Демонстрационный эффект от удара США и их союзников по Сирии был обеспечен лишь частично. Обеспечен потому, что, как и во время всех прежних многочисленных противозаконных бомбёжек территории суверенных государств (Югославии, Ирака, Ливии и других), союзники показали свою военную мощь, беспримерную наглость и готовность ни во что не ставить международное право. Частично потому, что уж слишком много ракет было сбито сирийскими средствами ПВО. Это и победа для России. Поставленные нами вооружения хорошо справились с задачей, считает эксперт клуба «Валдай», научный руководитель Института востоковедения РАН, академик Виталий Наумкин.
Нет ничего удивительного в том, что любые действия Запада против Дамаска воспринимаются сегодня в России как инструменты борьбы с нашей страной, становящейся в последние годы едва не ключевым игроком на Ближнем Востоке.
В выступлении Терезы Мэй после начала ударов по территории Сирийской Арабской Республики обратило на себя внимание упоминание – в контексте якобы явившегося целью военных действий коалиции – о предотвращении использования химоружия также и на «территории Великобритании». Это свидетельствовало о том, что британский участник «новой тройственной агрессии» увязывает её с кампанией против Москвы, которую Лондон с упорной бессмысленностью продолжает обвинять в мнимом использовании химоружия на территории Великобритании.
Мне странно, что англичане не видят огромного числа несостыковок в своих версиях в историях как со Скрипалями, так и с пресловутым использованием химического оружия сирийской армией. Странно потому, что Великобритания является самым опытным государством, использовавшим химическое оружие на Ближнем Востоке. Конечно, это было очень давно. 17 апреля исполняется сто один год с того момента, как британская армия начала применять хлорин против турецких войск в Палестине, в ходе так называемого Второго сражения в Газе. Правда, это не обеспечило им военного успеха (тоже интересный урок). На Ближнем Востоке об этом помнят, хотя официально химическое оружие было запрещено только Женевским протоколом в 1925 году. Но и после Первой мировой войны, в августе 1919 года англичане использовали химоружие в ходе интервенции на севере России, а в 1920-е годы – против иракских повстанцев. Справедливости ради заметим, что, как мы знаем, они не были в этом одиноки.
О нынешней интервенции союзников уже много сказано, но нужно время, чтобы разобраться во всех её деталях. Ясно, что демонстрационный эффект ими был обеспечен лишь частично. Обеспечен потому, что, как и во время всех прежних многочисленных противозаконных бомбёжек территории суверенных государств последнего времени (Югославии, Ирака, Ливии и других), союзники показали свою военную мощь, беспримерную наглость и готовность ни во что не ставить международное право. Частично потому, что уж слишком много ракет было сбито сирийскими средствами ПВО (далеко не самыми современными и совершенными, системами, произведёнными в России/СССР более трёх десятков лет назад – по данным российского министерства обороны, 71 из 103 крылатых ракет). Плюс для американцев здесь лишь в том, что предприятия американского ВПК получат много новых заказов на производство «Томагавков». Большинство ударов было предусмотрительно нанесено с морских и воздушных носителей, находящихся за пределами территории Сирии.
Но это и победа для России. Поставленные нами вооружения хорошо справились с задачей. Вероятно, на основании каких-то договорённостей, о существовании которых можно только догадываться, нашим военным не пришлось самим вовлекаться в военные действия и прибегать к использованию самых совершенных зенитно-ракетных систем С-300 и С-400. Ракетно-бомбовые удары чудесным образом не привели к жертвам среди не только российских военных и гражданских специалистов, но и сирийских военнослужащих. Правда, они вызвали восторг среди боевиков, надеющихся, что фарс с использованием химического оружия удастся повторить, и Вашингтон с союзниками проведёт новую военную кампанию.
