Соглашение по первой фазе торговой сделки между США и КНР наглядно продемонстрировало Китаю, что не он контролирует мировую ситуацию. Чтобы не дать КНР перейти к следующему этапу своего развития, то есть переводу страны в статус глобального высокотехнологичного лидера, США решили нанести удар по самым глубинным структурам китайской экономики. Вторая фаза торговой сделки США и Китая будет сложнее и болезненнее, чем первая, пишет Алексей Маслов, руководитель Школы востоковедения НИУ ВШЭ.
Трамп предложил начать новую серию переговоров сразу же после подписания «первой фазы» – китайская сторона сочла это «неразумным». Трамп сообщил, что «ныне отношения между США и Китаем лучше, чем когда бы то ни было» – Китай вежливо промолчал в ответ. Дело в том, что первая фаза не была благоприятной для Китая.
Китай в прямом смысле вынудили закупать продукцию из США на 200 млрд долларов, причём вне всяких правил свободной конкуренции. Повышенные до 25% тарифы на часть китайского импорта в США не сняты – их берегут для второй фазы переговоров. В среднем тарифы для обеих сторон по-прежнему составляют около 20% от уровня, существовавшего до торговой войны. Это в шесть раз выше, чем в начале споров. И это показывает, что как раз самой главной для себя «неприятности» – повышенных тарифов – китайская сторона так и не сумела избежать в результате первой стадии переговоров. Таким образом, меры экономического принуждения оказались весьма эффективны.
Первая фаза требовала от Китая резко увеличить закупки американской продукции, взять на себя строгие обязательства по соблюдению защиты прав интеллектуальной собственности, прекратить принуждение к трансферу технологий в обмен на разрешение работать на китайском рынке, отказаться от манипулирования юанем. На все эти условия Китай в той или иной мере пошёл. И здесь важно понять, почему это произошло. Китай, по сути, не успел завершить создание своего экономического макрорегиона, основанного на альтернативных моделях, в том числе банковско-финансовой, а также торгово-логистической и инфраструктурной системах («Пояс и путь»), ориентированных только на Китай. А главное – не успел окончательно привязать своих партнёров к китайским технологиям, хотя максимально активно вкладывал средства в развитие новых передовых производств и научных лабораторий. К тому же основной торговый оборот Китай делал за счёт США, то есть оказался слишком тесно привязан к одному партнёру, который к тому же контролирует мировые финансовые потоки. Этим и воспользовался Вашингтон.
Соглашение по первой фазе торговой сделки наглядно продемонстрировало Китаю, что не он контролирует мировую ситуацию. До поры до времени – точно. А чтобы не дать КНР перейти к следующему этапу своего развития, то есть переводу страны в статус глобального высокотехнологичного лидера, США решили нанести удар по самым глубинным структурам китайской экономики, ядру экономической системы Китая.
Второй блок вопросов – это меры по ограничению глобального влияния компаний – лидеров высоких технологий Китая. Пока Китай был «мировой фабрикой», выпускающей массовый ширпотреб, США это не волновало. Но после выхода на мировые рынки компаний типа Huawei, ZTE и многих других стало ясно, что Китай вторгается в те сферы, где США и их союзники являются монополистами, в том числе в сферу искусственного интеллекта, высокоскоростной передачи данных, генной инженерии. А столь быстрый научно-технический прорыв Китая обеспечен поддержкой со стороны государства. Ежегодно Huawei со 100 млрд долларов выручки в год тратит 15 млрд долларов на исследования в области высоких технологий.
Американская сторона считает, что Huawei, получая субсидирование со стороны государства, занимается воровством интеллектуальной собственности. И это ставит в неравные условия американские компании. К тому же у США есть вопросы к китайским облачным технологиям, и они требуют сделать контроль за их безопасностью более прозрачным.
Ещё один блок вопросов связан с открытием китайского рынка для иностранных компаний, в том числе, конечно, для американских, оказывающих финансовые услуги. Эти компании должны получить равные права с китайскими игроками. Формально, если отбросить нюансы (хотя они вполне существенные), уже сегодня иностранные компании пользуются почти теми же правами, что и китайские. Так, в 2018–2019 годах уже произошла заметная либерализация китайского рынка и открытие практически всех сфер для иностранных инвестиций – кроме крайне узких областей из «негативного списка».
С финансовым сектором сложнее: здесь много ограничений, масса юридических тонкостей, поэтому иностранные компании не могут на равных конкурировать с китайскими и в реальной жизни не получают равного доступа. К тому же есть ряд запретов на участие в китайских электронных платежах, типа AliPay, WeChatPay и других. Поэтому США будут требовать полностью открыть китайский финансовый рынок. Вновь пойдёт разговор о соблюдении прав интеллектуальной собственности, причём не только о том, что красть патенты плохо, а о создании простого и очевидного механизма решения проблем прямо на месте. И в данной схеме именно Китай будет обязан отслеживать подобные эксцессы.
Основными рычагами давления во второй фазе торговой сделки будут уже не тарифы, а методы экспортно-импортного контроля, инвестиционные ограничения и, возможно, санкции против отдельных китайских компаний.
