Россия постепенно начала движение в сторону отказа от сформировавшейся на протяжении всей её истории – с появления Московского княжества до наших дней – модели внешнеполитического поведения, в центре которой находилось обеспечение собственной безопасности через прямой контроль над непосредственной периферией, пишет программный директор Клуба «Валдай» Тимофей Бордачёв.
То, насколько новые для страны способы самозащиты будут интегрированы в стратегическую культуру нации, может сыграть важнейшую роль в будущем. В первую очередь в том, пройдёт ли она в XXI веке развилку между превращением в «новую Византию» – затухающую сверхдержаву прежних времён – и новым международным качеством, помещённым в существующую геополитическую оболочку. В том случае, если станет возможным второе, завершение традиции Ивана III, на преемственность которой вне зависимости от политического режима указывал в конце 1940-х годов Джордж Кеннан, создаст много поводов для совершенствования, помимо прочего, и того, в каких категориях мы анализируем и как осознаём окружающий мир.
Предстоящая в первых числах октября ежегодная конференция Валдайского клуба будет посвящена вопросам, связанным с ролью стран Азии и Евразии – Востока в широком российском понимании – в современной мировой политике и экономике. Современная Азия – самый быстрорастущий регион мира – постепенно, но необратимо становится и центром глобальной политики. Хотя бы потому, что именно туда уже сместился главный географический центр противостояния за роль лидирующей мировой державы. Разрушение «оси» США – Китай, которая сформировалась более 40 лет назад, ведёт к неизбежному втягиванию обеих экономических сверхдержав в противоборство вне зависимости от стратегических целей, преследуемых каждой из них.
Указанная трансформация связана с действием как объективных, так и субъективных обстоятельств. Начнём с объективных, точнее с наиболее важного из них. По меркам наступающей эпохи развития геостратегической карты, Россия – это держава средняя, если не маленькая, как бы провокационно такое утверждение не звучало сейчас. Спору нет, Россия остаётся самой большой державой Европы, превосходя почти вдвое по количеству жителей Германию – крупнейшую страну Европейского союза. В этой связи она неизбежно стала бы доминирующей силой в Европе, и в этом же одна из причин невозможности её полноценной интеграции в европейскую институциональную и правовую структуру.
Однако такое соотношение масштабов имело решающее значение в «длинную европейскую эпоху» мировой политики, продолжавшуюся с XVI по начало XXI века. Эта эпоха закончилась, и с ней подошли к концу соответствующие преимущества. Новая, теперь уже действительно мировая политика – это время «больших батальонов», в которое на полностью самостоятельное определение инструментов защиты своих интересов могут претендовать только страны с населением не менее 200 миллионов человек.
Сейчас Россия всё ещё входит в десятку наиболее населённых стран мира, хотя чисто визуальное соотношение её населения с территорией и сбивает убедительность этого показателя. Но вполне очевидно, что по мере развития целого ряда держав Азии, Африки и даже Латинской Америки этого аргумента в пользу своего глобального значения Россия рано или поздно лишится. Уже сейчас наступило время для активных размышлений о том, какой должна стать внешняя политика России – средней по размерам державы этого мира. И эта рефлексия происходит, как в интеллектуальном, так и в практическом измерении. Пример – модальность действий Москвы в Азии и Евразии. В первом случае – это постепенное встраивание в существующие многосторонние механизмы сотрудничества без попыток предложить сколько-нибудь убедительное видение будущего. Во втором случае – революционные для истории Евразии попытки сформировать в центре мегаконтинента устойчивую систему совместного достижения целей развития группой сохраняющих суверенитет государств.
Именно поэтому в 2015 году Москва приветствовала китайскую инициативу «Одного пояса и одного пути». В случае своего успешного развития эта инициатива может, согласно расчётам, заметно повысить уровень социально-экономической стабильности в важнейшем для России и Китая регионе их общего соседства – Центральной Азии. И в любом случае повышение степени прозрачности того, как эта инициатива там будет продвигаться, может содействовать снятию неизбежных в случае таких масштабных начинаний проблем. Однако осознанный рациональный выбор в любом случае остаётся за самими странами региона. Ведь именно существующие у них возможности диктуют новую модальность российской внешней политики. Они открывают для неё новые перспективы, при которых обеспечение собственной безопасности не должно, как это было веками, осуществляться через утрату самостоятельности критическими для этого территориями.
