Вернёмся ли мы в доковидную эпоху, когда люди решат, что им придётся как-то сосуществовать с вирусом, или же укоренившийся протекционизм и недоверие между странами приведут к длительному дисбалансу в области передвижения людей и мобильности капитала? Ответ на этот вопрос зависит от наращивания потенциала в основных экономиках и от геополитических факторов, считает Сюй Сытао, спикер спецсессии «30 лет новой Евразии – итоги и перспективы» в рамках XVIII Ежегодного заседания Международного дискуссионного клуба «Валдай», главный экономист, партнёр, Deloitte China (Китай).
Фраза «свобода – это осознанная необходимость» приобрела особое значение с конца января 2020 года, после того как в Ухани, городе с девятимиллионным населением, был введён локдаун на 76 дней. Несмотря на постепенное восстановление мировой экономики, ключевую роль в котором сыграли крупнейшие экономики мира – Китай в 2020 году и США в 2021 году, – страх перед штаммом «Дельта» и растущий протекционизм продолжают препятствовать свободному передвижению людей.
Чтобы понять будущее, нужно понимать прошлое. Позвольте мне вспомнить происхождение и основные причины локдауна. Решительные меры по закрытию Ухани первоначально рассматривались большинством внешних наблюдателей как чрезмерно драконовские, но затем подобные практики в той или иной форме были повторены во многих странах мира. Даже в странах с развитой экономикой, где важность свободы часто ценится выше, чем все другие принципы, на первое место вышел принцип «здоровье превыше всего», а длительные ограничения вводились не один, а несколько раз.
Несмотря на неортодоксальный характер локдауна и надёжные средства отслеживания передвижения людей в Китае, широкая общественность в Китае поддерживает жёсткую политику Пекина. Почему?
Во-первых, китайцы являются конформистами с точки зрения культуры. Подобное отношение наблюдается и в других азиатских обществах (Япония, Тайвань, Гонконг и Сингапур), на которые оказало влияние конфуцианство. Неудивительно, что распространение COVID-19 относительно эффективно сдерживалось именно в этих обществах.
Во-вторых, китайские потребители в силу исторических причин всегда предпочитают удобство неприкосновенности частной жизни. В частности, это во многом объясняет быстрое развитие электронной коммерции и мобильных платежей в Китае в последние годы, что очень пригодилось во время пандемии.
В-третьих, граждане Китая во многих отношениях придерживаются патерналистского взгляда на правительство, и поэтому принцип «суровости из лучших побуждений» широко одобряется в стране. Эффективное сдерживание COIVID-19 в Китае позволило восстановить промышленное производство после перерыва всего в пару месяцев, а экономика пережила лишь неглубокий спад в первой половине 2020 года.
Учитывая высокие показатели китайской экономики, тот факт, что страна не полагается на въездной туризм, и обширные возможности для стимулирования внутреннего спроса в Китае, не станут ли некоторые временные меры по контролю над перемещением людей «постоянными»? Не сохранятся ли они даже после того, как исчезнут опасения по поводу распространения коронавируса? Я так не думаю. Китайская экономика очень интегрирована в мировую экономику, и её зависимость от энергии и сырьевых товаров вряд ли уменьшится в ближайшие десять лет. Напряжённые отношения Китая с Западом побудили Пекин предпринять действия, направленные на предотвращение экономического разрыва с основными торговыми партнёрами. Ожидается, что Всеобъемлющее региональное экономическое партнёрство (ВРЭП), которое поддерживает Китай, углубит региональную экономическую интеграцию в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Однако намерение Китая присоединиться к Всестороннему последующему соглашению о Транстихоокеанском партнёрстве (ТПП) удивило многих аналитиков, поскольку определённые элементы китайской экономики, такие как роль государства и трансграничное управление данными, кажутся непреодолимыми препятствиями для присоединения к пакту. Однако китайские политики всё чаще называют заявку Китая на присоединение к ТПП вторым присоединением к ВТО. Действительно, вступление Китая в ВТО в 2001 году связывают с его экономическим взлётом. Между тем на Западе связанная с локдауном стигма ослабла, поскольку общество устало от повторяющихся волн коронавируса и недовольно вялостью вакцинации в некоторых странах. Реальность такова, что большинство людей оказались не очень способными оценивать сравнительные риски.
В глобальном масштабе после COVID-19 мы наблюдаем, что приверженность правительств борьбе с экономическими спадами путём предоставления беспрецедентных стимулов подразумевает пересмотр общественного договора в вопросах роли государства в жизни общества. Поскольку жизнь с вирусом стала новой нормой, люди скоро будут стремиться к большей свободе.
Геополитическая напряжённость и усиление роли государства приведут к возвращению к более экстенсивной промышленной политике во многих развитых странах. Таким образом, вполне возможно, что нерациональное использование ресурсов и субсидий для определённых отраслей приведёт к дальнейшему усилению напряжённости в мировой торговле и коммерции. Следовательно, необходимы новые механизмы для налаживания глобального сотрудничества и сдерживания конфликтов, иначе возобладает закон джунглей. Что касается ограничений на передвижение, то сокращение масштабов применения приложений для отслеживания контактов на мобильных устройствах после достижения коллективного иммунитета будет иметь большое значение для восстановления части индивидуальных свобод в рамках нового механизма.
