Клуб «Валдай»

14 февраля в Сочи пройдут переговоры лидеров России, Турции и Ирана по Сирии. Президенты также проведут отдельные двусторонние переговоры. С недавнего времени в ситуации возникли новые вводные, которые могут быть опасны в случае, если каждое из государств будет придерживаться своей скрытой повестки. Стороны зависят от астанинского формата, который продолжает сохранять свою актуальность для урегулирования сирийского вопроса.

К началу 2019 года правительство Сирийской Арабской Республики (САР) обеспечило при помощи союзников контроль за большей частью страны. Вместе с решением вопросов выживания всей системы на первый план стали выходить не всегда совпадающие интересы поддерживающих САР игроков. С недавних пор могут прослеживаться не только противоречия между имевшими изначально различное видение Россией и Турцией, но и всё более нарастающее рассогласование в подходах поддерживающих правительство президента САР Башара Асада России и Ирана. Страны стремятся выйти из-под опеки друг друга, но одновременно понимают возможность возрастания рисков.

На институциональном уровне было очевидно стремление Москвы и Анкары попытаться привлечь европейские столицы к сирийскому урегулированию. Под этим понималось создание «стамбульской четвёрки» при участии России, Турции, Франции и Германии. Несмотря на то, что этот формат существует без Ирана, последний толерантно отнесся к действиям своих партнёров по «Астане». Во многом это связано с уверенностью в собственных позициях в Сирии и нежеланием усиления роли монархий Залива путём вливания финансов в постконфликтное восстановление.

При этом у ЕС продолжает отсутствовать единая стратегия в отношении Сирии, региона и проблемы мигрантов в целом. Большая часть европейцев предлагает вернуть принятие решений по Сирии в Женеву. Сильно мнение о том, что создание астанинской площадки лишило возможности продвижения для основного – женевского переговорного формата. Участники «Астаны» и представители российского МИД не раз заявляли о том, что астанинский формат лишь дополняет женевский и призван решать технические задачи, реализовывать договорённости «на земле». Для европейцев ситуация усугубляется не только общим недоверием к своим крупным восточным соседям, но и расколом игроков внутри самой – не единой в своём курсе – Европы, и политикой администрации США. 

Россия всячески содействует сценарию привлечения европейцев к сирийскому урегулированию и участию в восстановлении страны, но и проводит кампанию по возвращению САР в Лигу арабских государств (ЛАГ). Это бы позволило вовлечь и арабские страны, в первую очередь – монархии Залива, к вложениям в постконфликтное восстановление. Такой исход событий при увеличении присутствия арабских государств Залива – а такие союзники Саудовской Аравии, как Бахрейн и ОАЭ, уже восстановили свои дипломатические контакты с Дамаском – привёл бы к балансированию роли Ирана в Сирии. Окно для возможностей здесь есть, поскольку сам Иран испытывает трудности, в том числе из-за американских санкций.

Политики в Тегеране всё чаще отмечают также дистанцирование России от своих иранских партнёров. Так, бомбардировки израильскими самолётами позиций проиранских сил в Сирии при наличии российских систем ПВО С-300 и С-400 позволяют иранцам предположить, что такие атаки согласованы с российскими военными. Но есть и другое мнение, что часть информации о бомбардировках доходит до иранцев, которые успевают перенести всё ценное к моменту израильских ударов по этим позициям. В свою очередь Россия не скрывает и подчёркивает важность обеспечения безопасности Израиля. Помимо того, арабские СМИ продолжительное время упоминали о неподтверждённых столкновениях между сирийским пророссийским 5-ым штурмовым корпусом Сирийской арабской армии (САА) и считающимися проиранскими силами 4-ой механизированной дивизии (САА) под руководством Махера Асада, брата президента страны.

На этом фоне отношения между Россией и Турцией выглядят менее опасными для процесса сирийского урегулирования, поскольку стороны уже продолжительное время открыты в своих разногласиях и стремятся найти пути их преодоления. Москве, хотя она и сумела занять позицию не совсем независимого, но достаточно «честного брокера», всё сложнее продолжать это делать. Конечно, и у Анкары возникает желание «открепиться» от своих «астанинских партнёров», но сохраняющиеся трения между ней и Вашингтоном и непредсказуемость администрации Дональда Трампа сохраняет актуальность «Астаны».

Несмотря на то, что американцы объявили о выходе из Сирии, они сохраняют своё присутствие там. В основном войска сосредоточены к Востоку от Евфрата и на границе с Иорданией недалеко от лагеря беженцев «Рукбан». Если подход Вашингтона заключается в постепенном выводе своих сил, то он скорее на руку России. Москве не обязательно выступать катализатором этого процесса – угроза резкого подъёма ИГ (запрещено в РФ) сохраняется. В пользу такого поэтапного ухода говорит то, что сами действия администрации Трампа корректируются региональными условиями. Влияние и лоббистская деятельность при принятии решений в Вашингтоне со стороны региональных игроков – да и самих курдов – отягощают и замедляют процесс вывода американского контингента. Не заинтересованы в этом и европейцы, например, имеющие свои boots on the ground французы. Очевидно, что с выходом американцев за ними последуют их союзники ввиду слабости «на земле» последних.

