Энергетический переход может иметь серьёзные геополитические последствия. Он ослабит влияние производителей ископаемого топлива. Более того, новая геополитика в области энергетики будет всё больше определяться такими факторами, как доступ к зелёным технологиям, редкоземельным материалам, линиям электропередачи и накопителям энергии. Международное сотрудничество, в том числе между ЕС и Россией, может привести к взаимовыгодным результатам и помочь преодолеть климатический кризис, пишет Марко Сидди, участник XVIII Ежегодного заседания Международного дискуссионного клуба «Валдай», старший научный сотрудник Финского института международных отношений.
Всё более очевидный климатический кризис и международные соглашения, направленные на его преодоление – в первую очередь Парижское соглашение по климату – побуждают большую часть Глобального Севера приступить к процессу «энергетического перехода». Энергетический переход можно определить как переход энергетического сектора от систем производства и потребления энергии на основе ископаемого топлива к возобновляемым источникам (ветер и солнце), а также к системам накопления энергии на основе литий-ионных батарей. Энергетический переход будет характеризоваться растущим проникновением возобновляемых источников энергии в структуру энергоснабжения, электрификацией и улучшением накопления энергии. Благодаря возобновляемым источникам энергии производство энергии станет более децентрализованным. В то же время необходимо будет создавать «умные сети» с использованием цифровых технологий, чтобы быстро реагировать на местные изменения в производстве и использовании возобновляемых источников энергии. На фоне осуществления правительствами перехода к зелёной энергетике будут сформулированы новые нормативные рамки для управления сектором и ожидаются значительные инвестиции.
Принято считать, что энергетический переход приведёт к серьёзным экономическим потерям для производителей ископаемого топлива, таких как Саудовская Аравия, Венесуэла, Алжир, Нигерия, Россия и Норвегия, и ослабит их геополитическое влияние. Хотя это кажется самоочевидным, важно отметить, что размер потерь будет зависеть от скорости перехода и способности этих стран адаптироваться к новым глобальным энергетическим структурам.
В геополитике возобновляемой энергии появится новый тип конкуренции в отношении источников и технологий. Большое значение для развития высокотехнологичной и возобновляемой энергетики (ветряные турбины, солнечные панели, эффективное освещение) будет иметь доступ к критически важным минералам и редкоземельным элементам. Редкоземельные металлы включают 17 элементов периодической таблицы, большинство из которых находятся в высокой географической концентрации. Китай занимает доминирующее положение как в производстве, так и в переработке редкоземельных металлов и контролирует значительную долю соответствующих глобальных цепочек поставок. Сбои, вызванные пандемией COVID-19, попытки Дональда Трампа ввести тарифы на редкоземельные металлы и бойкот Китая в отношении экспорта редкоземельных элементов в Японию в период с 2010 по 2015 год подчёркивают, что эти цепочки поставок подвержены международным кризисам и напряжённости. Хотя редкоземельные металлы также встречаются за пределами территории Китая, вопросы экономической целесообразности и вредность добычи и обработки затрудняют разработку альтернативных цепочек поставок.
Помимо редкоземельных элементов, важное значение в энергетическом переходе имеют литий и кобальт. Литий используется в литий-ионных батареях электромобилей, а также в портативных электронных устройствах и сетевых накопителях энергии. Месторождения высокой концентрации расположены в «литиевом треугольнике» Аргентины, Боливии и Чили, а также в Австралии (в настоящее время основной производитель) и в Китае (который в настоящее время контролирует переработку и поставки). Извлечение лития проблематично, так как это вызывает ухудшение состояния окружающей среды, нехватку воды и требует больших затрат энергии. Это также усугубляет неравенство и подрывает средства к существованию местных общин, о чём свидетельствуют недавние протесты возле шахты Атакама в Чили.
Что касается кобальта, который используется в аккумуляторах, смартфонах, ноутбуках, электромобилях, то 60 процентов текущего производства и самые большие запасы находятся в Демократической Республике Конго (ДРК). Китайские компании в значительной степени контролируют производственную цепочку. Китай также является основным потребителем кобальта и основным поставщиком в США. В настоящее время вопрос о добыче кобальта вызывает наибольшие споры. В 2016 году Amnesty International сообщила, что в ДРК кобальт без каких-либо мер предосторожности добывают более 100000 горняков-кустарей, в том числе множество детей. Таким образом, кобальт попадает в цепочку поставок транснациональных компаний в результате интенсивной эксплуатации и грубых нарушений прав человека.
По мере развития энергетического перехода прогнозируется рост спроса на редкоземельные элементы, литий и кобальт. В то время как Китай сейчас занимает ведущее положение как в области производства, так и в отношении контроля над цепочкой поставок, другие крупные международные игроки пытаются наверстать упущенное и обеспечить доступ к ресурсам. Россия обладает значительным потенциалом в этом отношении и может стать альтернативным поставщиком при растущем спросе Европейского союза.
Россия обладает значительными ресурсами редкоземельных элементов, и правительство страны предлагает сниженные налоги на добычу полезных ископаемых и дешёвые ссуды инвесторам в 11 проектов, которые призваны увеличить долю России в мировом производстве редкоземельных металлов до 10 процентов к 2030 году (с 1,3 процента в настоящее время). Это сделает Россию вторым по величине производителем после Китая. Согласно этим планам, к 2025 году Россия практически обеспечит собственную потребность в редкоземельных элементах и начнёт экспорт в 2026 году.
Что касается производства кобальта, то Россия в настоящее время занимает второе место после ДРК с годовым объёмом производства более 6000 тонн (по сравнению с 95000 в ДРК). При этом Россия обладает запасами, которые оцениваются примерно в 250000 тонн. Они в основном сосредоточены в Республике Алтай. Российская горнодобывающая компания «Норильский никель» входит в пятёрку крупнейших мировых производителей кобальта. Кроме того, у России есть собственные месторождения лития в Восточной Сибири и Якутии. Крупнейший российский игрок в области производства лития – государственная корпорация «Росатом», основной бизнес которой находится в ядерном секторе. Компания уделяет приоритетное внимание владению литиевыми ресурсами за рубежом, особенно в Латинской Америке и Африке. Тем не менее в 2020 году представители «Росатома» заявили, что к 2025 году Россия может достичь внутреннего производства лития, эквивалентного 3,5 процента мирового производства.
Таким образом, производство и переработка редкоземельных металлов, лития и кобальта представляет собой потенциальную область сотрудничества между Россией и ЕС. Европейские компании могли бы предоставить инвестиции для разработки и доступа к альтернативным источникам этих полезных ископаемых в России, тем самым уменьшив зависимость от Китая. Таким образом, в контексте энергетического перехода сотрудничество в этой области могло бы дополнить планы в секторе возобновляемых источников энергии и торговли водородом между ЕС и Россией. Россия обладает многочисленными ресурсами, способными производить водород, а также опытом исследовательских и опытно-конструкторских работ. Россия могла бы производить водород как из углеводородов (например, серый и синий водород), так и из возобновляемых источников (зелёный водород). Здесь необходимо согласовать предпочтения ЕС и России – Евросоюз предпочитает экологически чистый водород, несмотря на более высокую стоимость его производства в настоящее время. Более того, российское правительство предложило использовать некоторые из существующих газопроводов для экспорта водорода в Европу.
Сотрудничество в водородной экономике, а также в производстве и переработке редкоземельных элементов и важнейших минералов станет важным «строительным блоком» для трансформации энергетического партнёрства между ЕС и Россией и его адаптации к глобальному энергетическому переходу.
