Новые санкции США против Ирана вступили в силу 7 августа. Евросоюз объявил о намерении блокировать их с целью защитить европейские компании, ведущие бизнес в Тегеране. О том, насколько успешной может оказаться эта политика, каковы перспективы конфронтации между Европой и США, США и Ираном, а также о хрупком и сомнительном будущем иранской ядерной сделки (Совместного всеобъемлющего плана действий, СВПД) в интервью ru.valdaiclub.com рассказал директор Центра энергетики и безопасности Антон Хлопков.
В условиях политики администрации Трампа в отношении Ирана представители бизнеса, работающего на рынке Исламской Республики, в том числе европейские компании, по большому счёту оказываются перед выбором: оставаться на американском рынке или на иранском. Совместить эти две опции будет чрезвычайно сложно – таковы условия ультиматума, поставленного администрацией США. Многие большие европейские компании, например, нефтяные и автомобильные гиганты Франции, уже заявили, что они покидают иранский рынок, потому что у них есть серьёзные проекты в США, и рисковать своим местом на американском рынке ради работы в Иране они не хотят. Остановить процесс исхода представителей крупного бизнеса с иранского рынка у ЕС вряд ли получится. В нынешних условиях компании должны будут выбирать, где им работать – и в подавляющем большинстве случаев выбор будет сделан не в пользу Тегерана. Меры со стороны ЕС смогут помочь в первую очередь малому и, возможно, среднему бизнесу, который не имеет проектов в США или может из-за незначительности ими пожертвовать.
Да, ЕС демонстрирует готовность проводить собственную политику по вопросу Ирана, которая противоречит подходам США – и недавний визит Трампа в Европу накануне Хельсинкского саммита вряд ли добавил ему сторонников в странах ЕС. Однако объявленные европейцами меры недостаточны, чтобы удержать в Иране крупный европейский бизнес. Чтобы изменить ситуацию, необходимы радикальные ответные меры и, по сути, готовность идти на открытую конфронтацию (как вариант – введение ответных санкций против американских компаний в случае введения санкций против представителей европейского бизнеса). На такие кардинальные меры ЕС идти не готов.
История учит, что говорить с Ираном угрозами санкций и применения военной силы – контрпродуктивно: такой подход не работает. Несмотря на то, что в последние недели Вашингтон и Тегеран сигнализируют о возможности диалога, перспективы его успеха невелики. Заявления Трампа и его команды в отношении Ирана – в том числе от 8 мая о выходе из СВПД, – посылают чёткий сигнал, что центральная проблема не в работах Тегерана в ядерной сфере, для США неприемлем сам иранский режим в его нынешнем виде. Исходя из тех сигналов, которые посылают в последние месяцы американцы, вряд ли можно ожидать, что они пересмотрят свою позицию, даже если Иран будет готов говорить по широкому спектру вопросов – по ядерной и ракетной тематике, региональным вопросам. В этих условиях вероятность эскалации в регионе Ближнего Востока куда выше, чем возможность достижения новой договорённости с участием Ирана и США.
До заключения СВПД политика Ирана в ядерной сфере была во многом была реакционной, и решения о развитии отдельных проектов в области ядерного топливного цикла, например, обогащения урана выше 5%, принимались не исходя из потребностей ядерной отрасли страны, а из необходимости реагировать на угрозы и выпады Вашингтона. Поэтому нельзя исключать, что Иран через несколько месяцев – во многом по внутриполитическим, но отчасти и по внешнеполитическим причинам – решит отреагировать на выход США из договорённости и начнёт «тестировать» реакцию других стран на возможность выхода по отдельным показателям за пределы своих обязательств по СВПД. Если в ближайшие месяцы не произойдёт ничего экстраординарного и из-за угрозы вторичных американских санкций потенциал ведения бизнеса в Иране продолжит деградировать, в Иране могут прийти к непростому выводу, что Исламская Республика более не имеет стимулов для продолжения выполнения СВПД в полном объёме. В особенности – если европейские страны и ключевые покупатели иранской нефти в Азии – Китай, Индия, Южная Корея, Япония – начнут сокращать объёмы закупок.
С точки зрения экономики, интересы ЕС в Иране ограничены, если рассматривать масштабы европейской экономики в целом. Речь идёт примерно о 0,5% от общего объёма торговли ЕС. Поэтому для Брюсселя сохранение СВПД – более комплексный вопрос, чем просто интересы европейского бизнеса в Иране. Дальнейшая эскалация напряжённости вокруг Тегерана грозит дестабилизировать ситуацию не только в Исламской Республике, но и в регионе в целом. А это уже серьёзнее, поскольку регион является крупным поставщиком нефти и нефтепродуктов на европейский рынок, и риски здесь куда выше.
Наконец, СВПД – большой успех многосторонней дипломатии, который стал возможен во многом благодаря активному участию ЕС, и, с точки зрения имиджа, европейским лидерам не хочется его потерять.
В ближайшее время договорённость по иранской ядерной программе от июля 2015 года продолжит размываться. Если чуда не произойдёт, то, вероятно, СВПД прекратит своё существование в 2021 году – самое позднее – в случае переизбрания Дональда Трампа президентом США. Однако, скорее всего, это произойдёт даже ранее. Если же на очередных президентских выборах будет избран кандидат от Демократической партии и договорённость доживёт в своём нынешнем виде «СВПД минус США» до начала 2021 года, то будет шанс на её сохранение и перезапуск – однако сегодня вероятность этого представляется очень невысокой.
