В борьбе с исламским терроризмом пора начинать называть вещи своими именами.
22 мая 2017 года в комплексе «Манчестер Арена» произошёл террористический акт, инспирированный ДАИШ (запрещёна в РФ – ред.). По методу исполнения это чудовищное преступление напоминает бойню в театре «Батаклан» в северном пригороде Парижа Сен-Дени в ноябре 2015 года, когда погибли 89 человек, тоже в основном молодые люди. В промежутке между этими двумя событиями произошли теракты в Брюсселе, Ницце, Берлине, Лондоне, Стокгольме, Петербурге и других европейских городах.
Множество нападений, планировавшихся в разных странах, было предотвращено спецслужбами. В Соединённом Королевстве, например, с 2013 года было раскрыто 18 террористических заговоров.
Ещё больше терактов совершается в ближневосточных, африканских и азиатских странах. В результате последнего нападения на дороге южнее Каира от рук боевиков ДАИШ погибли 29 христиан-коптов. По этой причине задачу борьбы с международным терроризмом не может игнорировать ни один политический лидер.
После убийства коптов Египет атаковал лагеря подготовки исламистских террористов на территории Ливии. Отчасти в связи с самоподрывом смертника в Манчестере новоизбранный президент Франции Эммануэль Макрон принял решение продлить до 1 ноября этого года режим чрезвычайного положения, введённый в ноябре 2015 года.
И всё же мне кажется, что этого недостаточно. Я не сомневаюсь в профессионализме специалистов по борьбе с терроризмом и компетентности спецслужб. Я говорю о том, что большинство политиков и ведущие СМИ не способны чётко определить врага и начать поиск сильных союзников в борьбе против террористов и терроризма. Некоторых обуяла политкорректность, у других имеются узкие интересы, не позволяющие называть вещи своими именами.
Можно лишь догадываться, что имел в виду новый министр обороны США Джеймс Мэттис, когда в феврале этого года он с каменным лицом заявил, что Иран является «самым большим в мире спонсором терроризма». Как будто не было терактов 11 сентября 2001 года, совершённых девятнадцатью боевиками, пятнадцать из которых были родом из Саудовской Аравии. Смог бы этот отставной генерал морской пехоты назвать среди всех террористов, во имя ислама убивавших и калечивших людей в Европе и его собственной стране, хотя бы одного мусульманина-шиита или гражданина Ирана? А, может, он перепутал Сефевидов – персидскую (специально для генерала Мэттиса: до 1935 года Иран официально назывался Персией) династию, в XVI веке обратившую страну в шиизм, с салафитами − последователями экстремистской суннитской идеологии, возникшей в Саудовской Аравии?
Как говорят русские, «чем дальше в лес, тем больше дров». В конце мая шеф Мэттиса Дональд Трамп, приехав в Эр-Рияд, совсем не по-американски старался всячески угодить саудовским правителям и даже заключил с ними оборонный контракт на 110 миллиардов долларов. Он высоко оценил саудовскую Перспективную программу на период до 2030 года, назвав её «важной и обнадёживающей декларацией, утверждающей принципы толерантности, уважения, раскрепощения женщин и экономического развития». Тогда как его министра торговли Уилбура Росса особо порадовало отсутствие в Саудовской Аравии протестных выступлений (в этом отношении его не меньше порадовала бы и ситуация в Северной Корее). Радость принимающей стороны была бы неполной, если бы президент Трамп не бросил камень (скорее, булыжник) в огород заклятого врага саудитов. Он справедливо заметил, что для победы над терроризмом необходимо сокрушить и питающую его идеологию, после чего президента снова понесло: «Но любое обсуждение мер по искоренению этой угрозы не будет полным, если не упомянуть правительство, которое помогает террористам по всем трём направлениям: обеспечивает безопасное пристанище, финансовую поддержку и социальный статус, необходимый для вербовки. Этот режим несёт ответственность за нестабильность в регионе. Разумеется, я говорю об Иране».
Перефразируя французское выражение au bon moment et au bon endroit (в нужное время и в нужном месте), можно сказать, что заявление Дональда Трампа не только противоречит истине, но и сделано не в том месте и не в то время. Хозяин Белого дома высказался подобным образом всего несколько дней спустя после того, как нынешний президент Ирана Хасан Роухани, в свой первый срок (2013−2017) проводивший умеренную политику открытости внешнему миру и сыгравший важную роль в подписании в 2015 году ядерной сделки с великими державами на условиях отказа от намерения (если таковое вообще имелось) обрести собственное ядерное оружие, был с соблюдением всех демократических процедур переизбран на второй срок. И хотя демократия по-персидски, возможно, и не отвечает всем требованиям скандинавских социал-демократов (в своё время шах Реза Пехлеви, отвечая на мягкие увещевания назначенного Картером посла Уильяма Салливана, заметил, что у него в стране нет столько шведов, чтобы он мог править ими подобно королю Швеции), но она на световые годы опередила политическую систему Саудовской Аравии.