В то же время командиров вооружённых группировок разочаровало заявление американского президента о том, что эта акция не преследовала цель «смены режима» и к тому же носит единичный, пунитивный и предупредительный характер. Если ещё раз обвинить Асада в использовании химоружия не удастся, спрашивают они, значит он, показав свою силу и победив в Восточной Гуте, теперь может действовать ещё более уверенно? Существенно, что Москва теперь может вернуться к вопросу о поставках Сирии систем С-300, от чего она воздерживалась с учётом озабоченностей некоторых партнёров (Израиля).
Надо заметить, что несмотря на острую риторику, все конфликтующие стороны в разной степени проявили в ходе последних событий сдержанность и ответственность, не допустив эскалации. Россия и сегодня, если судить по сделанным официальными лицами заявлений, намерена действовать исключительно дипломатическими, а не военными методами. В ближневосточном регионе даже среди союзников США крепнет недовольство самочинными действиями Вашингтона: к нарушению суверенитета глобальными игроками здесь в принципе относятся негативно, даже если из тактических соображений некоторые соседи Сирии и Ирана хотели бы их ослабления.
Тем не менее тройственной коалиции, пусть и тоже частично, удалось добиться ещё одной из поставленных её руководителями задач – вбить клин в отношения между участниками «тройки»: Россия, Турция, Иран. Турецкое руководство предсказуемо поддержало ограниченные удары по сирийским объектам. Но, собственно говоря, различия в позициях трёх государств в отношении сирийской проблемы и до этого было невозможно скрыть. И уже тот факт, что формат их сотрудничества как «государств-гарантов», несмотря на эти различия, не только сохранялся, но и продолжал развиваться, в основном объяснялся цементирующей ролью Москвы, умело выруливавшей из опасных поворотов с помощью дипломатии астанинского процесса и мощной динамики двусторонних отношений.
О «тройственной агрессии»
31 октября 1956 года Великобритания и Франция присоединились к Израилю, начавшему военные действия против Египта, лидер которого незадолго до этого национализировал Суэцкий канал. В ходе военной кампании, получившей название «тройственной агрессии», члены коалиции подвергли бомбардировке Каир, Александрию и города зоны канала. Сейчас, когда 14 апреля 2018 года против другой арабской страны началась «новая тройственная агрессия», параллели напрашиваются сами собой.
Кстати, закончилась та, прежняя кампания для её организаторов бесславно, но не зря говорят, что история учит тому, что она ничему не учит. В отличие от англо-франко-израильской агрессии против Египта 1956 года, сторонами новой стали США, Великобритания и Франция. Израиль, несмотря на его известную враждебность Дамаску, в этих событиях не участвовал. Кроме того, в 1956 году позиции СССР и США, как ни странно для эпохи биполярного мира, были близки друг другу.
Коль скоро мы заговорили об уроках истории, вспомним ещё один её ближневосточный эпизод. В июле 1958 года в Ираке – самом центре созданного в 1955 году Багдадского пакта (или СЕНТО, в котором ведущую роль играла Великобритания) – произошла антимонархическая революция под руководством Абдель Карима Касема. Она была воспринята на Западе как продолжение суэцкого, 1956 года, триумфа Гамаля Абделя Насера и сильный удар по позициям Запада, поскольку направленный против СССР Багдадский пакт уходил в небытие.
Эйзенхауэр не разделял панических настроений Черчилля, предсказывавшего, что теперь весь Ближний Восток, если Запад не предпримет решительных действий, может скоро оказаться под советским контролем. Он опасался революционного «эффекта домино», подобного тому, что имело место в Юго-Восточной Азии. Высадка 20 тысяч американских морских пехотинцев в Ливане для поддержки лояльного Западу президента Камиля Шамуна и десантирование 6 тысяч британских парашютистов в Иордании для поддержки короля Хусейна сразу же после свержения монархии в Ираке подтверждали серьёзность этих опасений. Теперь, через два года после Суэца, США и Великобритания вновь действовали совместно и обсуждали планы возможной военной интервенции в Ираке.
