Речь сегодня идёт не об улучшении российско-американских отношений, а об остановке их неконтролируемой деградации и эскалации, которая имела место последние полтора года – со времени инаугурации Дональда Трампа. Эта остановка крайне важна как для России и США, так и для международной безопасности в целом.
Самым важным результатом предстоящего 16 июля в Хельсинки первого полномасштабного саммита Владимира Путина и Дональда Трампа может стать превращение нынешней неуправляемой российско-американской конфронтации в управляемую. Это означает возобновление полноценного и постоянного общения между исполнительной и законодательной властями двух стран, запуск диалогов и выработку правил поведения в сфере стратегической стабильности и контроля над вооружениями, включая кибербезопасность, а также формирование механизмов поведения в условиях кризиса.
Ни о каком серьёзном улучшении российско-американских отношений и о преодолении нынешней конфронтации, которую одни эксперты называют «новой холодной войной», а другие – «гибридной войной», речь в нынешних обстоятельствах идти не может. Они будут оставаться враждебными, и стороны будут и далее рассматривать друг друга в качестве противников. Санкции отменены не будут (для этого требуется решение Конгресса, а оно не будет принято многие годы), и даже последствия дипломатического скандала 2017 г., нанёсшего большой удар по работе посольств и консульств России и США, вряд ли будут преодолены. США и далее будут проводить в отношении России политику военно-политического и политико-дипломатического сдерживания, очередным свидетельством чему стали жёсткие заявления Дональда Трампа о проекте «Северный поток-2», сделанные в ходе саммита НАТО в Брюсселе. Сам Североатлантический альянс, как наглядно продемонстрировал этот саммит, всецело сохраняет антироссийскую направленность и считает сдерживание России первоочередной задачей.
Российско-американские противоречия касаются фундаментальных вопросов мирового порядка и места в нём России и США. Преодолеть их можно только при условии кардинального изменения природы внешней политики одной из сторон: принятия Америкой реалий многополярного мира и восприятия России как одного из его легитимных и самостоятельных полюсов, или возвращения Москвы к прозападной внешней политике начала 1990-х. По прошествии полутора лет после прихода к власти администрация Трампа чётко понимает, что Россия не только не будет содействовать восстановлению американского первенства, но будет активно препятствовать этому на глобальном и региональном уровнях. Восприятие Москвы как противника не изменится даже в том случае, если американский Russiagate – главная причина усиления враждебного подхода США к России за последнее время и неспособности администрации Трампа вести с ней диалог – пойдёт на спад.
Поэтому речь сегодня идёт не об улучшении российско-американских отношений, а об остановке их неконтролируемой деградации и эскалации, которая имела место последние полтора года – со времени инаугурации Дональда Трампа. Эта остановка крайне важна как для России и США, так и для международной безопасности в целом.
Действительно, на протяжении последних полутора лет имело место постоянное усиление конфронтационного подхода США к России на всех уровнях при почти полном отсутствии межгосударственного диалога. В отношении Москвы вводились всё новые санкции, причём без возможности оперативной отмены и без привязки к конъюнктуре российской внешней политики – просто потому, что Россия – враг. Арестовывалось российское дипломатическое имущество. Усиливалось давление на союзников и партнёров США с тем, чтобы они ограничили сотрудничество с Москвой (прежде всего в военно-технической и энергетической областях). Наращивалось военное давление: принятая в начале года новая ядерная доктрина США (Nuclear Posture Review) предполагает создание ядерного оружия малой разрушительной силы именно с целью сдерживания России и его размещение на баллистических и крылатых ракетах вблизи от российских границ. Наконец, информационная война против России и демонизация её руководства приняла просто фантасмагорические масштабы.
В отсутствие полноценного межгосударственного диалога подобное состояние отношений между ядерными сверхдержавами и в целом двумя самыми мощными военными державами мира просто опасно. В Москве могло сложиться впечатление, что цель Вашингтона – добиться её политической капитуляции в обозримой перспективе, воспроизвести в новых условиях опыт 1980-х гг. (как его понимают в США). А именно, что постоянное усиление давление заставит РФ пойти на принципиальные уступки и в конечном итоге отказаться от нынешней внешней политики и изменить вектор развития в целом. Это, в свою очередь, могло подтолкнуть Россию к встречным шагам – сыграть на эскалацию, что поставило бы стороны на грань прямого военного столкновения.
