Сегодня никто не сможет предсказать, согласится ли Северная Корея последовать примеру СВПД. В корейской и иранской ситуациях есть и сходства, и различия. Тем не менее главный козырь СВПД – механизм многосторонних международных гарантий, который позволил этому соглашению выжить даже в условиях стремления одной из президентских администраций США его уничтожить, пишет Александр Воронцов, заведующий отделом Кореи и Монголии Института востоковедения РАН.
Первое полугодие деятельности администрации президента Джо Байдена продемонстрировало намерение Вашингтона вернуться к более классической, консервативной дипломатии в сфере глобального нераспространения оружия массового уничтожения (ОМУ) и одновременно с этим готовность к новациям в отношении наиболее остро стоящих в международной повестке ядерных программ в Иране и на Корейском полуострове. Данное обстоятельство оживило экспертный интерес к указанным проблемам и даже породило ожидания прогресса в деле их урегулирования.
Более решительный пересмотр наследия Дональда Трампа на данный момент просматривается в подходе к Совместному всеобъемлющему плану действий по иранской ядерной программе (СВПД), к участию в котором США решили вернуться. В диалоге по ядерной проблеме Корейского полуострова, хотя и продолжается пауза, но со стороны Вашингтона на уровне риторики делаются реверансы в адрес Пхеньяна, призывы встретиться в «любое время, в любом месте». Поскольку взаимосвязь иранской ядерной сделки и ядерной проблемы Корейского полуострова очевидна, представляется уместным рассмотреть данный феномен применительно к современным условиям. Действительно, проблемы с развитием как собственно ядерных и военных программ КНДР и Ирана, так и попыток международного сообщества по их остановке, регулированию и ликвидации взаимосвязаны многочисленными нитями и в разнообразных аспектах.
Почти с самого начала развития указанных программ и на протяжении нескольких десятилетий Пхеньян и Тегеран достаточно тесно сотрудничали между собой, обмениваясь достижениями в соответствующих технологиях, особенно там, где одна из сторон добивалась более существенных, опережающих успехов. Некоторые зарубежные эксперты полагали, что Иран помогал Северной Корее в развитии ракетной техники, а Пхеньян Тегерану – в сфере ядерных технологий. Другие специалисты считали, что данный процесс выглядел иначе, даже наоборот. Но в любом случае вышеотмеченное сотрудничество было взаимовыгодным и взаимодополняющим. Естественно, такое взаимодействие осуществлялось в закрытом режиме, в обход как международных, так и национальных санкций, когда те появились.
Концептуальные подходы и планы их реализации с целью остановить программы по созданию ядерного оружия в КНДР и Иране со стороны мировых держав и международных организаций формировались «с оглядкой друг на друга», с внимательным изучением опыта, как позитивного, так и негативного, накапливающегося в ходе попыток урегулирования обеих ситуаций. Особенно наглядно это проявилось в процессе выработки решений в рамках Рамочного соглашения между США и КНДР (1994–2002), затем шестисторонних переговоров по урегулированию ядерной проблемы Корейского полуострова /или Северной Кореи/ (2003–2009) с одной стороны, и длительного процесса выработки СВПД по иранской ядерной сделке – с другой.
Рамочное соглашение между Вашингтоном и Пхеньяном, подписанное в октябре 1994 года, было, безусловно, важным этапом в этой длительной истории. Хотя оно и завершилось фиаско, его ни в коем случае нельзя недооценивать. Период между первым ядерным корейским кризисом (1993–1994) и вторым, развернувшимся в начале 2003 года, благодаря упомянутому соглашению стал одним из наиболее спокойных и безопасных на Корейском полуострове. Хотя обещанные Вашингтоном два легководных реактора и не были достроены, в ходе их сооружения, в рамках взаимодействия в Организации содействия развитию энергетики Кореи (КЕДО), американские, южнокорейские и другие представители приобрели богатый и беспрецедентно полезный опыт сотрудничества с северокорейцами. В частности, американские дипломаты, плотно, часто на ежедневной основе общавшиеся с северокорейскими визави, на наш взгляд, и до сего дня наиболее глубоко и адекватно понимают реалии Северной Кореи (Чарльз Картман, Роберт Галлуччи, Роберт Карлин, Джоэл Вит и другие).
