Patria o muerte. Родина или смерть

Реальное и, что особенно важно, символическое наследие Фиделя Кастро не умрет вместе с ним, а сохранится в качестве стимула политического действия и в XXI веке. Тем самым, сама смерть Фиделя Кастро как раз наступила в тот момент, когда перед его образом и наследием открываются новые глобальные перспективы.

Жизнь и смерть Фиделя Кастро – это целая эпоха в современной истории. По аналогии со словами известного историка Эрика Хобсбаума (Eric Hobsbawm) о «долгом XIX веке» (Long 19th Century) (длившемся в политическом смысле с 1789 по 1914 гг.), наш политический XX век был отнюдь не «коротким», как считал тот же Хобсбаум, и закончился отнюдь не в 1991 г., а только сейчас. По крайней мере, XX век нашего поколения, продолжался, пока был жив Команданте Фидель, поскольку сохранялись заложенные им мифология и романтика (а если хотите, то и поэтика) революции. У нас в России это чувствовалось особенно отчетливо. После краха Советского Союза и во время тяжелых и сложных экономических реформ 1990-х гг. Фидель Кастро оставался примером связи времен (а для кого-то и сохранением старых идеалов). К тому же, по иронии судьбы, открытие границ именно в постсоветский период сделало Кубу доступной для большинства российских граждан, когда Остров Свободы превратился в популярное направление для наших туристов. Именно тогда улицы старой Гаваны и пляжи Варадеро стали знакомы россиянам не только по стихам Евгения Евтушенко, но и напрямую.

Новое возрождение российско-кубинских политических отношений в 2000-е гг. опять напомнило нашим гражданам обо всех советских мифологемах, связанных с «ранним» Кастро. В памяти воскрешались ставшие действительно общенародными сюжеты из приездов Фиделя в Советский Союз. Кастро на трибуне Мавзолея Ленина, лозунги «Фидель – Хрущев», Кастро в зимней шапке в морозной Сибири, песня «Куба – любовь моя» и многое другое. Даже знаменитые гаванские сигары Фиделя сыграли здесь свою роль. Когда в рамках торговых отношений с новой Кубой их периодически стали продавать в советской Москве, то даже сигара сменила свое семиотическое значение в советской идеологии. Если раньше сигара была исключительным атрибутом карикатур на американского империалиста, то теперь она тоже стала своего рода символом новой революции. 

Эта «Кастро-эйфория», характерная для советского общества начала 1960-х гг., соединялась с ключевой для того времени «космической эйфорией». И когда с 2000-х гг. полет Юрия Гагарина стал ключевым элементом в новой российской политике исторической памяти, то героика Гагарина оживляла в памяти параллельную и синхронную ей героику Кастро. И то, что Фидель в 1963 г. был удостоен звания Героя Советского Союза, казалось уже не прихотью Хрущева, а вполне естественным и логически закономерным событием. Поэтому-то сюжеты из истории и современной политической жизни Кубы остаются одним из самых популярных сюжетов на российском телевидении и сегодня. Эксперты регулярно обсуждают их на политических ток-шоу, режиссеры снимают фильмы, и тем самым образ Кубы и образ Кастро (неразрывно связанный, впрочем, с  образом его революционного соратника Эрнесто Че Гевары), до сих пор играет значимую роль в российском общественном мнении.

Hasta Siempre, Comandante Ана Тереса Гутьеррес дель Сид
Он оказался единственным из оставшихся в живых великих героев холодной войны. Фидель Кастро создал социалистическое государство всего в 150 километрах от побережья Соединённых Штатов и стал союзником их заклятого врага, тогдашнего Советского Союза. Он успешно избежал 638 покушений со стороны американских спецслужб.

Больше того, современные политические события в мире сделали Фиделя Кастро не просто сюжетом исторической памяти, не просто «последним из могикан» в этом «долгом XX веке». Образ Кастро и революционной Кубы стал символом новых политических движений. Началось все с «левого поворота» 2000-х гг. в Латинской Америке, связанного с именами президента Венесуэлы Уго Чавеса и президента Боливии Эво Моралеса. Чавес в своей политической идеологии активно использовал своеобразную «перекличку» с Кубой и пропагандировал лозунг «Чавес – это Кастро сегодня». А одним из первых решений Моралеса в этой «политике символов» совершенно не случайно стала установка памятника Эрнесто Че Геваре в бедном пригороде Эль Альто (El Alto) в боливийской столице Ла Пас (La Paz).