Таким образом, самая главная задача сейчас – восстановить полноформатный межгосударственный диалог на уровне как минимум исполнительной власти, который включал бы в себя внешнеполитические, оборонные ведомства России и США и их аппараты национальной безопасности, укрепить, а то и обновить механизмы взаимодействия в условиях кризиса и тем самым поставить российско-американскую конфронтацию под контроль. Планируемая после саммита в Хельсинки первая личная встреча Сергея Лаврова и Майкла Помпео в этой связи – позитивный сигнал.
Вторым, не менее важным результатом саммита может стать политическое решение о запуске полномасштабного российско-американского диалога по вопросам международной стратегической стабильности, отсутствие которого так же чревато самыми негативными последствиями, вплоть до непреднамеренного военного столкновения России и США и дальнейшей эскалации кризиса. Военно-стратегическая ситуация в мире качественно изменилась по сравнению с холодной войной и периодом после её завершения. Возникла ядерная многополярность, появились новые средства нанесения великими державами неприемлемого военного ущерба друг другу – прежде всего киберсфера, а отношения между ключевыми великими державами (США, Россия, Китай) снова носят конфронтационный характер. На этом фоне происходит отмирание предыдущих режимов в области контроля над вооружениями при отсутствии каких-либо новых механизмов и правил. В области кибербезопасности, которая является на сегодняшний день наиболее вероятной ареной военного столкновения великих держав, отсутствуют какие-либо правила, ограничения и механизмы в принципе.
Данная ситуация, которая чревата полным вакуумом правил поведения и, как результат, полной непредсказуемостью в военной сфере, приведёт как минимум к неконтролируемой гонке вооружений и полному краху режима нераспространения ядерного оружия, а как максимум – к прямому военному столкновению России и США. Чтобы предотвратить это, сторонам необходимо запустить диалог, который сформировал бы новое понимание стратегической стабильности в соответствии с современными реалиями, выработал на его основе новые режимы контроля над вооружениями, вероятно, с упором на меры транспарентности, доверия и механизмы поведения в условиях кризиса, а не на дальнейшее паритетное сокращение ядерных вооружений России и США. Именно в рамках этого диалога стоит искать решение проблемы договора РСМД, в нарушении которого Москва и Вашингтон обвиняют друг друга, и дальнейшего развития ядерных арсеналов России и США в целом. Также в рамках этого диалога необходимо разработать чёткие красные линии того, что нельзя делать в киберпространстве (какие действия стороны будут воспринимать как военную атаку), и создать механизмы взаимодействия в условиях кризиса (например, если одна из сторон подвергается кибератаке, происхождение которой моментально определить нельзя).
Пока проведение подобного диалога было невозможно из-за внутриполитических ограничений в США, отсутствия у них политической воли и лояльной Белому дому бюрократии. С учётом зримого усиления внутриполитических позиций Дональда Трампа первый фактор постепенно слабеет. Саммит в Хельсинки тоже может сыграть здесь позитивную роль (об этом – чуть ниже). С назначением Майкла Помпео и Джона Болтона появилось лояльное Трампу внешнеполитическое руководство администрации, стремящееся реализовывать внешнюю политику США в соответствии с его пожеланиями, а не вопреки им. Если Путин и Трамп проявят политическую волю и дадут указание инициировать подобный диалог, саммит уже можно будет считать суперуспешным и результативным.
Третьим результатом саммита может стать подтверждение контуров возможного компромисса России и США по Сирии, который позволил бы обеим сторонам реализовать свои главные интересы в этом вопросе. Он мог бы заключаться в следующем: США окончательно отказываются от попыток добиться свержения Башара Асада, признают его легитимным руководителем Сирии по крайней мере на переходный период и поддерживают продвигаемое Москвой политическое урегулирование в стране с участием Асада; в ответ Россия содействует уменьшению военного присутствия Ирана в Сирии, особенно в приграничных с Израилем и Иорданией регионах. Действительно, главный интерес администрации Трампа и Сирии и на Ближнем Востоке в целом (в отличие от администрации Обамы) – сдерживание Ирана, а не продвижение смены режимов и демократизации. Главный же интерес России – обеспечить политическое урегулирование конфликта с участием Асада после достижения при её поддержке фактической военной победы. Способность России и США обеспечить выполнение указанных условий вызывает некоторые сомнения, но движение в этом направлении было бы несомненно в обоюдных интересах. Неслучайно в преддверии саммита в Хельсинки Москву посетил премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху, который в ходе переговоров с Владимиром Путиным открыто изложил эту «сделку» фактически в чистом виде.
