Стратегическая стабильность становится всё более сложной концепцией. Администрация Байдена рассматривает контроль над вооружениями как инструмент, который мог бы повысить безопасность и стабильность в мире. Она будет стремиться привлечь Россию к дальнейшим сокращениям ядерных вооружений и другим мерам в данной области. Контроль над вооружениями в 2020-х годах подтвердит преемственность с предыдущими усилиями (сокращение ядерных вооружений пока останется двусторонним вопросом между Вашингтоном и Москвой), но также будет включать и новые элементы, полагает научный сотрудник Академии Роберта Боша, чрезвычайный и полномочный посол в отставке Стивен Пайфер.
Начать со стратегической стабильности
Дональд Трамп был первым американским президентом за пятьдесят лет, не подписавшим ни одного соглашения в области ядерного разоружения. Президент Байден со своей стороны считает контроль над вооружениями важным инструментом внешней политики. В первый полный рабочий день на посту он согласился продлить соглашение о сокращении стратегических наступательных вооружений 2010 года (СНВ-3) на пять лет. Его администрация намерена не останавливаться на этом. 3 февраля госсекретарь Блинкен заявил, что Вашингтон будет «проводить с Российской Федерацией, консультируясь с Конгрессом и союзниками и партнёрами США, переговоры по контролю над вооружениями, которые касаются всего спектра ядерного оружия».
Однако это произойдёт не сразу. Администрации нужно собрать команду. Нужен более широкий анализ программ и доктрин США, чем обзоры конфигурации ядерных сил, составлявшиеся предыдущими администрациями.
Первое новое серьёзное взаимодействие США и России по вопросам ядерного оружия, скорее всего, будет связано с переговорами о стратегической стабильности. Классическое определение стратегической стабильности – это та ситуация, когда ни у одной из сторон нет стимула при серьёзном кризисе или конфликте первой применить ядерное оружие. На протяжении пяти десятилетий, начиная с 1960-х годов, стратегическая стабильность основывалась в первую очередь на соотношении стратегических наступательных ядерных сил США и Советского Союза. Если у каждой из сторон была возможность, даже после первого массированного удара, нанести ответный удар с разрушительными последствиями, то ни у одной из сторон не было стимула использовать ядерное оружие.
На переговорах о стратегической стабильности между США и Россией необходимо принимать во внимание все эти факторы. Они также должны формировать доктрину. Показательный пример: «эскалация для деэскалации». Большинство российских экспертов утверждают, что это никогда не становилось официальной российской доктриной. Однако Пентагон считает иначе, и это повлияло на Обзор конфигурации ядерных сил США 2018 года. Судя по всему, каждая из сторон полагает, что другая снизила порог применения ядерного оружия. Такая ситуация не может считаться приемлемой.
Ядерное оружие
В обозримом будущем официальные переговоры по ядерному оружию останутся двусторонней сферой между США и Россией. Это напрямую связано с количеством боеголовок. По данным Федерации американских учёных, Соединённые Штаты имеют в своём активном арсенале около 3600 ядерных боеголовок, а Россия – около 4300. Ни у одной третьей страны нет больше 300.
Администрация Трампа пыталась вовлечь Китай в переговоры между США и Россией, но так и не разработала соответствующий план. Это не удивительно. Вашингтон и Москва не готовы сократиться до уровня Китая и не готовы узаконить наращивание ядерных сил Китая до своего уровня, а Китай не согласится с неравными ограничениями.
СНВ-3 ограничивает Соединённые Штаты и Россию не более чем 700 развёрнутыми межконтинентальными баллистическими ракетами (МБР), баллистическими ракетами, запускаемыми с подводных лодок (БРПЛ), и ядерными бомбардировщиками и не более 1550 развёрнутыми стратегическими боеголовками. Эти ограничения будут действовать до февраля 2026 года.
