В действительности только три державы подготовлены к тому, чтобы вести дела в рамках международной политики баланса сил, – США, Россия и Китай. Дело в том, что их силовые возможности так или иначе избавляют от необходимости иметь союзников, от которых бы зависела их безопасность, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор Валдайского клуба.
Несмотря на тревогу, которую состояние отношений между ведущими государствами вселяет сейчас в наблюдателей, общее развитие международной политики формирует о ней сдержанно оптимистическое впечатление. В частности потому, что вопрос о том, насколько ведущие мировые державы приблизились к новой интерпретации реальности, приобретает не только умозрительное, но и практическое измерение.
В первую очередь это, безусловно, касается США, которым ещё предстоит привыкнуть к тому, что международный порядок может быть продуктом не их собственных силовых возможностей, а силы других глобальных игроков. Однако, если даже допустить мысль, что внешнеполитическое поведение администрации демократов является формой тактической игры, оно может создать основу для более адекватного сопоставления мнения США о себе с мнением о них окружающих. Несмотря на то, что внешнеполитическая риторика США часто остаётся основанной на иллюзиях, практические действия американского правительства часто согласуются с требованиями реальности.
В том случае если новый международный порядок всё-таки приобретёт относительно устойчивую форму, его уникальность по сравнению со всеми предыдущими окажется в том, что он не станет результатом соглашения между победителями. При этом, как и два предыдущих – ялтинский и либеральный, этот порядок будет существовать «в тени» перманентной холодной войны ядерных держав. Кроме того, он будет содержать и совершенно своеобразные признаки, унаследованные от предыдущей исторической эпохи или связанные с новыми технологическими достижениями. Речь может идти о сохранении практики постоянных союзов и разделении мира по принципу использования платформ информационно-коммуникационных технологий. При этом и то, и другое станет, как можно надеяться, инструментом мягкого демонтажа той глобализации, к которой мы привыкли за прошедшие тридцать лет.
В последнее время состояние международной политики, действительно, давало поводы думать, что стремление США и Запада в целом восстановить своё доминирование начинает убывать. Это подтверждалось распространением практики мер одностороннего экономического давления (так называемых «санкций») и торговых войн. Всё более активное использование США и их союзниками своего привилегированного положения в мировой экономике в качестве силового ресурса говорит о потере ими уверенности в перспективах собственного лидерства. Эта гегемония в отношениях с державами, военная победа над которыми невозможна в силу фактора ядерного оружия, была вероятна только в условиях сотрудничества и институционального оформления отношений. И отказ от сотрудничества, как и разрушение институтов глобализации, означает в первую очередь отказ от перспектив гегемонии.
Поэтому невероятное количество исключительно квалифицированных исследований проблемы и особенностей так называемой санкционной политики может быть дополнено анализом того, как она отражает общее развитие международных отношений.
Во-первых, новый международный порядок не сможет быть повторением «концерта держав», известного нам по XIX веку, даже в отредактированном виде. В первую очередь потому, что самостоятельность целого ряда крупных и важных государств останется ограниченной условиями их отношений с США, хотя эти отношения и будут ослабевать. И если в случае с Европой ещё можно говорить об относительной стратегической автономии, то для Японии страх перед Китаем является настолько сильным, что парализует любую способность играть самоценную роль в мировой политике. Но даже и такие страны, как Германия или Франция, хоть и способны сейчас отстаивать свои частные интересы в общем хоре союзников США, в ближайшем будущем столкнутся с такими внутренними потрясениями, что им будет не до внешнеполитической самостоятельности.
В действительности только три державы подготовлены к тому, чтобы вести дела в рамках международной политики баланса сил, – США, Россия и Китай. Дело в том, что их силовые возможности так или иначе избавляют от необходимости иметь союзников, от которых бы зависела их безопасность. Даже Китай, который пока слабее России и США в военном отношении, слишком велик для того, чтобы иметь союзников. Сейчас трудно предположить, какие страны, кроме этих трёх, могли бы формировать в будущем формальную или неформальную структуру международного управления.
Во-вторых, отношения между державами уже никогда не будут, по всей видимости, избавлены от постоянных мелких и средних столкновений. Это стычки окажутся результатом их постоянного стремления тестировать границы собственных силовых возможностей. Уже сейчас мы можем насчитать несколько географических зон, где Россия, Китай и США могут прямо или косвенно вступать между собой в соприкосновение, которое каждый раз будет чревато эскалацией в более серьёзный конфликт. В условиях, когда конфликт, взаимные санкции или локальные войны становятся частью дипломатической практики, предполагать вероятность постоянных решений было бы несколько наивно. Именно поэтому мы видим весьма убедительные попытки привлечь внимание правительств ведущих держав к необходимости более последовательно подходить к вопросу об управлении конфликтами между ними и созданию правил игры в условиях, когда конкуренция и столкновения – это часть повседневных отношений.
В-третьих, неопределённой остаётся динамика значения средних держав, таких как Турция, Иран, Япония или Саудовская Аравия. На фоне распада либерального мирового порядка эти государства смогли достаточно серьёзно повысить собственное значение в политике более сильных игроков и практически вышли из их тени. Но совершенно неизвестно то, насколько продолжительным будет их успех в новых условиях. Нельзя исключать того, что по мере оформления нового международного порядка пространство манёвра и способность таких государств отстоять собственную значимость, интересы и ценности будут постепенно сокращаться.
Ну и наконец, основанный на балансе сил международный порядок всё равно будет испытывать воздействие идеологических разногласий, связанных с внутренним развитием его основных участников. Пока эти разногласия предстают в несколько гротескной форме – как, например, замысел «альянса демократий», продвигаемый американским правительством. Но в будущем расхождения по базовым вопросам могут оказаться не только фактором силовой политики, но и иметь более фундаментальный характер. Пока мы можем интерпретировать идеологические сюжеты, по которым есть расхождения у стран Запада и остального мира в категориях борьбы держав, каждая из которых стремится к доминированию как на силовом, так и на этическом поле. Однако если в будущем США и Европа действительно испытают перестройку обществ, сравнимую с эпохой Реформации, то взгляды на отношения между людьми на Западе и Востоке могут оказаться совершенно противоположными. Но пока это всё равно выглядит как побочный продукт общего кризиса существующей модели рыночной экономики.
Сейчас, безусловно, ещё рано рассуждать о том, каким станет новый международный порядок. Но те процессы и явления, которые мы наблюдаем, убеждают в том, что он будет гораздо более гибким, свободным и одновременно конфликтным, чем хотелось бы с точки зрения приверженности постоянным статусам.