Далее, экономический кризис 2008-2009 гг., запустивший начало новых гражданских протестных движений в США и в странах Европейского союза, тоже стал использовать символику революционной Кубы уже в целях современной политической борьбы. Где-то это делалось опосредованно. Допустим, в движении «Оккупируй Уолл Стрит» это преломлялось через идеологию Славоя Жижека и его переосмысление французских неомарксистских философов 1960-х гг. А где-то, особенно в Южной Европе, где в отличие от США не было прямого табу на использование положительных образов Кастро и Че Гевары, обращение к наследию кубинской революции было более прямым в идеологической платформе появившихся в ходе кризиса новых левых движений, которые быстро набирали популярность в Испании и Италии, а в Греции смогли даже придти к власти.

В этой связи и сегодня, когда после успеха референдума по Брекзиту и победы Дональда Трампа на президентских выборах в США мир находится в ожидании серьезной и долгосрочной внутренней трансформации Запада, наследие Фиделя Кастро может получить дополнительную политическую актуальность. Сформулированное Владимиром Путиным на заседании Валдайского клуба в октябре 2016 г. ключевое социально-экономическое противоречие между «глобализацией элит», «глобализацией для избранных» и растущими требованиями «глобализации для всех» действительно может определять основную динамику мировой политики XXI века и во многих странах Запада перейти из области социологии в практику реального политического действия. И в этой связи отнюдь небеспочвенными выглядят распространившиеся после победы Трампа заявления о возможном складывании «новой революционной ситуации» в странах Запада и об «эффекте домино», когда Брекзит и Трамп могут запустить аналогичные процессы в других странах, и тем самым процесс трансформации Запада может приобрести характер «цепной реакции». В этой связи, когда рассуждают о «третьей косточке» в этом домино, о том, «кто будет следующим», чаще всего говорят об Италии и Франции, но подобная же логика событий возможна и в других странах ЕС.

Понятно, что совершенно некорректно сравнивать напрямую Трампа с Кастро, представителей крайне правого и крайне левого флангов политического спектра. Но динамика трансформации Запада по этому «эффекту домино» объективно расширяет поле возможностей для действий не только новых правых, но и новых левых сил, а для них обращение к романтической революционной символике Кастро и Че Гевары выглядит вполне естественным. Помимо этого, в контексте того, что победу Трампа уже называют «консервативной революцией», становится ясно, что эта динамика революции (какой бы по идеологическому окрасу она ни была) и ее самоподдерживающийся характер делают совершенно объяснимым и логичным обращение к фигурам и опыту революционеров прошлого. И здесь образ Фиделя Кастро является одним из первых, кто приходит на ум.

В итоге, можно с большой долей вероятности сказать, что реальное и, что особенно важно, символическое наследие Фиделя Кастро не умрет вместе с ним, а сохранится в качестве стимула политического действия и в XXI веке. Тем самым, сама смерть Фиделя Кастро как раз наступила в тот момент, когда перед его образом и наследием открываются новые глобальные перспективы. Значимость этого для символической политики вполне очевидна. И по аналогии с такими старыми советскими формулами, как «Ленин умер, но дело его живет» и «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить», не будет таким уж большим преувеличением сказать, что дело Фиделя Кастро намного переживет его, и образ Кастро останется не только в истории «долгого» XX века, но и станет значимым символом и призывом к действию для уже нового политического столетия, которое начинается сегодня.Реальное и, что особенно важно, символическое наследие Фиделя Кастро не умрет вместе с ним, а сохранится в качестве стимула политического действия и в XXI веке. Тем самым, сама смерть Фиделя Кастро как раз наступила в тот момент, когда перед его образом и наследием открываются новые глобальные перспективы.

Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.