Американцы не ставят дедлайнов, но решение уже принято. Вывод сил с передачей ответственности в этом вопросе партнёру по НАТО – Турции – повлечёт за собой ещё больше рисков. Стоит учесть, что Анкара желала бы не вывода американских сил, а смены поведения Вашингтона. Для Турции было бы полезным привлечение американской военной поддержки протурецким сирийским оппозиционным группам, однако пока что эти планы сталкиваются с проблемами в отношениях между странами и нежеланием американских военных содействовать сценарию жёсткого подавления некогда их союзников – курдов. Анкара же делает упор на то, что она не против курдских сил как таковых, её заботит – борьба с терроризмом против РПК/YPG (для Турции между ними разницы нет). YPG – ключевая часть созданной американцами SDF. Именно против этих сил Турция угрожает начать военную операцию на северо-востоке Сирии с тем, чтобы образовать – расширить – буферную зону у своих границ. Вне дискуссий находится вопрос контроля над Камышлы – город достаточно крупный, там располагаются сирийские административные структуры, и турки вряд ли смогут им овладеть. Краеугольным камнем стала тема стратегически важного Манбиджа, который турки бы желали отбить у SDF. Но в Манбидже уже располагаются разные силы, среди которых и ограниченный контингент российской военной полиции. В конечном счёте для начала такой операции и задействования авиации Анкаре понадобится зелёный свет не только из Вашингтона, но и из Москвы.

Российский взгляд на проблему сирийских территорий к востоку от Евфрата основывается на суверенитете сирийского государства. Москва уже заявила о том, что американцы должны выйти с занимаемых в нарушение международного права сирийских районов и передать все военно-технические пункты и вооружения (в том числе поставленные курдским силам) сирийскому правительству. В этих условиях контакты между представителями сирийских спецслужб – такими как Али Мамлюк – и населяющих эти территории арабскими племенами создают базу для реинтеграции последних в сирийскую государственность. Таким образом, Дамаск через арабские племена прокладывает путь к установлению контроля над Раккой и даже Манбиджем. Переход последнего под контроль правительства будет означать завершение активной фазы противостояния и трансформацию сирийского вопроса. Но для этого необходимо достижение договорённостей между курдами (чьи силы насчитывают по разным данным 50 тысяч человек) и Дамаском и разрешение ситуации в провинции Идлиб.

Существует мнение, что турецкая операция на северо-востоке Сирии может стать разменом на операцию сирийских правительственных сил и их союзников в провинции Идлиб. Политика Анкары в отношении Идлиба скорее испытывает трудности, что совсем не приближает её к выполнению соглашения, достигнутого между президентами России и Турции в Сочи в сентябре 2018 года. Соглашение предполагало создание буферной зоны между силами правительства и оппозиции в Идлибе, а также открытие трасс из Алеппо в Латакию и из Дамаска в Алеппо. На данный момент сильнейшей группировкой, контролирующей бо́льшую часть провинции Идлиб с её одноимённым центром, является признанная террористической Советом Безопасности ООН Хайат Тахрир Аш-Шам (ХТШ, ранее «Джабхат ан-Нусра» – запрещена в РФ). ХТШ за последние два месяца смогли разгромить большинство протурецких групп и стали ключевым игроком в провинции, что заставляет региональные силы, включая Турцию, считаться с этим фактом. 

В Идлибе у Турции более 10 укреплённых наблюдательных пунктов. Само наличие этих пунктов подсказывает, что Турция имеет договорённости на земле со всеми группировками – и не только силами оппозиции (которая представлена, например, сильно ослабленной и бывшей ключевой для Анкары организацией «Национальный фронт освобождения»). В современных условиях происходит два процесса. Первый заключается в стремлении лидеров ХТШ, в том числе одного из наиболее изворотливых игроков сирийской войны Абу Мухаммада аль-Джулани, представить организацию дерадикализовавшейся. Аль-Джулани в этом плане желает получить большее внимание со стороны турок, демонстрируя им одновременно мощь организации на поле боя и прагматический настрой. Для него ключевой проблемой является то, что представить своих соратников умеренными становится тяжелее. А попытки по реализации такого плана ведут к расколам в их стане и ослабляют всю структуру. Например, стоит упомянуть о группе «Хуррас ад-Дин», которые вобрали в себя наиболее радикальные элементы и откалывались от ХТШ, но затем вернулись.

Но второй процесс связан с тем, что в условиях отсутствия результатов по сочинскому соглашению происходит легитимация военной операции против террористов в Идлибе. У правительственных сил при поддержке России и Ирана развязаны руки для этой операции, поскольку по сути провинцию контролируют террористы. С другой стороны, российско-турецкий подход к урегулированию в Идлибе мог бы состоять из борьбы с иностранными боевиками, террористами и радикальными элементами, но при особом подходе к тем, кого российские дипломаты периодически называют «здоровыми» силами в идлибской оппозиции. Конечно, такой подход требует тонкой проработки. Россия, Турция и Иран в этом плане продолжают зависеть друг от друга. И дело не в том, что шайтан всегда в деталях, партнёры по «Астане» знают ещё и то, о чём арабы говорят: «спешка – она от шайтана».