Состоявшееся в конце сентября – первых числах октября Ежегодное заседание Валдайского клуба стало достаточно значимым событием интеллектуальной повестки для того, чтобы на основе его дискуссий рассуждать о состоянии международной политики не только на глобальном, но и на региональном уровне. И, глядя с российской перспективы, можно прийти к выводу, что эти дискуссии выявили, во-первых, эмансипацию внешней политики России от многолетней традиции оппонирования Западу как основы всей стратегии поведения, а, во-вторых, вступление этой политики в фазу сложного, хотя и необходимого, слаживания с теми процессами, которые происходят в Азии и Евразии, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай».
Однако не меньший интерес представляет и оборотная сторона того акцента, который всё более очевидно смещается для России на Восток. А это заметно снизившееся внимание к Европе, которая почти четверть века оставалась в центре российских внешнеполитических интересов и оказывается всё более периферийной сейчас. Это, безусловно, тревожно. Особенно с учётом того, что именно Европа – важнейшая часть и историческая родина Запада – остаётся для России и Китая центральным партнёром в экономических связях, а также может рассматриваться как потенциально значимый компонент общеевразийского развития. Поэтому эволюция Европы для России, безусловно, важна. Особенно в обстоятельствах, когда коллективное мнение международного политического и экспертного сообщества склоняется, скорее, к тому, что Европа всё больше становится не игроком, а полем борьбы и конкуренции состоявшихся мировых игроков. Необходимо признать, что такие суждения имеют монументальные причины.
Печальная история запуска аэропорта Берлин – Бранденбург, последняя из намеченных дата ввода которого в эксплуатацию была пропущена в эти дни, является хорошей иллюстрацией судьбы Европейского союза, Европы как глобального игрока нового качества. Главная воздушная гавань Германии должна была символизировать собой завершение процесса объединения не только Германии (а в начале ноября исполняется 30 лет с момента падения Берлинской стены), но и всей Европы. Европы новой, сплочённой вокруг идеи и практики европейской интеграции и способной предложить свой ценный опыт другим странам и регионам, особенно тем, которые расположены по соседству.
Однако к глубокому сожалению, как Германия пока осталась без самого крупного на континенте аэропорта, так и Европа вынуждена искать причины собственных сложностей в обретении лица в мире. Главная проблема в том, что сама по себе идея европейской интеграции, как и германского объединения, была естественным образом направлена на извлечение выгоды в первую очередь для себя. Перефразируя президента Кеннеди, можно сказать, что Европа всегда в первую очередь думала, что мир может дать ей, а не что она может дать миру. И это, в общем, неудивительно. Современная Европа – это объединение демократических суверенных стран, в которых государство должно служить не абстрактным стратегическим интересам, а непосредственно своим гражданам.
В 1989–1991 годах Европе буквально свалилась в руки фантастическая удача. Как объединение Германии стало возможным в наиболее комфортной для неё форме в результате политической недальновидности, проявленной советским руководством, так и самое масштабное в истории расширение территории влияния Европы оказалось неожиданным и недостаточно заслуженным. 10 стран, принадлежавших всего несколько лет назад к зоне влияния России или непосредственно входивших в СССР, в одночасье стали объектом для интеграции и ресурсного освоения со стороны стран Западной Европы. Процесс расширения ЕС на восток, плюс Кипр и Мальта, оказался быстротечным и занял в общей сложности не более 15 лет, в течение которых в Европейский союз вошли все эти государства – от Эстонии до Болгарии. Это объясняет, почему механизмы функционирования и стратегическая культура ЕС, выработанные в эпоху холодной войны, не успели адаптироваться к такому внезапному изменению мощи их носителя.
