Насколько эффективны те санкции ООН, которые действуют в отношении Северной Кореи и что сейчас вообще происходит в северокорейской экономике? Ответить на этот вопрос сейчас сложнее, чем когда-либо, так как информация, поступающая в последние месяцы из Северной Кореи, является на редкость противоречивой.
Северокорейская пропаганда много десятилетий утверждала, что страна находится в «условиях экономической блокады», но до недавнего времени все эти разговоры о «блокаде» не имели под собой особых оснований. Действительно, США и некоторые другие страны Запада ограничивали право своих компаний на торговлю с КНДР. Однако эти ограничения на практике ничего не меняли: даже если бы таких ограничений не существовало, КНДР и, скажем, США всё равно не торговали бы друг с другом по причине отсутствия взаимного экономического интереса. На протяжении десятилетий почти вся торговля Северной Кореи шла с СССР и Китаем, отчасти – со странами Восточной Европы и Юго-Восточной Азии, а также с Японией.
Ситуация отчасти изменилась в 2006 году, после того, как КНДР провела первый успешный испытательный ядерный взрыв и предсказуемо оказалась объектом уже полноценных международных санкций, которые были введены Советом Безопасности ООН и являлись обязательными для всех стран-членов ООН.
Однако вводившиеся до 2016 года санкции ООН тоже не наносили особого вреда северокорейской гражданской экономике, против которой они, в общем, нацелены и не были. Санкции «первой волны» либо ограничивали торговлю оружием и продукцией ВПК, либо запрещали импорт комплектующих для ракетной и ядерной программ, либо же, наконец, ставили вне закона импорт в Северную Корею предметов роскоши. Запрет на последнюю группу товаров был вызван тем, что некоторые западные аналитики всерьёз рассчитывали, что северокорейские бюрократы, лишившись доступа к качественному французскому коньяку и прочим маленьким радостям жизни, начнут испытывать недовольство – и это недовольство, в свою очередь, заставит руководство КНДР пойти на какие-то дипломатические уступки.
Понятно, конечно, что эти наивные надежды не оправдались, но и в целом вся первая волна санкций (четыре резолюции Совета Безопасности ООН, принятые в 2006-2013 гг.) не дала результатов. Наоборот, введение санкций приблизительно совпало по времени с началом выздоровления северокорейской экономики, которая после прихода к власти Ким Чен Ына в 2011 г. стала расти вполне впечатляющими темпами, на уровне 5-7% в год.
Ситуация радикально изменилась в начале 2016 года. На протяжении 2016-17 гг. Северная Корея провела успешные испытания термоядерного заряда, а также двух прототипов межконтинентальных баллистических ракет, способных поражать цели на территории США. Эти успехи северокорейских инженеров и учёных совпали с приходом к власти в США администрации Дональда Трампа, занявшей крайне жёсткую позицию по северокорейскому вопросу. Вдобавок, не без влияния США, свою политику по отношению к КНДР в 2017 году резко ужесточил и Китай.
Результатом стало принятие Советом Безопасности ООН так называемых «секторальных санкций», которые были введены в действие пятью резолюциями, принятыми в 2016-17 гг. В отличие от санкций, которые действовали в более ранний период, санкции 2016-17 гг. нацелены, если называть вещи своими именами, на подрыв северокорейской экономики, а не на создание неудобств для северокорейской элиты или на создание проблем для северокорейского ВПК.
В частности, в соответствии с «секторальными санкциями» КНДР лишилась права экспортировать все те – прямо скажем, немногие – виды товаров, которые хоть как-то конкурентоспособны на мировом рынке. В соответствии с новым санкционным режимом, КНДР не может вывозить уголь, руду и иное минеральное сырьё, которое до 2016 г. составляло более половины всего объёма северокорейского экспорта. Запрещена торговля морепродуктами и текстилем, которые тоже традиционно являлись важными источниками валютной прибыли для КНДР. Наконец, странам-членам ООН запрещено использование труда северокорейских рабочих, заработки которых в значительной степени тоже поступают в казну. Пунктуальное исполнение всех запретов означает, что КНДР теряет примерно 70-80% известных источников валютного дохода.
