Страх смерти и отчаяние в связи с крахом экономической стабильности могут вызвать пассивность, и возможно, что люди во всём мире согласятся со своим обнищанием. Однако массовые и эффективные социальные движения часто возникают внезапно. Это даёт надежду, что COVID-19 всё же создаст более сильные правительства, готовые перераспределять богатства и восстанавливать возможности государств служить своим гражданам, пишет Ричард Лахманн, профессор социологии Университета Олбани.
COVID-19 привёл к гигантскому увеличению государственных расходов, сравнимому разве что с военными временами. Правительства по всему миру оказывают поддержку работникам, которые не могут выходить на работу из-за карантина, и пытаются смягчить падение спроса, связанное с тем, что обычные граждане, опасающиеся коронавируса, остаются дома, перестают путешествовать, делать покупки, ходить в рестораны, бары и театры. Власти вкладывают средства в поиск вакцин, тратят миллиарды на учёных в государственных и университетских лабораториях, а также на контракты с частными фармацевтическими фирмами в надежде, что кто-нибудь из них разработает эффективное лекарство. Одновременно правительства оплачивают строительство заводов, которые должны быть готовы к массовому производству вакцин.
Способы реагирования государств на COVID-19 отражают их возможности, идеологические пристрастия и способность капиталистов и других частных акторов влиять на решения правительств. Соединённые Штаты в этом отношении находятся на одном из полюсов. Хотя правительство США благодаря статусу доллара как мировой валюты имеет огромное преимущество и может тратить неограниченные суммы денег, потраченные триллионы в значительной степени оказываются потраченными зря. Выплаты по дополнительному страхованию от безработицы поддержали экономику, но прекратились с 31 июля. Ещё больше было предоставлено корпорациям в виде налоговых льгот, ссуд с нулевой процентной ставкой и субсидий на сохранение занятости. Однако большая часть щедрости, проявленной к капиталистам, в итоге лишь увеличивала спекуляции на рынках акций и облигаций, но не помогла простым работникам. А университеты, школы, правительства штатов и местные органы власти вообще мало что получили. Американцы сейчас сталкиваются с приближающимся банкротством многих университетов, транспортных систем, музеев и театров. Правительства штатов и местные органы власти будут вынуждены уволить миллионы своих сотрудников.
В странах с уже существующими системами поддержки доходов и более устойчивым государственным сектором рост безработицы и бедности был намного меньше, чем в США. США уникальны тем, что финансируют свои университеты, взимая со студентов плату за обучение, равную медианному доходу работника. Студенты финансируют расходы, беря в долг огромные суммы, которые им затем приходится выплачивать в течение десятилетий. Если студенты не будут посещать занятия, учебные заведения потеряют доходы, которые они получают от общежитий и столовых. Это вынуждает некоторые университеты уволить часть преподавателей и других сотрудников. Кроме того, в случае затяжной рецессии студенты не захотят брать на себя большие долги на оплату обучения. Эти обстоятельства могут обанкротить многие университеты и уже заставили их приостановить приём на работу, что оставит следующее поколение учёных без работы и вынудит их уйти из науки. Это будет иметь серьёзные и негативные долгосрочные последствия для американских исследований в области естественных и гуманитарных наук.
В то время как мир ждёт разработки вакцины, которая может появиться где-нибудь в конце 2020 года, или на пару лет позже, или никогда (не стоит забывать, что вакцины от СПИДа всё ещё нет через сорок лет после открытия этой болезни), США, несмотря на то, что они тратят на здравоохранение больше, чем любая другая страна на Земле, не смогли обеспечить нормальное отслеживание контактов, ввести карантин и затем использовать тестирование на антитела для выявления тех, кто выздоровел. Эти меры, которые используются в Германии, Южной Корее, Тайване, Китае, Вьетнаме и других местах, смогли снизить уровень смертности и теперь могут позволить возобновить нормальную жизнь и работу.
США не сумели достичь ни одной из этих целей, потому что американская система здравоохранения организована таким образом, чтобы частные организации могли максимизировать свою прибыль. В результате отсутствует централизованная координация, а наиболее эффективные, но наименее прибыльные меры общественного здравоохранения не получают достаточно средств. Отслеживание контактов требует обучения и оплаты большого штата медицинских работников. Это невыгодно, а те немногие квалифицированные специалисты, которые выполняют эту задачу, работают на государственные и муниципальные службы здравоохранения или Центры по контролю за заболеваниями. У всех этих структур бюджеты сейчас меньше, чем десять лет назад.
