«Во всём виноват Путин» - к этой фразе западных журналистов и экспертов за последние два с лишним года кризиса в отношениях России с ЕС и США мы уже привыкли. У нас в России её воспринимают с большой долей иронии, в российских социальных сетях стали невероятно популярными различные демотиваторы и мемы на эту тему. Один из наиболее гротескных примеров такого рода анекдотов - когда Президенту России сообщают, что пресс-секретарь Госдепа США Джен Псаки забеременела: «Обвиняют только меня или всю Россию?» - спрашивает в ответ Президент.
Как видим, эта тема заняла своё достойное место в российском политическом юморе. Причина этого проста и понятна: попытка тотальной демонизации России в ходе текущей гибридной войны натолкнулась на прочные традиции карнавальной культуры (по Михаилу Бахтину) в восприятии глобальных конфликтов в широких слоях российского общественного мнения. Большой пласт чёрного «ядерного» юмора против Америки, накопленный в советской масс-культурной традиции ещё со времён прошлой холодной войны, оказался вновь востребован в народной памяти и был, что называется, творчески переосмыслен в контексте новых реалий. Кроме того, эта демонизация «во всём виновата Россия» приписывает нам зачастую такую мощь и влияние на мировую политику, каких мы в реальности не имеем. А это, согласимся, приятно. В результате, подчеркнём ещё раз, бахтинское высмеивание демонизации России стало практически нормой жизни для нас с самого начала украинского кризиса (более подробный анализ этого феномена см. в моей статье «После Крыма: визуальный гротеск в российских социальных медиа».
Но даже на этом фоне заявление бывшего посла США в России Майкла Макфола (Michael McFaul) о том, что и в Brexit виноват Владимир Путин, прозвучало как гром в посудной лавке и заставило, что называется, поёжиться. Не скрою, некоторые российские эксперты после такого начали тихонечко говорить о том, а не стал ли уважаемый экс-посол жертвой практически профессиональной болезни некоторых западных советологов - прямой паранойи, зацикленной на русофобии.
Читайте также: Возвращение к реальности. Результаты референдума в Британии и судьба Европы
Но ясно, что ситуация не столь проста и гротескна, как кажется. И в этой связи заявление Майкла Макфола о «победе Путина» по итогам голосования по Brexit становится хорошим поводом порассуждать о том, а что же в действительности для России значит референдум по выходу Великобритании из Европейского союза.
Первое и, может быть, самое главное, что увидела Россия в результатах голосования по Brexit - это кризис нормативного лидерства (normative leadership) Европейского союза. Для политологов, занимающихся ЕС, всё последнее десятилетие прошло в дискуссиях о ЕС как «нормативной силе» (normative power). Начало этой дискуссии, надо отметить, положили, сами того не желая, американские неоконы, когда в контексте иракского кризиса 2003 г. (и разрыва тогда США с Германией и Францией) появились книга Роберта Кейгана (Robert Kagan) «О рае и силе: Америка и Европа в новом мировом порядке» (“Of Paradise and Power: America and Europe in New World Order”) и сходные тексты других авторов. В них проводилось чёткое разделение между глобальной «неоимперской» стратегией США, опирающейся на жёсткую военную силу (hard military power), и альтернативными подходами Европейского Союза, делающими акцент на «мягкой силе» (soft power) и убеждении. В глазах американских неоконов всё это выглядело наивно-утопическим идеализмом, поэтому Роберт Кейган сравнил политику ЕС с попыткой построить новый рай на Земле. Как видим, здесь тоже не обошлось без элементов карнавальной культуры. Что, кстати говоря, объясняет и печально знаменитое “f*ck the EU” жены Роберта Кейгана Виктории Нуланд, произнесённое ей в самый разгар украинского кризиса.
В Европейском союзе в ответ на эту иронию американских неоконов решили превратить свою слабость в свою силу. В результате чего и появилась теория «нормативной силы», основной смысл которой состоял в том, что именно ЕС является образцом для подражания и эталонной нормой в плане создания наиболее эффективной и морально ответственной политической системы и выработки глобальных политических ценностей. Больше того, эта концепция «нормативной силы» перешагнула рамки простой политической теории и нашла своё отражение в основополагающих договорно-правовых документах Европейского союза. В частности, в Лиссабонском договоре ЕС появилось упоминание о том, что ЕС проводит «ценностно ориентированную политику» (value based policy). А это значит, что вся политика ЕС (как внешняя, так и внутренняя) с этого момента перестала быть идеологически нейтральной и ориентированной лишь на прагматичную реализацию собственных национальных/европейских интересов. Вместо этого в контексте Лиссабонского договора ЕС становился обязан изначально отказываться от нейтральности и невмешательства во внутренние дела других стран и проводить a priori идеологически обусловленную политику, в рамках которой не существовало никаких ограничений на вмешательство в дела других стран ради продвижения собственных ценностей. Именно такой подход объявлялся в ЕС нормативным образцом для любой политики XXI века, а сам ЕС - нормативным идеалом и сосредоточением всего лучшего. И именно по этой установке нормативного превосходства ЕС перед всем миром Brexit нанёс очень сильный удар. Потому что от самого лучшего в мире нормативного образца никто не стал бы отказываться.
Читайте также: Британский референдум: как решение о выходе из ЕС повлияет на будущее Соединённого Королевства и «европейского проекта»
Понятно, впрочем, что сомнения в нормативном лидерстве ЕС стали проявляться в странах-членах ЕС и раньше. Это выразилось и в росте популярности т.н. евроскептических партий, и в жёсткой антибрюссельской риторике новых гражданских прогрессистских движений протеста - особенно заметных в странах Южной Европы - таких, как Syriza в Греции, Indignados, а затем Podemos в Испании, «Движение пяти звёзд» (Movimento Cinque Stelle) в Италии. Но ранее весь этот набирающий силу протест в европейском мейнстриме предпочитали называть маргинальным, экстремистским, «пророссийским» (ну как же без этого). Brexit же вывел этот протест на качественно иной уровень. Фактически мы видим сейчас зарождение нового мейнстрима в Европе - анти-ЕСовского и антибрюссельского.
