2019 год в российской внешней политике вполне можно будет назвать «Годом Африки». Планируется провести первый полномасштабный саммит «Россия – Африка», который должен сопровождаться бизнес-форумом и встречей неправительственных организаций по линии гражданского общества. В этом контексте ожидается усиление молодёжного и университетского сотрудничества. Если все эти планы сбудутся, можно ожидать своего рода «возвращения» России в Африку. Наша вовлечённость в программы помощи развитию этого континента резко снизилась после распада СССР, и теперь пришло время навёрстывать упущенное.
Понятно, что возвращаться придётся не на пустое место. За годы отсутствия России в этом регионе и страны Запада, и – в первую очередь – Китай значительно укрепили свои позиции в Африке. Китай стал главным инициатором по развитию инфраструктурных проектов на континенте, дорожного строительства, модернизации портов и тому подобного. Саммиты «Китай – Африка» проходят регулярно. Поэтому новая российская стратегия вовлечённости в Африку, чтобы быть успешной, должна предложить дополнительную «добавочную стоимость» (как политически, так и экономически и культурно) к уже имеющимся в регионе программам. Здесь возможна и конкуренция с другими проектами, и их конвергенция. Опыт достижения такой конвергенции между Россией и Китаем по сопряжению взаимных проектов на пространстве «Большой Евразии» показывает, что и в Африке такое будет возможно.
При этом очевидно, что это «возвращение» России в Африку должно базироваться не только на идеологических постулатах, как было во времена СССР, но и опираться на взаимовыгодную экономическую базу. Следует принимать во внимание и уже возникшую озабоченность российского общественного мнения, чтобы эта новая вовлечённость в африканские дела вновь не превратилась бы исключительно в донорство ради геополитических целей, как при Советском Союзе, но чтобы наши уже начавшиеся и планируемые инвестиции в Африку были бы прибыльны и надёжно защищены. Значимое место в африканской стратегии должен занять диалог власти и общества, активное подключение к процессу гражданских акторов, причём не только по непосредственной работе на континенте, но и по укреплению позитивного общественного мнения в России по отношению к Африке и нашим проектам в регионе.
Африканский пример важен и в контексте схожей по характеру общественной дискуссии по отношениям России с партнёрами на постсоветском пространстве, поскольку добавляет в неё дополнительные сравнительные аргументы. Должна ли Россия быть только донором ради политических целей, откликаются ли партнёры-реципиенты на то, чтобы поддерживать Россию политически, насколько на них можно положиться в этом смысле, или же Россия должна строить свою партнёрскую политику исключительно на принципах экономической целесообразности. Все эти вопросы неизбежно возникнут и при реализации африканской стратегии России, и как раз накопленный опыт по взаимодействию гражданского общества и власти на евразийском направлении по формированию соответствующего общественного мнения может и должен быть использован и применительно к Африке.
В контексте этого «Года Африки» не случайно, что первый визит зарубежного лидера в Москву в 2019 году был связан как раз с этим континентом. На переговорах президента Зимбабве Эммерсона Мнангагвы с президентом России Владимиром Путиным, а также и в других московских встречах зимбабвийского лидера 14–15 января значительное место занимали вопросы экономического сотрудничества, были подписаны соглашения в сферах горнорудной промышленности, драгоценных металлов и камней, химической индустрии, по финансовым и инвестиционным вопросам.
Но визит президента Зимбабве не свёлся только к экономике. Важное место в нём заняли и вопросы политической идеологии и ценностей. Клуб «Валдай» уже уделял внимание процессам в этой сфере в Зимбабве в момент кризисных событий 2017 году.
Особый интерес с точки зрения идеологии и политических альтернатив представляет собой динамика развития левоосвободительного и антиимпериалистического дискурса в Зимбабве. При прошлом президенте Роберте Мугабе она вышла далеко за рамки отдельно взятой страны и обрела значение и для африканской политической идеологии в целом.
Развитие этой левоосвободительной идеологии в Зимбабве после смены власти и избрания нового президента Эммерсона Мнангагвы представляется важным и интересным. В ходе своего визита в Россию он выступил с большой речью в МГИМО, где затронул именно эти вопросы.
Прежде всего Мнангагва остановился на значимости советского исторического наследия для освободительного движения Африки, сохраняющегося и сегодня. Он отметил, что «Россия как нация была колыбелью борьбы против империализма и колониализма, … которая стояла вместе с целым африканским континентом в нашем стремлении к политической эмансипации и независимости от колониального гнета».