Одним из поводов к началу нынешних потрясений на Ближнем Востоке стало возобновление затихшей было распри между суннитами и шиитами, наиболее ярко проявляющейся в борьбе за первенство в регионе между Ираном и Саудовской Аравией. Обострение этой вселенской ссоры и стало одной из причин войн в Ираке, Сирии и Йемене, которые в свою очередь подпитывают нынешние и потенциальные конфликты в регионе. Это противостояние является одним из главных препятствий к урегулированию этих проблем. До сих пор Запад был явным сторонником суннитов и их союзников: они поставляли нефть и газ, вкладывали нефтедоллары в экономику западного мира и покупали производимое на Западе оружие. Между тем недавно была опубликована книга «Наши дражайшие эмиры» (Nos très chérs émirs) французских журналистов Кристиана Шесно и Жоржа Мальбрюно, в которой авторы подробно рассказали, как суннитские монархии – Саудовская Аравия и Катар – способствовали подъёму в регионе исламского терроризма (C. Chesnot and G. Malbrunot, Nos très chers émirs : Sont-ils vraiment nos amis ?, Michel Lafon, 2016).
И это далеко не всё. По словам Анджело Кодевиллы, бывшего дипломата и почётного профессора Бостонского университета, «все президенты США, начиная с Джимми Картера, занимались поиском противовеса Ирану в суннитско-арабском мире» (A. Codevilla, 'Romancing the Sunni: A US policy tragedy in three acts; Act I', Asia Times, 21 December 2015).
Основные причины, по которым США и Запад заняли такую позицию, понять можно, но её правомерность обосновать нелегко. Решение принять ту или иную сторону в этом тёмном суннитско-шиитском конфликте, природу которого на Западе (разумеется, не в политической среде) понимают немногие, может принести временные конъюнктурные преимущества и выгоды, но поступать так неправильно с моральной точки зрения и близоруко – с политической.
Неправильно с моральной точки зрения, потому что наибольшему угнетению и преследованиям на Ближнем Востоке подвергались именно шииты, будь то в Бахрейне, где они составляют угнетённое большинство, или в Саудовской Аравии, где они составляют весьма внушительное меньшинство. Конечно, можно упомянуть и то, что во времена пребывания у власти шиитского премьер-министра Ирака Нури аль-Малики его также мало заботило благополучие подведомственного ему суннитского меньшинства, что во многом способствовало успеху вербовщиков ДАИШ, действовавших в суннитской глубинке страны. Но это, скорее, исключение, чем правило. А правило таково: в тех странах, где у власти находятся сунниты, шииты подвергаются угнетению. В качестве более долгосрочной стратегии такое блокирование одной из сторон конфликта чревато эффектом бумеранга. Анджело Кодевилла объясняет это так: «ДАИШ стоит на трёх ногах. Уберите хотя бы одну из них, и “Исламское государство” падёт. Это сунниты в бывших Сирии и Ираке, которыми оно правит; это суннитские государства, откуда оно получает деньги и довольствие; это суннитские «фанаты» и «фанатки» по всему миру, которые вливаются в его ряды или нападают на неверных в странах проживания» (Там же, 'Act II', 23 December 2015).
Утром 22 марта 2016 года, за несколько часов до терактов в Брюсселе, профессор Джилс Кепел сказал в интервью «Фигаро» следующее:
«Сегодня очень важно осмыслить связь между джихадизмом и салафизмом, поскольку за несколько десятков лет салафитский нарратив приобрел среди французских мусульман небывалую популярность» (G. Kepel, ‘Il faut contrer la salafisation des esprit’, Le Figaro, 22 March 2016).Необходимо бороться с терроризмом не только военными и полицейскими методами, но давать отпор идеологиям, которые питают и поощряют экстремистское поведение. Для этого не обязательно становиться исламофобом. В то же время опасность подвергнуться обвинению в исламофобии – а этот приём используется не только салафитами, но, к сожалению, и некоторыми правозащитными организациями – не должна мешать рациональному мышлению и обсуждениям. Это как раз одна из тех ситуаций, когда невозможно быть одновременно правдивым и вежливым, мыслить рационально и оставаться политкорректным, когда невозможно угодить всем сразу. Сегодня Запад охвачен эпидемией политкорректности и двуличия, повторяя в этом смысле печальный опыт позднего СССР.
Комментируя визит президента Трампа в Саудовскую Аравию и его выступление перед арабскими и мусульманскими лидерами, французский политический обозреватель Рено Жирар отметил:
«Франции предоставляется удобный случай дистанцироваться от американского союзника и стать лидером западных стран, который наведёт новые культурные, политические и экономические мосты между Европой и Персией. Так давайте же присоединимся к умеренным иранцам. Для разработки новой линии в дипломатии имеются две веские причины. Во-первых, Иран, Турция и Египет являются истинно ближневосточными государствами. Во-вторых, получившие прививку против исламистов во власти иранцы наиболее благосклонно относятся к западным ценностям. Пусть американцы занимаются своим ваххабитским протекторатом, а мы, европейцы, будем восстанавливать связи с этой великой восточной цивилизацией».Что ж, почему бы, в самом деле, и нет!