Рамочное соглашение завершилось неудачей в конце 2002 года, США и КНДР взаимно обвинили друг друга в его срыве. Поэтому международному сообществу стало ясно, что усилий только двух стран, США и КНДР, хотя они, конечно, являлись и будут продолжать оставаться главными игроками в рамках ядерной проблемы, явно недостаточно. Россия оказалась одной их первых стран, которые это чётко осознали, и озвучила идею, что двустороннему рамочному соглашению между Вашингтоном и Пхеньяном не хватало дополнительных «перекрестных» гарантий со стороны заинтересованных держав, которые могли бы в том числе наблюдать за исполнением двумя главными игроками их собственных обязательств. В итоге Москва выдвинула план комплексного урегулирования ядерной проблемы Корейского полуострова, участниками которого стали бы, кроме США и КНДР, Россия, КНР, Япония, Республика Корея, члены СБ ООН и Генеральный секретарь ООН.
В итоге следующая попытка – шестисторонние переговоры – была начаты в многостороннем формате. И хотя эти переговоры тоже не завершились окончательным успехом, в ходе них было достигнуто немало промежуточных позитивных результатов.
Вышеописанный опыт и идеи были в полной мере использованы в период трудного, многолетнего процесса подготовки СВПД и в значительной мере благодаря именно этому обстоятельству в иранской ядерной сделке в 2015 году был достигнут большой успех.
Неслучайно даже время начала конструктивного этапа по подготовке иранской ядерной сделки (2005) взяло точку отсчёта вскоре после фиаско Рамочного соглашения и в период успешного развития «шестисторонних переговоров» (Совместное заявление от 19.09.2005).
Гарантами СВПД, как известно, выступила не только «шестёрка международных посредников» (или группа «5+1») в лице США, Великобритании, Франции, Германии, РФ, КНР. План был «ратифицирован» ООН, утверждён СБ ООН. И именно благодаря этой выстроенной сети широких международных гарантий СВПД не оказался «похороненным» после тяжёлого удара, вызванного решением администрации Трампа в 2018 году выйти из соглашения. Именно благодаря этому сейчас предпринимаются имеющие перспективу международные усилия по реабилитации данного договора. Именно механизм широких международных гарантий придал СВПД силу и жизнеспособность перед лицом внешних вызовов, стал его важным преимуществом.
Несомненно, в Пхеньяне самым внимательным образом следят за всеми перипетиями развития ситуации вокруг СВПД и оценивают его плюсы и минусы. Но плюсов, конечно, больше.
Сегодня никто не сможет предсказать, согласится ли Северная Корея последовать примеру СВПД. В корейской и иранской ситуациях есть и сходства, и различия. Главное отличие, как известно, состоит в том, что в Иране нет ядерного оружия, а в Северной Корее де-факто оно есть. И, как известно, остановить какое-либо государство, находящееся на пути к созданию ядерному оружию, легче, чем заставить его отказаться от уже существующего ядерного оружия.
В данной связи уместно отметить, что Вашингтон старается продвигать в качестве успешной, с его точки зрения, «ливийскую модель» отказа от ядерного оружия. Однако Пхеньян, который в отличие от американских политиков видит прямую связь между данной ядерной сделкой и последующими трагическими как для Муаммара Каддафи, так и Ливии в целом событиями, ожидаемо не рассматривает указанный вариант как допустимый для себя.
Тем не менее опыт СВПД является весьма полезным и позитивным для усилий международного сообщества по поиску путей вовлечения Пхеньяна в диалог с целью определения взаимоприемлемой формулы, направленной на остановку, заморозку ядерной программы и в перспективе, возможно, на поэтапный отказ от ядерного оружия.