Однако пределы СНВ-3 не охватывают 60–65 процентов активных ядерных арсеналов двух стран. Резервные (или неразвёрнутые) стратегические ядерные боеголовки, а также нестратегические ядерные боеголовки – развёрнутые и неразвёрнутые – не подпадают под ограничения.
После холодной войны Соединённые Штаты резко сократили свои нестратегические ядерные вооружения, ликвидировав все системы морского и наземного базирования. Сегодня единственным нестратегическим ядерным оружием США является бомба свободного падения B61. Россия, с другой стороны, сохраняет большое количество и разнообразие нестратегических ядерных боеголовок – около 2000 для систем наземного, морского и воздушного базирования, а также для оборонительных систем. Это вызывает опасения, что Россия может использовать такое оружие в случае конфликта.
У вооружённых сил США больше резервных стратегических боеголовок. Это отражает желание застраховаться от технических сюрпризов или неблагоприятных геополитических событий. Военные США реализовали сокращения по новому договору СНВ таким образом, чтобы в случае разрыва договора они могли бы добавлять или «загружать» боеголовки на межконтинентальные баллистические ракеты и БРПЛ, которые теперь меньше их реальной мощности. По мере того как Россия модернизирует свои стратегические баллистические ракеты, она также расширяет свои возможности загрузки боеголовок.
Следующим логическим шагом для США и России будут переговоры по соглашению с совокупным пределом, охватывающим все их ядерные боеголовки. (Списанные, но ещё не демонтированные боеголовки могут рассматриваться отдельно.) Суммарный лимит может компенсировать сокращение численного преимущества России в нестратегических ядерных боеголовках за счёт сокращения численного преимущества США в неразвёрнутых стратегических боеголовках.
Условно предположим, что совокупный лимит составляет не более 2500 ядерных боеголовок, в том числе не более 1000 развёрнутых стратегических боеголовок на межконтинентальных баллистических ракетах, БРПЛ и любых новых типах стратегических систем с развёрнутыми боеголовками – то есть запускаемых наиболее быстро. При таком подходе авиабомбы будут рассматриваться как неразвёрнутое оружие, поскольку они не находятся постоянно на борту самолёта. В идеале всё ядерное оружие, кроме того, которое находится в развёрнутых системах стратегической доставки, должно оставаться на хранении. Новое соглашение может также понизить лимиты СНВ-3 на системы доставки, развёрнутые и неразвёрнутые пусковые установки.
Это выглядело бы весьма амбициозно. При этом у каждой из ядерных сверхдержав всё равно останется в восемь раз больше ядерного оружия, чем у любой третьей страны. Даже если бы соглашение не повлекло за собой таких резких сокращений, его структура впервые захватила бы все ядерные боеголовки США и России.
Такое американо-российское соглашение потребует новых мер проверки для отслеживания количества ядерного оружия на хранении. Это, вероятно, не понравится военным с обеих сторон. Однако обе стороны в прошлом уже смирялись с неудобными мерами мониторинга.
Некоторые эксперты по контролю над вооружениями считают соглашение об ограничении всего ядерного оружия, особенно нестратегических ядерных вооружений, слишком амбициозным, и предлагают альтернативные подходы. Можно было бы, например, распространить ограничения СНВ-3 на такие системы, как гиперзвуковые планирующие ракеты с ускорителем, торпеды с ядерными двигателями, запретить другие новые виды стратегических систем и уменьшить отношение развёрнутых стратегических боеголовок к развёрнутым системам стратегической доставки, но не делать попыток ограничить нестратегическое ядерное оружие.
Другой вариант – переместить нестратегическое ядерное оружие с баз с соответствующими системами доставки на небольшое количество складов хранения и проводить мероприятия по мониторингу отсутствия ядерного оружия на базах, где размещены системы доставки, а не количества оружия на хранении. Хотя такое решение изначально предлагалось только для Европы, его можно было бы расширить для применения на глобальной основе.
Третий вариант – просто попытаться снизить лимиты СНВ-3. Однако есть надежда, что правительства США и России продемонстрируют более серьёзные амбиции.