Четвёртым результатом саммита Путина и Трампа могло бы стать обоюдное понимание, что введение экстерриториальных санкций США в отношении таких стран, как Индия и Вьетнам за их военно-техническое сотрудничество с Россией – не в интересах Вашингтона. Это уже создаёт серьёзный раздражитель в отношениях Вашингтона с Нью-Дели и Ханоем и препятствует реализации представленной администрацией Трампа Индо-Тихоокеанской стратегии, которую та рассматривает как один из своих главных внешнеполитических приоритетов. Многие американские эксперты справедливо подчёркивали, что США не должны ставить страны Азии перед выбором «Китай или США» или «Россия или США», и что подобная тактика лишь ослабит влияние Вашингтона. Санкции же и политическое давление с целью ограничить сотрудничество с Россией приводят именно в этому. Вообще, сохранение и даже наращивание сотрудничества России с союзниками и партнёрами США в АТР – в интересах обеих сторон.
Наконец, пятым – и самым главным для США – результатом саммита Путин-Трамп, а также условием реализации всех указанных выше четырёх возможных результатов, может стать прогресс в урегулировании темы так называемого российского вмешательства в американские выборы. Учитывая, что именно обвинения в российском вмешательстве стали самым мощным оружием в руках традиционалистских элит США и особенно демократов против Трампа, для него и для американского политического класса в целом на сегодняшний день нет более важной темы, связанной с Москвой. По сравнению с прошлым годом Трамп уже укрепил свои политические позиции и стал реальным лидером Республиканской партии, объединив её вокруг себя. (Именно это, собственно, и позволило ему встретиться с российским президентом. Если бы его позиции были так же зыбки, как полгода-год назад, и речи бы о полноценном саммите с Владимиром Путиным не шло.) Если же теперь Белому дому удастся ослабить тему российского вмешательства, его внутриполитические позиции усилятся ещё больше. Он укрепит положение республиканцев в преддверии промежуточных выборов в Конгресс в ноябре, а также собственное положение в преддверии президентских выборов 2020 года. Без темы российского вмешательства шансы Трампа на переизбрание на второй срок будут весьма высоки.
С большой вероятностью можно предположить, что частичное снижение остроты темы российского вмешательства – главная цель, которую Белый дом преследует, проводя саммит с Россией. Если по его итогам Трамп заявит, что он получил от Москвы гарантии невмешательства в американские выборы, особенно в предстоящие в ноябре, и если за этим действительно последует определённое снижение активности, которую в США именуют российским вмешательством (информационно-пропагандистская работа в СМИ и социальных медиа, кибератаки на выборную инфраструктуру), это станет его самой большой победой с тех пор, как он объединил республиканцев вокруг себя. Это ослабит резонансность темы о российском вмешательстве, выбьет из рук демократов главное оружие против Трампа в преддверии предстоящих выборов, подтвердит упорно создаваемый имидж Трампа как эффективного переговорщика, жёстко отстаивающего американские интересы, а также результативность проводимого им курса диалога с противниками и конкурентами США.
Подобный результат – всецело в интересах России. Она заинтересована в том, чтобы иметь в лице США дееспособного и договороспособного партнёра, а это возможно лишь в случае, если тема с российским вмешательством хотя бы частично пойдёт на спад (полностью она не исчезнет до тех пор, пока в США не закончится борьба традиционалистских и новых элит). Реализация российского интереса иметь здоровое и управляемое соперничество с США и запустить с ними диалог по стратегической стабильности возможна лишь в том случае, если тема о российском вмешательстве будет хотя бы частично урегулирована. Если же этого не произойдёт, (например, Трамп не сможет по итогам переговоров с Путиным заявить о получении от Москвы гарантий невмешательства в американские выборы, или если в ходе и по итогам промежуточных выборов в Конгресс в ноябре России будут предъявлены новые обвинения во вмешательстве, в том числе со стороны Белого дома), о том, чтобы остановить неуправляемую конфронтацию с США, можно будет забыть. Никакие диалоги не будут возможны, межгосударственное общение в целом будет и далее затруднено, а конфронтационная политика со стороны Вашингтона – продолжена и даже интенсифицирована.
Причём для того, чтобы добиться устраивающего обе стороны результата и снять, наконец, главное препятствие для нормального, пускай и конфронтационного, взаимодействия России и США, Москве вовсе не обязательно признавать ответственность за вмешательство в выборы ноября 2016 года. Достаточно с улыбкой и даже с лёгким недоумением заявить, что Россия «и не вмешивалась и не будет вмешиваться» в американские выборы и подтвердить, что вмешательства в ноябрьские выборы 2018 г. не будет, а также несколько понизить масштаб и активность тех действий в информационной сфере и киберпространстве, которые Вашингтон как раз и представляет как главные формы российского вмешательства.