Однако в отличие от Макмиллана Эйзенхауэр не проявлял решимости прибегнуть к военной силе: его доктрина 1957 года не предполагала, что США на практике будут непременно использовать военную силу для свержения коммунистических или левых режимов. США явно предпочитали открытой военной интервенции тайные операции спецслужб. Кроме того, США не хотели терять моральный капитал, который они приобрели в арабском мире после Суэца. Их репутация стала ухудшаться лишь в самом конце 1950-х годов, когда они, как и Великобритания, стали занимать явно произраильскую позицию. Но госсекретарь Даллес открыто говорил о необходимости дистанцироваться от европейского колониализма.
Касем, ударивший по самому центру антисоветской блоковой системы на Ближнем и Среднем Востоке и к тому же установивший неплохие отношения с местными коммунистами, был для Москвы хорошим кандидатом в новые союзники. Международный кризис вокруг Ирака в 1958 году был значительно более серьёзным, чем принято считать. Советский Союз выступил с резкими угрожающими предупреждениями насчёт англо-американской интервенции в Ираке. Решения в советском руководстве принимались непросто: представление о том, будто в то время при обсуждении вопросов внешней политики на политбюро ЦК КПСС господствовало единомыслие, было связано исключительно с засекреченностью материалов его заседаний.
Повторяя опасения военных, которые высказывались ещё в 1957 году, маршал Ворошилов на заседаниях заявлял, что ему не нравится направленность политики советского правительства на Ближнем Востоке и что частое повторение угроз в адрес Запада их обесценивает (имелись в виду два заявления советского правительства). Он считал, что поддержка прогрессивных режимов на Ближнем Востоке может иметь для Советского Союза катастрофические последствия, спровоцировав войну с США. Другие члены политбюро также не хотели войны, но считали, что лучший способ избежать её – постоянно угрожать США. Эту точку зрения поддерживал Хрущёв. Микоян говорил, что США размышляют, пойти ли им на интервенцию в Ираке, и ставят это в зависимость от того, будет ли СССР в этом случае воевать в защиту этой страны. (Несчастный Ирак впоследствии ещё несколько раз становился объектом силовой акции Запада.) Ворошилов же утверждал, что Запад уже принял решение о вмешательстве, поэтому не надо рисковать, чтобы тем самым не стать обязанными вступить с США в открытое военное столкновение.
Можно предположить, что вероятность столкновения великих держав из-за Ирака была тогда вполне реальной. Именно страх перед возможной военной англо-американской интервенцией лежал в основе обращения Хрущёва к лидерам шести государств на конференции в Женеве 22 июля. Было принято решение об оказании военной помощи Ираку, а доставка вооружений и военной техники осуществлялась при помощи Египта. В то же время советское руководство спокойно отнеслось к отправке американских и британских войск в Ливан и Иорданию.
Между западными державами не было согласия и по вопросу о признании Ирака. Когда вопрос об интервенции был снят, Англия считала необходимым признать Ирак, чтобы не толкать его в объятия СССР, США же не хотели торопиться, чтобы не вызвать обиду у лидеров Ирана и Турции. Тем не менее и США пошли на признание нового режима. Но уже активно шло советско-иракское сближение, и под влиянием Москвы Касем уже согласился сотрудничать с местными коммунистами.
Для Хрущёва огромное значение имела асимметрия иракского кризиса. Признание Ирака Западом было расценено как политическая победа СССР, советский лидер стал действовать на международной арене гораздо более решительно, что особенно ярко проявилось во время кубинского кризиса (где всё же победил разум). Был сделан вывод, что Запад хотел силой свергнуть иракский режим, но отступил под советским давлением, и что мощное политическое давление является единственным языком, понятным для западных соперников СССР. Таким образом, Ирак сыграл важную роль в холодной войне. В новой холодной войне похожую роль играет Сирия.
Точка в сирийском конфликте и в том, что происходит вокруг него, ещё далеко не поставлена. Но одностороннее использование военной силы не может приблизить день, когда этот конфликт удастся урегулировать.