Китай и Россия стоят друг к другу «спина к спине», поддерживая отношения стратегического партнёрства. Эти отношения направлены не только на противостояние геополитическим вызовам извне. Они подразумевают создание более долгосрочного режима международной безопасности.
Мировое сообщество вступило в период большой неопределённости. И нам приходится обращаться к истории, чтобы понять, каким образом выбирать своё будущее. Как раз из истории мы можем получить не только знания о том, как эволюционировало мировое сообщество, но и набраться смелости для того, чтобы, будучи перед сложным выбором, суметь непоколебимо воплощать в жизнь наши убеждения, основанные на рациональности.
Если посмотреть на то, как шёл процесс изменения системы международных отношений в течение нескольких столетий, можно понять, что международные отношения развивались в сторону многополярности, множественности центров силы. Это совершенно чёткое направление. Появившаяся в 1648 году Вестфальская система международных отношений, по словам Генри Киссинджера, реализовала принцип сосуществования множественности центров силы в Европе. Венская система, появившаяся в 1814–1815 годах, послужила началом нового исторического периода в Европе, для которого характерна гегемония великих держав – Великобритании, Пруссии, Австро-Венгрии, Османской империи и Российской империи. При этом последняя играла ведущую роль. Ялтинско-Потсдамская система международных отношений, появившаяся в 1945 году, отрицает гегемонию Запада в мировом порядке. После окончания холодной войны мировой порядок постепенно смещается от «западного» в сторону «постзападного», что было озвучено на последней Мюнхенской конференции. Очевидно, любая сравнительно непрерывная и устойчивая в историческом плане формация мирового порядка являлась (либо является) историческим процессом всё большей плюрализации субъектов международных отношений.
Вместе с тем повторяющийся неоднократно в истории процесс экспансии коалиций во главе со странами Запада также соответствовал процессу эволюции мирового порядка, ускорил тенденцию к плюрализму. Например, Крестовые походы XII–XIII веков, военная экспансия Наполеона конца XVIII – начала XIX веков после Великой французской революции. Наконец, то, что мы наблюдаем на протяжении двадцати лет – экспансия НАТО. Все эти процессы – экспансия, духовной опорой которой были идеи централизации (либо же религия). А международный процесс, за основу которого берётся централизация, в конечном итоге способствует развитию плюрализма.
Развитие истории говорит нам о том, что шаг за шагом, неуклонно формируется новый мир историко-цивилизационного многообразия, социально ориентированного плюрализма, плюрализма общих сил, многоступенчатость глобального управления. Однако нынешний плюрализм отнюдь не означает, что вопрос о том, что важнее – универсальность или многообразие – уже решен. И пока этого не произойдёт, борьба в мировом сообществе между плюрализмом и централизацией не прекратится.
Запад стремится к гегемонии, а страны с переходной экономикой стремятся к автономии. В конечном итоге сложится крайне непростая и запутанная ситуация, при которой обе стороны будут конкурировать и сотрудничать друг с другом, что может затянуться. Возможно, международная обстановка, которую мы наблюдаем сейчас, и есть как раз отражение этого долгосрочного исторического процесса.
Что касается глобальной неопределённости, это самый большой вызов, который стоит перед международным сообществом. С одной стороны, в информационную эру в условиях углубляющегося социально-экономического неравенства, порождённого глобализацией, крайне сложно оставаться двигателем прогресса. Можно стать источником социальных потрясений, причиной подрыва заранее установленного порядка. Взять, например, революции, которые неоднократно случались в мировой истории. Они происходили отнюдь не потому, что «больше невозможно жить, как раньше», а потому, что ощущалась большая опасность со стороны социального и экономического неравенства.
Если в 80–90-е годы прошлого века (и даже ещё в начале XXI века) слова «реформы», «трансформация» произносились в отношении развивающихся стран, а также стран бывшего соцлагеря, то сейчас «реформы» и «трансформация», похоже, уже нависли над головой развитых стран Европы и США.
Кроме того, международные дела всё больше и больше сдерживаются внутренними вопросами. Мировые правила не работают, региональные конфликты происходят часто. «Неразлучная троица» – консерватизм, национализм, демократизм – в значительной степени превратила политиков в заложников, сделала уже имеющуюся идеологию ещё более негибкой, а локальные интересы – более узкими.
«Интересы государства на первом месте» – на самом деле это означает, что важны лишь интересы данного государства. В таких условиях очень сложно осуществлять обмен выгодами и информацией. Восстановление глобальной экономики откладывается на неопределённый срок. Что уж говорить о формировании основанной на взаимном благоприятствовании и выгоде цепочке ценностей между странами и регионами на базе новых отраслей промышленности.
На мой взгляд, сущность вопроса, который стоит перед мировой политикой в настоящее время, заключается в следующем. Во-первых, развитие на протяжении нескольких веков свободного капитализма прошло под знаком «свободы», «демократии» и «эффективности», однако в этой формуле недоставало «безопасности». Именно недостаток безопасности привёл к существующим сейчас изъянам – как в международном, так и во внутригосударственных режимах.
Во-вторых, утратившее баланс общество больше всего сейчас нуждается в решении вопроса социальной справедливости. Однако традиционная модель социализма извращает отношения интересов деспотической уравниловкой, а современные левые пытаются ответить на вопрос социальной справедливости, оперируя туманными и уклончивыми понятиями «пол», «социальный статус», «дискурс». Поэтому данный вопрос надо решать коренным образом, нужна отличная от традиционного понимания модель капитализма, отличная от традиционного понимания модель социализма, в том числе и отличные от «новых путей и концепций», выработанных современными левыми, идеи. Возможно, Китай и Россия сейчас как раз ищут такую форму, усиленно приближаются к тому, о чём сказано выше, стараются получить такой комплекс, состоящий из «безопасности», «справедливости», «свободы» и «эффективности». Тем не менее очевидно, это совсем не лёгкое дело.
В-третьих, Китай и Россия как новые сверхдержавы, с одной стороны, могут развиваться с присущим им потенциалом, уже проявившей себя огромной энергией и выносливостью, а с другой – могут легко быть подвержены ударам геополитического противостояния.
На самом деле геополитическое противостояние на море и на суше существенно различаются между собой. Они отличаются природой международных конфликтов, разной международной обстановкой. Например, для геополитики на суше очень важна сопредельная стабильность. А для морской геополитики существенным оказывается баланс сил и реализация преимуществ.
Владимир Путин говорил, что современное геополитическое противостояние сейчас гораздо глубже идеологического. Но вопрос заключается в том, что настоящее геополитическое противостояние, в том числе противостояние между морской и сухопутной геополитикой, очень легко описать как конфликт различных идеологий и социальных строев. Смешно и грустно одновременно.
В такой ситуации эта проблема вышла далеко за рамки вопроса двусторонних отношений КНР и РФ, это затрагивает вопрос выбора будущего пути мирового развития. Прежде всего это заставляет Китай и Россию посмотреть на вопрос двустороннего сотрудничества под новым углом. Долгосрочная работа в области модернизации направлена не просто на удовлетворение сиюминутных торгово-экономических задач. При этом Китай и Россия стоят друг к другу «спина к спине», поддерживая отношения стратегического партнёрства. Эти отношения направлены не только на противостояние геополитическим вызовам извне. Они подразумевают создание более долгосрочного режима международной безопасности. Впрочем, не стоит сразу замахиваться на такую высоту. Нужно отталкиваться от конкретных моментов по модернизации современных двусторонних отношений, сочетая идеологию и стратегию, шаг за шагом двигаться вперёд.