Что это значит для России? Здесь достаточно взглянуть на ситуацию с точки зрения наших национальных интересов. Постлиссабонский ЕС практически сразу показал себя крайне жёстким и непримиримым критиком, а затем и противником России. При этом речь здесь идёт не только о геополитическом или военно-политическом соперничестве, которое определяет, допустим, отношения России и США или, в течение последних месяцев - России и Турции. К геополитическому соперничеству России не привыкать. Но постлиссабонская стратегия ЕС “values first”, сначала ценности, оказалась не просто противодействующей России, а, я бы сказал, экзистенциально несовместимой с современной внешнеполитической стратегией России, нацеленной на всемерную защиту наших национальных интересов. И сейчас, когда Brexit сорвал позолоту с нормативистской иконы ЕС, всё это может сделать будущую политику ЕС более ответственной за свои поступки и более уважающей ООНовский принцип невмешательства во внутренние дела других стран. Если это случится, будет ли это отвечать интересам России. Конечно, да. Поэтому - спасибо Brexit.
Второй аспект Brexit, важный для России - это то, что британское голосование может запустить цепную реакцию отрицания ЕС в ряде других стран-членов Евросоюза. Опросы общественного мнения показывают, что за выход из ЕС могут проголосовать более половины избирателей в Чехии. Высоки эти показатели и в Словакии, Венгрии, Болгарии. А это демонстрирует гораздо более интересную и показательную тенденцию. Британцы, понятно, всегда демонстрировали свою отстранённость от основного массива ЕС (невхождение в Шенген, в зону евро, «островная» и атлантистская идеология в целом и т.п.), и потому их выход из ЕС опирается на уже давно сформировавшиеся тенденции в общественном мнении этой страны. Но для Центральной и Восточной Европы эта ситуация гораздо более показательна. Ведь всего десяток лет назад все эти страны, опережая друг друга, активно стремились ко вступлению в ЕС и демонстрировали высочайший уровень даже не еврооптимизма, а евроэйфории. Именно в Европейском союзе бывшие социалистические страны видели тогда своё новое светлое будущее. И что же - им хватило всего десяти лет, чтобы полностью разочароваться в ЕС. Скажем прямо - именно это представляет собой более сильный удар нормативному лидерству ЕС, чем даже британский выход. ЕС не смог убедить в свой эффективности те страны и общества, которые абсолютно верили в него лишь несколько лет назад. Что это, если не нормативное поражение Европейского союза? И мы видим, как оно трансформирует внешнюю политику многих стран Центральной и Восточной Европы. По понятным историческим причинам эти страны в последние два десятилетия чаще всего критически относились к России. Но сейчас мы видим, как на фоне нормативного упадка ЕС политика всё большего числа стран Центральной и Восточной Европы становится всё менее однонаправленной. И их диалог с Россией (пусть трудный и критичный) возрождается. Отвечает это нашим национальным интересам. Конечно, да. Потому ещё раз - спасибо Brexit.
Читайте также: Несколько вопросов о Brexit вдогонку
Рост евроскептицизма после Brexit затронул не только бывшие социалистические страны. Значительно оживились подобные движения и в старых «грандах» ЕС. Практически в одну ночь приобрели масштабную популярность термины “Frexit” во Франции, “Dexit” в Германии. Представитель российского МИД Мария Захарова откликнулась на это неологизмом “Whoexit” - что по семантике русского языка возвращает нас в круг бахтинской карнавальной культуры, о чём я упоминал в начале этой статьи.
Следующий очень важный аспект Brexit - это то, что принадлежность к ЕС стала восприниматься лишь как технический инструмент для достижения собственных национальных политических целей. Ведь именно такова, называя вещи своими именами, позиция шотландских политиков сегодня. Абсолютно понятно, что их главный приоритет - это не членство в ЕС, а отделение от Англии. И вопрос о членстве используется лишь как предлог для запуска нового референдума об отделении. Хорош же нормативный идеал, если его используют лишь как орудие сепаратистского шантажа.
Шотландский казус уже в эти дни вызвал резонансные и разнонаправленные реакции внутри ЕС. Нашлись внутри ЕС политики, которые стали открыто заявлять о том, что ЕС должен «наказать» антиевропейскую Англию и поддержать «проевропейскую» Шотландию. Для нас в России эта риторика один в один напомнила многочисленные заявления ЕС по украинскому кризису. Но ирония судьбы состоит в том, что сейчас эту манипулятивную риторику ЕСовцы обращают на самих себя. Поэтому курс на развал Великобритании и её превращение в «Югобританию» может дестабилизировать ситуацию в самом ЕС очень сильно.
Ответ на это не заставил себя долго ждать - и тоже изнутри ЕС. Испания уже заявила, что заблокирует любые прямые контакты ЕС и Шотландии. Одновременно в той же Испании нарастает напряжённость вокруг Гибралтарского кризиса. И уже вполне реальными становятся сценарии войны двух членов НАТО за Гибралтар. В результате мы видим, что то, как постлиссабонский ЕС безответственно игрался с «хорошим» и «плохим» сепаратизмом (вспомним Косово, Ливию, Украину) сейчас оборачивается против него самого. Последствия этого могут быть очень серьёзными.
В итоге, понятно, что случившийся Brexit - это не победа России, и даже не пиар Макфола. Это тяжёлое нормативное поражение Европейского союза, виноват в котором только он сам.