Кроме того, распад всех международных порядков, которые были основаны на противостоянии Востока и Запада, резко увеличивал потенциал Европы как международного игрока. Этому же способствовали новые явления, корректировавшие реальное значение того, обладает ли тот или иной игрок военной силой, сопоставимой по масштабу с великими державами. Нельзя сказать, что военная сила перестала иметь своё критическое значение для выживания государства. Если бы это было так, то та же Россия уже не существовала бы. Однако по сравнению с предыдущим историческим периодом условия применения силы изменились настолько, что сделали её уже не исключительным, а просто одним из атрибутов международного величия. Поэтому на протяжении всего периода после 1991 года и вплоть до середины 2010-х годов Европа могла обоснованно рассчитывать на то, что отсутствие этого атрибута не является препятствием для усиления своего международного влияния. Это позволяло европейцам сохранять присущий им стиль внешнеполитического мышления. В том числе и в важнейшем для всех вопросе глобальной и региональной безопасности.
Вся система внешних связей Европы в последние четверть века была выстроена на институциональной основе и стратегической культуре «малой Европы», родившейся в пределах некогда существовавшей империи Карла Великого на руинах, оставленных Второй мировой войной. Точно так же, как и внешнеполитическое мышление Германии, переехав в Берлин, осталось всё равно «рейнским», достаточно локальным и ориентированным на решение собственных задач развития. Не способствовало делу и медленное сокращение влияния на европейские дела Франции – единственной страны ЕС, обладающей собственными ядерными вооружениями и соответствующей этому привычкой думать о мировых делах.
Европа начала строить свой «аэропорт Берлин – Бранденбург» в большой международной политике, оставаясь объединением с философией малых и средних государств. И как Германия во время кризиса зоны евро в 2010–2013 годов пожертвовала общеевропейским развитием ради собственного, так и Европа в целом была вынуждена пожертвовать своим потенциалом глобального игрока ради решения текущих вопросов своего процветания. Практический опыт участия автора в исследованиях, предшествовавших появлению в 2003 году европейской «политики соседства», подтверждает – отправной точкой теоретических построений и практических выводов всегда была необходимость решения проблемы безопасности на периферии расширяющегося Европейского союза, а не развитие его соседей на юге или востоке.
В противном случае её стратегия и тактика были бы основаны на анализе реальных, а не опосредованных через европейские интересы нужд стран – реципиентов этой политики. Сейчас в такую же ловушку рискует попасть Китай, стратегия «Пояса и пути» которого также имеет в своей основе экстраполяцию наработанных в годы реформ и открытости мощностей на внешний мир. Поэтому у Пекина пока не получается переломить общее негативное восприятие себя в тех малых и средних странах, с которыми он развивает экономическое сотрудничество, выступая с позиции «старшего брата». Дела здесь обстоят настолько сложно, что уже вполне обоснованно могут вызывать озабоченность России, искренне заинтересованной в том, чтобы Китай стал спонсором безопасности и развития в регионе, например, Центральной Азии.
Остаётся, конечно, актуальным вопрос, а могла ли Европа в принципе, оставаясь частью атлантического сообщества, выступать с самостоятельных позиций, что предполагает способность к выдвижению альтернативных для США концепций и инициатив? Вплоть до последнего времени экономические интересы партнёров по обе стороны Атлантики были настолько интегрированы между собой, что такая возможность не допускалась чисто теоретически. Однако в том же случае, если мы допускаем, что трансатлантическая солидарность является не культурным, а поколенческим феноменом, Европа ещё может сказать своё слово.
Но, можно с сожалением признать, что опыт последней четверти века применительно к Европе подтверждает уравнение: если вы не интересуетесь миром, то мир перестаёт интересоваться вами. Современная Европа обладает колоссальным накопленным запасом привлекательности интеллектуальных ресурсов и экономического могущества. Однако со временем этот опыт станет всё более сложно конвертировать в готовность других считаться с европейскими интересами. Уже сейчас китайские, американские и российские авторы упоминают Европу исключительно в качестве дополнительного аргумента для своих геостратегических построений, но не как фактор в своём праве. Исправить такое положение дел, достроить свой «аэропорт Берлин – Бранденбург» – это задача европейцев на ближайшие годы, если не десятилетия.
