По мере возвращения международной политики к ситуации динамического баланса сил ведущие державы будут стремиться к тому, чтобы их двусторонние отношения были ограничены кругом тех, кто действительно имеет возможность нести ответственность за своё поведение, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор Валдайского клуба.
Начало августа было отмечено двумя событиями, которые при отсутствии их фундаментальной значимости для глобального мира, имеют важное значение для понимания того, как международная политика может выглядеть в будущем. Во-первых, произошёл фактический разрыв отношений между Китаем и маленькой прибалтийской страной Литвой после того, как власти последней приняли решение о фактическом признании суверенитета Тайваня, являющегося китайской национальной территорией. Во-вторых, наступила годовщина начала бурных внутриполитических событий в Белоруссии, последовавших за президентскими выборами, не признанными в США и Европейском союзе и вызвавшими недовольство значительной части белорусского общества.
В первом случае мы наблюдаем, как поведение формально независимого государства полностью подчинено решениям одной из великих держав. Защита со стороны США является важнейшим национальным интересом Литвы, поскольку сама она обеспечить собственное выживание не может в силу отсутствующего для этого потенциала. В сущности, Китай сейчас имеет дело с реализацией одной из тактических задач в рамках стратегии выживания США, хотя формально речь идёт о решениях суверенного члена международного сообщества. В случае с Белоруссией выживание государства в августе – сентябре 2020 года было обеспечено полной поддержкой со стороны России, для которой коллапс белорусской государственности означал бы возникновение угрозы безопасности. При этом, в отличие от ситуации с Литвой и США, мы не можем говорить о том, что даже сейчас все решения Минска соотносятся с оптимальным для Москвы развитием ситуации.
При этом Литва и Белоруссия сами находятся между собой в состоянии острого конфликта. Начало ему было положено именно год назад, когда официальные литовские власти приняли решение о начале активной борьбы против своего соседа. В ходе этой борьбы Литва выступает в качестве прокси США и ведущих государств Европы, а Белоруссия, в свою очередь, только незначительно контролируется Россией. По меньшей мере с точки зрения большинства осведомлённых российских наблюдателей. Но выживание этой страны является частью национальных интересов России.
Как мы видим, в данном случае все великие державы – Россия, Китай и США – взаимодействуют не напрямую, а с теми, кто сами по себе не могут нести полной ответственности за свои действия. Это ставит перед нами вопрос о том, как в современных условиях великие державы должны и могут выстраивать отношения с партнёрами, обладающими признанным ООН суверенитетом, но не имеющими возможностей для собственной внешней политики? Вопрос этот представляется важным, потому что от ответа на него зависит выбор дипломатических или силовых инструментов. С российской точки зрения это особенно актуально, поскольку она окружена такими соседями точно так же, как США – океанами. И при этом не выражала в последние годы стремления вернуть полный контроль над своими соседями, чтобы вести диалог с равными себе по силе напрямую, как это было в конце XIX – начале XX века, когда границы всех важнейших держав Евразии фактически смыкались.
Ни одно из них не смогло сыграть даже незначительной роли в том, как протекала и закончилась следующая большая война 1939–1945 годов. Даже Польша, наиболее крупное по численности населения образование, исчезла из числа участников войны в течение первых недель и возродилась уже на штыках победоносной советской армии. Все остальные могли быть в период «перемирия» 1918–1939 годов более или менее успешны в развитии собственной экономической базы, но их способность обеспечить суверенитет в вопросах обороны сразу оказалась опровергнутой. Все эти страны, за исключением Финляндии, либо пали под давлением внутренних обстоятельств, либо были повержены поскольку выступали в качестве потенциальных или действующих сателлитов противоборствующих сторон.
Однако после завершения Второй мировой войны «парад суверенитетов» продолжился в глобальном масштабе. Тем более что после 1945 года у великих держав появились исключительные ресурсы для управления международными делами – колоссальный силовой разрыв, возникший в результате создания больших арсеналов ядерного оружия. В период 1950-х –1970-х годов основным двигателем суверенизации стало стремление двух великих держав – СССР и США – создать на основе европейских колониальных империй сеть собственных клиентов, не способных без помощи Вашингтона и Москвы обеспечить своё выживание. По сути, имел место тот же самый процесс, как и за 25 лет до этого в Восточной Европе, только империи разделялись другие, колониальные – Британская и Французская.
Несколько позже, хотя и в меньших масштабах, к этому движению присоединился и Китай. Хотя вплоть до настоящего времени официальный Пекин располагал достаточно ограниченными средствами для того, чтобы достаточно надёжно продвигать стратегию «национального самоопределения» в своих интересах. Китай, на самом деле, оказался в этой гонке отстающим и сейчас может думать только о том, какие клиенты России или США могут быть настолько не уверены в своём будущем, что передадут внешнее управление в руки Пекина. Пока мы не видим убедительных примеров такого поведения.
Тем более что после распада собственных колониальных империй Британия и Франция смогли восстановить контроль над внешней политикой части образований, которые возникли на их руинах. Хотя сейчас этот контроль осуществляется напрямую в очень редких случаях и в основном происходит через институциональные механизмы взаимодействия с Европейским союзом или другими организациями сообщества рыночных демократий.
В результате завершения холодной войны значительное количество стран, нуждающихся во внешнем обеспечении своего выживания, возникло не только в Восточной Европе, но и на территории бывшего СССР. Некоторые из новых независимых государств продемонстрировали убедительные доказательства движения в сторону более эффективного суверенитета. Крушение СССР, как и распад колониальной системы в предыдущие десятилетия, привело к тому, что Россия или Китай окружены целым рядом соседей, с которыми они могут выстраивать сравнительно равноправные отношения –точно так же, как США могут практически на равных иметь дело с Великобританией, Германией или Францией.
Но значительное количество соседей просто не имеют для этого человеческих и геополитических ресурсов. В результате обе великие державы должны сейчас двигаться в сторону формирования для целой группы стран особой внешней политики, позволяющей учесть особенности их положения. Но не только они. США или ведущие страны ЕС также формируют свою политику в отношении тех, кто доверяет своё выживание России или Китаю, с учётом того, какую роль в их судьбе играют Москва или Пекин. Именно конфликт США и России, а не собственно двусторонние отношения, является определяющим для действий Вашингтона или Берлина по отношению, например, к Армении или Белоруссии.
Россия также не может в отношениях с Литвой или Румынией исходить из того, что они в полной мере являются обычной двусторонней дипломатией. Противоположный пример – это политика России в отношении Пакистана, Казахстана или Узбекистана – стран, обладающих ресурсами необходимыми для самостоятельного выживания и ответственной внешней политики. Китай пытался выстраивать со странами Восточной Европы отношения традиционного формата, но сейчас эти усилия сталкиваются с заметными трудностями.
Весьма вероятно, что по мере возвращения международной политики к ситуации динамического баланса сил ведущие державы будут стремиться к тому, чтобы их двусторонние отношения были ограничены кругом тех, кто действительно имеет возможность нести ответственность за своё поведение. Применительно к остальным можно ожидать постепенной трансформации привычной дипломатической практики в сторону специальной модели, отличающейся по своему качеству и содержанию. То, каким будет это новое содержание, является сейчас уже не умозрительной, а практической задачей. Этот новый тип отношений может стать той прокси-дипломатией, которая в любом случае лучше уже привычной для всех нас прокси-войны.