Поэтому успех проекта евразийской экономической интеграции является для России фундаментально важным. Что не может не вызывать напряжения у традиционных недоброжелателей в США и Европе, а также их клиентуры. Тем более что Россия, в силу своей экономической модели и насыщенности природными богатствами, гораздо менее нуждается в том, чтобы рассматривать сопредельные территории как зоны ресурсного освоения.
Опыт трансформации российской внешней политики на примере её действий в Азии и Евразии говорит и о сохранении традиционных факторов. Так, мало сомнений в том, что Россия, как она сформировалась исторически, останется державой в первую очередь военной. Это в крови и является важнейшей частью национальной традиции. Кроме того, проецирование российских военных возможностей на Ближнем Востоке уже показало необходимость и эффективность «жёсткой силы» для успешной дипломатической манипуляции. И Россия, конечно, будет и в будущем прибегать к военной силе в международных делах.
Очевидно, что важнейшим партнёром России останется Китай. Но обе державы будут должны выстраивать свои отношения с учётом глобальных последствий и влияния этих отношений на поведение третьих государств. Поэтому уже в недалёком будущем Китаю и России, видимо, придётся гораздо более активно думать не над тем, какие черты их потенциальный военно-политический альянс может приобрести, а над тем, как этого альянса избежать в принципе. Избежать, не позволив себе при этом стать проводниками политики третьей державы, которая уже создала достаточно поводов для того, чтобы убедиться – она не является другом ни России, ни Китая. И одновременно защитить малые и средние страны Евразии от необходимости делать выбор между противостоящими союзами во всё более ригидной международной системе.
Особое место в азиатской и евразийской политике России будет занимать Европа. При этом роль и значение европейских государств также будут подвержены изменениям. Ещё совсем недавно Европа, в лице её институционально-политического воплощения, Европейского союза, могла рассматриваться только как один из наименее конструктивных игроков на пространстве к югу и востоку от российских рубежей. Это было неудивительно – любые позитивные процессы международного сотрудничества, которые развивались без участия и лидерства европейцев, естественным образом ограничивали их влияние на международной арене. Но сейчас Европа меняется. Державы Евросоюза совершили важную ошибку, когда втянулись в конфликт с Россией из-за Украины. Но новая внешняя политика США, ответ на провал попыток добиться глобального лидерства, помогает Европе исправить последствия этой ошибки и вернуть отношения на Востоке в рамки привычного дипломатического процесса.
Стратегия повышения глобальной безопасности и предсказуемости в современном российском исполнении может стать не гротескной демагогией в стиле позднего СССР или США до Дональда Трампа, а рациональным строительством механизмов многостороннего сотрудничества в ситуации, когда «старые» ведущие державы на берегах Атлантики ставят под сомнение сам этот принцип. И при этом такая стратегия не будет противоречить реализации собственных национальных интересов России. Как полностью отвечает отказ от геостратегических амбиций в Азии, на котором основан весь «поворот на Восток», целям долгосрочного развития Дальнего Востока России через его интеграцию в этот передовой регион мира.
Уникальность российской внешней политики в Азии и Евразии сейчас может стать нормальностью и яркой альтернативой той неизбежной маргинализации, которую предсказывали многие коллеги в связи с провалом избранной в начале 1990-х годов стратегии интеграции в сообщество стран Запада. И глубокий трансформирующий эффект возникающих на Востоке практик окажется со временем определяющим для места и роли страны в мировых делах. Было бы неосмотрительно отрицать, что любая империя прошлого проходила свой путь адаптации к меняющимся внешним условиям и соотношению с ними собственных ресурсов. Для России, в силу истории, изначального потенциала и драматического геополитического положения, стадия такой адаптации наступила позже, чем для других европейских держав. Но признаки того, что она может стать успешной уже сейчас, заслуживают аналитического внимания.