С точки зрения электоральной географии, прошедшие в Турции выборы по большому счёту ничего не изменили. Страна по-прежнему расколота на три части, и ни одной из противоборствующих сил не удалось выйти за рамки своего устоявшегося электорального ареала. Внутренняя напряжённость в Турции никуда не делась, и порождаемые ей конфликты, скрытые или явные, будут продолжаться и в будущем.
Прошедшие в воскресенье, 24 июня, совмещённые президентские и парламентские выборы в Турции, с одной стороны, показали консолидацию власти вокруг Реджепа Тайипа Эрдогана. Действующий президент страны был достаточно уверенно и, в общем-то, вполне ожидаемо избран на новый срок, набрав примерно 52% голосов. Вступившие в силу конституционные поправки после референдума прошлого года (помимо прочего, упраздняющие должность премьер-министра и вводящие статус так называемого «исполнительного президента») значительно укрепляют его властные полномочия и влияние на процесс принятия решений. Противники Эрдогана, как в самой Турции, так и за рубежом, уже активно используют термин «султан» применительно к вновь избранному президенту.
С другой стороны, эти выборы вновь подтвердили политический раскол страны на три части. Стамбул и прибрежные районы Эгейского и западной части Средиземного моря вновь, как и раньше, отвергли Эрдогана и предпочли ему посткемалистского (до определённой степени) и прозападного кандидата Мухаррема Индже (30% голосов). А курдские районы на юго-востоке страны отдали свои голоса за местного лидера Селахаттина Демирташа, уже несколько лет заключённого в турецкой тюрьме, но допущенного к голосованию (8% голосов). Тем самым, с точки зрения электоральной географии, в Турции прошедшие выборы по большому счёту ничего не изменили. Страна по-прежнему расколота на три части, и ни одной из противоборствующих сил не удалось выйти за рамки своего устоявшегося электорального ареала. То есть внутренняя напряжённость в Турции никуда не делась, и порождаемые ей конфликты, скрытые или явные, будут вполне ожидаемо продолжаться и в будущем.
Применительно к курдам, понятно, было бы странно ожидать иного. Здесь можно вспомнить и остроту нерешённых этнических вопросов, и резко обострившую курдские проблемы в Турции гражданскую войну в Сирии с прозрачно антикурдской вовлечённостью в неё турецких войск, и аресты курдских лидеров, и взаимные обвинения, с одной стороны, в «пособничестве терроризму» и «террористической пропаганде», а, с другой стороны, в нарушениях прав человека, – всё это сделало курдско-турецкое противостояние нерешаемым на данный момент. Отметим, что сложившаяся ситуация значительно противоречит первым годам нахождения у власти Реджепа Тайипа Эрдогана, когда он начинал делать пусть и противоречивые, но реальные шаги к расширению прав курдов в Турции и снижению интенсивности их преследования турецкими силовиками. Но затем сирийский контекст перечеркнул все эти шаги.
В отношении же прозападной «кемалистской» оппозиции Эрдогану ситуация не столь очевидна. Прежде всего явным просчётом этой части турецкой оппозиции явилась неспособность договариваться и ставить более широкие цели на этапе выдвижения кандидатов. Возникший весной этого года проект с выдвижением от оппозиции в качестве единого кандидата Абдуллы Гюля не воплотился в реальность из-за внутренних противоречий в оппозиции. А думается, что Абдулла Гюль, бывший президент страны и бывший же соратник Эрдогана, как раз мог бы достаточно эффективно побороться с ним не только во фрондирующих прибрежных городах, но и в чисто эрдогановском электоральном домене во внутренней Турции. Оппозиция набрала бы больше голосов, и нельзя было бы исключать и второго тура выборов.
Но и после отвержения кандидатуры Гюля прозападная турецкая оппозиция тоже не была едина – о своих президентских амбициях заявляли сразу несколько человек и, как отмечают многие турецкие эксперты, кандидатура Мухаррема Индже была далеко не оптимальной. Во-первых, его поддерживали далеко не все в прибрежной зоне, во-вторых, его предельно резкий и бескомпромиссный антиэрдогановский настрой делал его шансы внутри эрдогановского домена практически ничтожными. Но при этом отмечаемая социологами усталость лично от Эрдогана во внутренних областях Турции, несмотря на весь консерватизм и национализм их жителей, делала вполне реальными шансы того кандидата от оппозиции, который хоть в чём-то бы шёл им навстречу. В итоге Мухаррем Индже набрал демографически прогнозируемые изначально примерно 30% голосов в прибрежной части страны (и ни голоса больше), и выборы прошли по накатанному раньше сценарию.
Президент Эрдоган же, в отличие от оппозиции, крайне эффективно использовал коалиционные инструменты в предвыборной борьбе. Его несомненным успехом стало заключение соглашения с крайне правой Партией националистического движения (MHP), которая не стала выдвигать свою кандидатуру на президентские выборы 2018 года. Коалиция с MHP, получившая громкое название «Союз народа», во-многом и позволила Эрдогану победить в первом туре. На предыдущих же президентских выборах 2014 года MHP была в рядах оппозиции. Именно её представитель Экмеледдин Ихсаноглу был единым кандидатом от националистической и прозападной коалиции и смог набрать 38% голосов – на 8% больше нынешнего результата чисто прозападной оппозиции.
Ещё большим успехом предвыборной тактики Эрдогана стало выдвижение явного спойлера на выборах Мерал Акшенер, бывшей депутатки парламента, которая за несколько месяцев до выборов откололась от MHP и создала свою карманную партию «Хорошая партия». Акшенер, несмотря на все призывы оппозиции вступить в коалицию, пошла на президентские выборы и получила 7% голосов – округляя как раз столько, сколько не хватило Мухаррему Индже до результата оппозиционного кандидата на прошлых выборах. При этом очевидность фарса с выдвижением Акшенер подтверждается тем, что на парламентских выборах, проходивших в один день с президентскими, она как раз вступила в коалицию с другими оппозиционными партиями. При этом «Хорошая партия» в рамках оппозиционной коалиции на парламентских выборах набрала 9%, то есть на два процента больше результата её лидера на президентских выборах.
Но в целом результаты парламентских выборов по коалициям практически идентичны президентским (партии проэрдогановской коалиции «Союз народа» набрали в сумме 53% голосов, оппозиционная коалиция «Союз нации» – в сумме 33% голосов, курдская партия – 11%).
Если же рассматривать внешнеполитические итоги турецких выборов и первые отклики на них извне, то они, несомненно, закрепят нынешний политический курс Реджепа Тайипа Эрдогана. С одной стороны, показательна волна резкой критики этих выборов в европейских СМИ – именно там можно встретить больше всего ярлыков типа «султан», «диктатор» и тому подобных. Мало кто из лидеров стран ЕС поздравил Эрдогана с победой. С другой стороны, не менее демонстративным актом стала поставка в Турцию за несколько дней до выборов первой партии новейших американских истребителей. Обозреватели подчеркивают, что этот акт показал настрой Трампа на поддержку Эрдогана и добавил ему в последний момент необходимые голоса со стороны части турецкого бизнеса, не желающей разрыва с США. Этот шаг Трампа де-факто открыл ещё один фронт противостояния между США и ЕС – на этот раз в Турции. Символически не менее важен и телефонный разговор президента России Владимира Путина с вновь избранным президентом Турции сразу после подведения итогов голосования.
Таким образом, можно прогнозировать дальнейшее ухудшение отношений Турции и ЕС, дистанцирование Трампа от общезападного фронта неприятия Эрдогана и продолжение диалога между Турцией и Россией в том числе и в более широкой евразийской перспективе.