Контраст между США и остальным миром наглядно демонстрирует значение сильного государства, способного достаточно быстро разрабатывать и внедрять меры общественного здравоохранения, чтобы замедлить и обратить вспять пандемию, а также предотвратить скатывание граждан в нищету. Это также показывает важность надёжной системы социального обеспечения, которая может отслеживать здоровье работников и беспрепятственно вмешиваться, чтобы обеспечить поддержку их доходов. Конечно, в странах, где здравоохранение является правом человека, граждане могут обращаться к врачам и в больницы при любом появлении симптомов, будучи уверенными, что они получат помощь, а не потерпят финансовый коллапс. В таких странах, как Германия, которые поддерживали избыток больничных коек, чтобы быть готовыми к чрезвычайным ситуациям, вроде нынешней пандемии, уровень смертности намного ниже, чем в Испании или США, которые за десятилетия господства неолиберальной экономики закрывали больницы и сокращали количество коек, чтобы сэкономить деньги.
Народная поддержка неолиберализма всегда была ограниченной. Либерализация финансов и снижение налогов для богатых в сочетании с сокращением социальных пособий – это элитарные проекты. Люди во всём мире видят взаимосвязь между возможностями правительства и степенью, в которой они страдают от последствий COVID-19 для здоровья и экономики.
Пандемия вызывает экономические трудности, приближающиеся к уровню Великой депрессии в США, а смертность в США, Великобритании, Бразилии, Южной Африке, Бельгии и, вероятно, в ряде стран, которые не могут или не хотят подсчитывать количество погибших, находится на уровне, вдвое или более превышающем обычный. Это, конечно, не статистика военного времени, но большинство людей в мире никогда не сталкивались с повышенным уровнем смертности, и поэтому потери расстраивают, дезориентируют и вызывают панику.
Достаточно ли смертей и экономических трудностей для того, чтобы породить политическое давление, способное заставить власти принять новые социальные программы и финансировать их за счёт налогообложения богатых? Пока сложно сказать наверняка. Самым убедительным доказательством того, что COVID-19 изменит политику, является нынешняя деятельность правительств. Как я уже говорил выше, и правые, и левые политики быстро решили потратить беспрецедентные суммы на помощь безработным и расширить медицинское обслуживание. Неудачи стали результатом прошлых сокращений государственных расходов и инфраструктуры, что сделало потраченные деньги неэффективными. Пока что желание что-то сделать остаётся весьма сильным. Единственное исключение – республиканцы в США. При этом зачастую увеличить расходы требуют в том числе и капиталисты, осознающие, что, если спрос на товары и услуги со стороны обычных граждан упадёт, прибыль их фирм также рухнет.
С другой стороны, вполне вероятно, что богатые во всём мире пойдут по пути американских капиталистов и выступят против увеличения государственных расходов. Капиталисты всегда опасаются, что чрезмерные государственные расходы вызовут инфляцию и снизят стоимость их богатства. В конце концов кому-то придётся заплатить за программы по стимулированию экономики, и богатые боятся, что это будут они. Поэтому они вполне могут последовать примеру американских богачей и начать требовать прекращения помощи простым гражданам.
В итоге решающим фактором будет наличие или отсутствие массовой мобилизации. Страх смерти и отчаяние в связи с крахом экономической стабильности могут вызвать пассивность, и, возможно, что люди во всём мире согласятся со своим обнищанием. Однако даже до COVID-19 существовал гнев по поводу радикально неравномерного распределения богатства и доходов. Недовольство вызывает и то, что финансисты обрушили в 2008 году мировую экономику, а затем получили помощь от правительства и никак не были наказаны за своё мошенничество.
Явно неравномерное бремя последствий COVID-19 может спровоцировать не только пассивное отчаяние, но и массовый гнев. Мы ещё не знаем, куда этот гнев будет направлен. Мы видим, как правые махинаторы, такие как Трамп и Болсонару, пытаются направить его на иммигрантов и меньшинства и убедить своих сторонников в том, что вирус не настоящий или что он был изобретён в китайских лабораториях. Левые партии слабы, а социальные движения в основном дезорганизованы и сосредоточены на узких вопросах и «политике идентичности». Однако массовые и эффективные социальные движения часто возникают внезапно. Это даёт надежду, что COVID-19 всё же создаст более сильные правительства, готовые перераспределять богатства и восстанавливать возможности государств служить своим гражданам.