Кроме того, «секторальные санкции» запрещают поставки в КНДР почти всех видов промышленного оборудования. В список запрещённых к экспорту в Северную Корею изделий попали, например, болты и гвозди, а также все виды труб, насосов, трансформаторов – и далее по списку, состоящему из нескольких сотен наименований. Пресловутая «блокада», которая десятилетиями являлась пропагандистским мифом, стала суровой реальностью.
Надо иметь в виду, что поставки в Северную Корею продовольственных товаров и удобрений не попадают под санкции. Также не нарушает санкции и предоставление продовольственной и иной гуманитарной помощи.
Однако возникает вопрос, насколько все эти меры влияют на реальное положение вещей в северокорейской экономике?
Ответить на этот вопрос непросто. Северная Корея известна своим пристрастием к засекречиванию всего и вся – по законодательству страны, в частности, считается секретной вся экономическая статистика. Время от времени официальные органы власти публикуют те или иные цифры, достоверность которых часто невозможно проверить, но в целом в оценках экономической ситуации в КНДР внешний мир полагается на косвенную информацию.
До самого недавнего времени казалось, что санкции мало влияют на происходящее в стране. Главным индикатором тут считается уровень рыночных цен на рис, кукурузу и некоторые иные товары повседневного спроса. Цены на зерновые, которые в условиях очень бедной страны являются основой питания населения, давно уже не регулируются государством, а формируются на основании спроса и предложения. Отслеживать их не так сложно – за небольшие деньги нелегальные наблюдатели просто передают по китайским сотовым телефонам текущую ценовую информацию, которая потом и публикуется в специализированной прессе. В случае разоблачения информатора ждёт обвинение в шпионаже и, в лучшем случае, немалый тюремный срок, однако риски, связанные с передачей короткого СМС сообщения раз в неделю, не так и велики, и на них идут многие. Дополнительную достоверность этим цифрам придаёт то, что сбором и публикацией ценовой информации независимо друг от друга занимается несколько исследовательских центров – благо, дело это не является ни особо дорогим, ни особо сложным (для того, чтобы найти информаторов, нужны лишь связи среди контрабандистов в Китае).
На протяжении нескольких лет и цены на зерно, и курс основных валют, также отслеживаемый похожим образом, остаются стабильными, а в последнее время они даже несколько снизились, так что о кризисе говорить, казалось бы, не приходится. В Пхеньяне и иных крупных северокорейских городах, которые время от времени посещаются иностранцами, тоже пока не заметно никаких признаков ухудшения ситуации.
С другой стороны, всё не так просто. Немногочисленные иностранные организации, занимающиеся помощью КНДР по сельскохозяйственной линии, единодушно отмечают, что урожай прошлого года был существенно ниже нормы. Северокорейские дипломаты в ряде стран в последнее время начали активно добиваться предоставления помощи, напрямую говоря о надвигающемся продовольственном кризисе. Появились утечки внутренних северокорейских документов, в которых говорится о нехватке зерновых. Сокращены и нормы выдачи продовольствия по карточкам – последнее особенно важно, ибо по карточкам (фактически бесплатно) зерновые пайки получают сейчас далеко не все корейцы, а лишь представители привилегированных групп населения, на которых, по понятным политическим причинам, без крайней нужды особо не экономят.
Косвенным подтверждением экономического неблагополучия может считаться и поведение северокорейской делегации во время саммита в Ханое в феврале этого года. Вопреки ожиданиям большинства наблюдателей, на переговорах Ким Чен Ын и сопровождавшие его лица не стали уделять особого внимания вопросам высокой политики, а сосредоточились на попытках обменять уступки по ядерному вопросу на отмену «секторальных санкций».
Таким образом, ситуация выглядит странно: с одной стороны, и курс валюты стабилен, и цены на продовольствие не растут, а с другой – кажется, появились косвенные признаки ухудшения экономического положения в целом, и продовольственного положения – в особенности.
Означает ли это, что санкции, как выражаются их сторонники, «начинают кусать»? Похоже на то, но надо понимать, что кризис, если до него действительно дойдёт дело, едва ли приведёт к тем результатам, на которые рассчитывали архитекторы санкционного режима. Надежды на то, что экономические трудности заставят руководство КНДР отказаться от ядерной программы, всегда были иллюзорными. Ядерная программа – это вопрос политического и, отчасти, физического выживания нынешней элиты, что по определению являются куда более приоритетной задачей, чем процветание страны, и даже более приоритетной, чем выживание непривилегированных групп населения.