Далее Мнангагва затронул ключевую для политической идеологии Зимбабве ценность возвращения земли чёрному населению и её роли в истории страны: «Наша освободительная борьба была основана на возвращении земли коренному народу от иноземных поселенцев, которые грубо её отобрали у людей».
Последовавшие после этой земельной реформы начала 2000-х годов санкции Запада зимбабвийский лидер также оценил прежде всего в антиимпериалистическом контексте: «Зимбабве было выбрано для наказания в 2008 году теми, кто за пять лет до этого вторгся в Ирак под надуманными предлогами. Гегемонистские державы думали вознаградить друг друга за их международный авантюризм». Он особо подчеркнул значимость солидарности со стороны России в этот период. В 2008 году Россия и Китай наложили вето в СБ ООН на проект решения о введении санкций против Зимбабве по VII главе Устава ООН. Поэтому «для нас в Зимбабве вы постоянно были вместе с нами даже в самые тёмные годы нашей изоляции, дискредитации и недостойных махинаций некоторых западных стран».
Отдав должное истории, новый президент Зимбабве начал говорить о своих собственных шагах в плане политической идеологии. Он подчеркнул, что земельная реформа в стране уже закончена и теперь на повестке для стоят вопросы модернизации, привлечения инвестиций и новой открытости в целом. Главный концепт, который был сформулирован в первый год президентства Мнангагвы, это «The New Dispensation», который, на наш взгляд, можно перевести именно как «Новая открытость», а то и как «Новая оттепель».
Она проявилась в новом курсе внешнеэкономической и инвестиционной политики. Был заявлен официальный лозунг «Зимбабве открыто для бизнеса», в рамках которого начала проводиться стратегия вовлечения и «ревовлечения». Её конечной целью должна стать «реинтеграция Зимбабве в семью наций». В этих целях меняется законодательство страны. Были отменены ограничения на владение акциями предприятий со стороны иностранцев, соответствующим образом был изменён ключевой и идеологически очень насыщенный закон страны «Закон о коренизации и наделении экономической властью народа». Была разработана «Переходная программа стабилизации» для выравнивания макроэкономических и бюджетных показателей. Заявлена и общая цель – трансформировать Зимбабве к 2030 году в страну с экономикой со средним доходом.
Особый акцент Мнангагва сделал на политических аспектах своего курса. Он отметил: «Мы продолжим укреплять конституционализм и демократические ценности, всегда направляемые, однако нашим национальным этосом, национальными интересами и наследием освободительной войны». Такой подход – сочетание демократии с народными традициями, неуниверсальность её западных моделей, к слову говоря, достаточно схож с выдвинутой в своё время в России концепцией «суверенной демократии».
Говоря об общем развитии африканского континента, Мнангагва отметил, что «Зимбабве отрицает стереотипный нарратив, что Африка слаба и подвержена постоянным конфликтам». Он сделал акцент на эффективности миротворческих и регулирующих инициатив Африканского Союза в этом отношении.
В своей речи в Москве новый президент Зимбабве, с одной стороны, подчеркнул преемственность его курса с ранее выработанными левоосвободительными ценностями этой страны. С другой стороны, акцент на «новую открытость» он сформулировал как залог для предстоящей модернизации Зимбабве. По этой логике выстраиваются сейчас политические идеологии и в других африканских странах.
И в этой связи, возвращаясь к новой африканской стратегии России, важно отметить, что значимым элементом для её эффективности будет восприятие нами этого левоосвободительного дискурса в его модернизационной трактовке. При этом ясно, что Россия – в отличие от Китая – далеко ушла от коммунистических идеологем, и в нашей собственной политике левый дискурс отнюдь не доминирует. Возможна ли его адаптация нами применительно к африканским (да и иным) внешним условиям?
За последние годы интересным примером в этой связи стало проведение в России Всемирного фестиваля молодёжи и студентов осенью 2017 года. Его традиционный организатор, Всемирная федерация демократической молодёжи известна своими именно левоосвободительными и антиимпериалистическими взглядами. Проведение этого фестиваля в России позволило взглянуть на сочетание этого дискурса и ценностей с российскими политическими ценностями на современном этапе. Другой пример в этой связи – это элементы левоосвободительного дискурса в идеологии БРИКС, которые фиксируются в коммюнике его саммитов.
В любом случае глобальное позиционирование России в качестве альтернативы Западу, в качестве иного, чем Запад, полюса притяжения делает крайне важной выработку эффективного ответа на вызов нашей восприимчивости левоосвободительному дискурсу в развивающемся мире и возможный выход здесь за рамки прежде всего правых альтернатив неолиберальному западному мейнстриму (что более естественно для современной России – в отличие от того же Китая).
