1914–1918 годов. Сейчас зона свободной торговли существует между США и Мексикой. И это не мешает существованию между этими государствами физической разделительной линии в виде стены и колючей проволоки.
Вряд ли в Евразии нужна такая свободная торговля. Зона свободной торговли, как показывает опыт, редко ведёт к интеграции. Наоборот – часто преждевременное создание ЗСТ ведёт к закреплению стран в их производственных нишах, снижению мобильности трудовых ресурсов и в конечном итоге – к стагнации.
ЗСТ мы можем создать хоть завтра, притом что количество изъятий из режима свободной торговли может теоретически оказаться таким большим, что полностью выхолостит всю идею либерализации торговли в Евразии. Не случайно, что при строительстве европейской интеграции, которая остаётся наиболее успешным примером снятия как тарифных, так и нетарифных барьеров, упор делался на стандартизации и регулировании инвестиций, антимонопольной политике. А вопрос полной либерализации торговли был отложен до полного завершения строительства Общего рынка в начале 1990-х годов.
России, Китаю, странам ЕАЭС и другим региональным игрокам в Евразии необходимо идти гораздо дальше примитивной Зоны свободной торговли. Нас должны интересовать в первую очередь вопросы регулирования инвестиций, сотрудничества в сфере финансов, стандартизации, экологического регулирования и регулирования рынка труда. Нужно ставить в центр проблемы повышения инвестиционной привлекательности и территориального распределения инвестиций. Важно буксующее пока сотрудничество в транспортно-логистической сфере, на которое один-два года назад возлагали большие надежды. Пока здесь похвастаться особенно нечем.
Фонд Шёлкового пути, заявленный капитал которого составляет 40 млрд долларов осуществил за время своей работы только четыре инвестиции – в том числе 1,65 млрд в гидроэлектростанцию в Кароте (Пакистан) и приобретение 9,9 % акций предприятия «Ямал СПГ» у российской компании Новатек. А ведь создание трансевразийских транспортно-логистических систем может привлечь инвестиции в сопутствующие производства и сервисы. Стать полем активного сотрудничества таких институтов развития, как АБИИ, ЕАБР, банк БРИКС и другие. Промышленная кооперация имеет очень большое значение – особенно в связи с тем, что страны Запада будут и дальше наращивать санкционное давление. Здесь у России и Китая имеются уже некоторые наработки.
Россия в силу гибкости курса национальной валюты, что способствует экспортной деятельности, не опасается либерализации торговли с Китаем. У нас есть для этого необходимые предпосылки. Но смотреть, видимо, нужно гораздо дальше. И начинать двигаться с более дальним прицелом. Поэтому перспективная ЗСТ между ЕАЭС и Китаем – только часть общей конструкции евразийского всеобъемлющего партнёрства. Не может быть партнёрства без ЗСТ. Но не может быть и ЗСТ без партнёрства. Любая зона свободной торговли является частью большого пакета сопряжения. Наряду с договором ЕАЭС – Китай, транспортом, регулированием инвестиций и другими точечными проектами.
Поворот на Восток и сопряжение различных экономических проектов в Евразии должны вести к укреплению Евразийского экономического союза и увеличению объёма торгово-экономических связей между его участниками. Пока низкий уровень торговли внутри ЕАЭС является одним из упрёков, наиболее часто выдвигаемых критиками евразийской интеграции.
Создание в рамках евразийского всеобъемлющего партнёрства новых производств в странах союза и развитие транспортно-логистических систем было бы целесообразно, по всей видимости, ориентировать на их вклад в торговлю и связи между странами и регионами ЕАЭС. К сожалению, компании и отдельные сектора стран союза часто инертны и не готовы чётко сформулировать свои интересы. Здесь также уместно вспомнить опыт строительства европейской интеграции. Он сочетал в себе повышение рыночной открытости и взвешенной государственной поддержки в форме «дирижизма». Для компаний создавались благоприятные условия для ведения экономической деятельности, которая способствовала бы достижению целей развития стран – участников интеграции.
Евразийское всеобъемлющее партнёрство, интеграция в рамках Евразийского экономического союза, ШОС, переговоры «Россия–АСЕАН» и «ЕАЭС–АСЕАН», национальные меры по развитию Сибири и Дальнего Востока – всё это важные политические составляющие «поворота России на Восток». Таким образом, его институциональная база внутри страны и в её связях с внешними партнёрами сформирована. Будущий договор между ЕАЭС и Китаем станет важнейшей частью международно-правового регулирования отношений в Евразии и Азии. Также, видимо, будет необходимо разработать целый комплекс международно-правовых документов двустороннего и многостороннего характера, регулирующих торговые и инвестиционные отношения между странами региона. Процесс создания такой юридической базы запущен. И это тоже одно из важнейших достижений «поворота России на Восток».