Другие возможные вопросы повестки дня для США и России
В 2020-х годах контроль над вооружениями может выйти на новую территорию и затронуть вооружения, которые, хотя и не являются ядерным оружием, всё же влияют на стратегическую стабильность. Их можно было бы обсудить на переговорах по стратегической стабильности между США и Россией. Если мандат будет согласован, они могут быть выделены в отдельные переговоры.
Один блок вопросов касается противоракетной обороны. Американская наземная система противоракетной обороны на маршевом участке полета (GMD) предназначена для защиты от государств-изгоев, таких как Северная Корея, а не от российской или китайской атаки баллистических ракет. Тем не менее российские официальные лица в прошлом проявляли интерес к ограничению системы противоракетной обороны. Пока неизвестно, будут ли они настаивать на переговорах по противоракетной обороне в связи со следующим раундом переговоров по ядерному оружию.
Противоракетная оборона США сейчас и в обозримом будущем не представляет серьёзной угрозы для российских стратегических баллистических ракет, что, кстати, иногда признают и российские официальные лица (Китай, обладающий гораздо меньшими стратегическими силами, имеет больше оснований для беспокойства, хотя эффективность системы GMD не слишком впечатляет). С другой стороны, было бы нетрудно выработать соглашение, охватывающее стратегическую противоракетную оборону, такую как система GMD и система противоракетной обороны Москвы, которое будет накладывать ограничения, но всё же оставит США возможности для защиты от атаки со стороны Северной Кореи межконтинентальными баллистическими ракетами. Сложности могут быть связаны разве что с вашингтонскими политическими разногласиями: республиканцы выступают против любых ограничений противоракетной обороны.
Другой вопрос – высокоточное конвенциональное ударное оружие. В некоторых случаях оно теперь может выполнять задачи, для которых ранее требовалось ядерное оружие. Крылатые ракеты воздушного и морского базирования были на вооружении США в течение десятилетий, а теперь находятся на вооружении России. Обе стороны разрабатывают гиперзвуковое оружие. С прекращением действия Договора о ракетах средней дальности 1987 года появилась крылатая ракета наземного базирования 9М729 и, вероятно, появятся другие новые ракеты средней дальности. Было бы сложно разработать механизм, ограничивающий такое оружие, но официальные лица США и России могут рассмотреть вопрос о том, представляет ли оно особую угрозу стратегической стабильности и должно ли стать предметом переговоров.
Одна из возможностей – запретить ракеты средней дальности с ядерными боеголовками. Другая возможность, хотя у неё есть свои недостатки, основывается на российской идее моратория на размещение ракет средней дальности в Европе – при условии, что это будет подразумевать и передислокацию ракетных систем 9М729 из Европы.
Операции в космосе, используемые для раннего предупреждения, управления, связи и других целей, также могут влиять на стратегическую стабильность. Трудно представить себе широкое соглашение о запрещении милитаризации космоса. Однако официальные лица США и России могут рассмотреть более узкие меры, такие как запретные зоны вокруг определённых спутников, запрет на противоспутниковые испытания, которые создают орбитальный мусор, или запрет на размещение в космосе оружия, предназначенного для поражения целей на Земле.
Что касается киберпространства, то традиционные способы контроля над вооружениями здесь не подходят.
Повестка дня в области контроля над ядерными вооружениями и связанных с ними вопросов на 2020-е годы весьма обширна. Пока Соединённые Штаты, Россия и другие страны решают, как поддерживать и укреплять стратегическую стабильность в многополярном мире, Вашингтон и Москва по-прежнему будут играть центральную роль. Они многое могут сделать для повышения стабильности и глобальной безопасности. Вашингтону и Москве придётся преодолеть недоверие, порождённое нарушениями ранее заключённых соглашений по контролю над вооружениями, и применить новаторский подход. Возможно, некоторые проблемы сейчас кажутся неразрешимыми, по крайней мере в обозримом будущем. Но у сторон есть и возможность, и обязанность всё-таки попробовать договориться.
