Клуб «Валдай»

Экономическое наследие Достоевского может служить и в наше время своего рода моральным компасом российской экономической политики, пишет Ярослав Лисоволик, программный директор Валдайского клуба. 

 

Пророчество должно сбыться, но разъяснять не буду.

Потом в своё время вспомнят их и приведут.

Имеющий уши слышать да слышит.

Ф.М. Достоевский

 

В ноябре 2021 года мир отмечает 200-летие с дня рождения великого русского писателя Фёдора Михайловича Достоевского. Для меня как для российского экономиста настоящим открытием и откровением стала экономическая статья Фёдора Михайловича в его «Дневнике писателя», по сути одна из последних – о путях развития России. В данной статье Достоевский во многом предвосхищает такие ключевые для экономики России темы, как «поворот на Восток», приоритизация долгосрочных ориентиров развития (как аргумент в пользу создания Стабилизационного фонда в наше время), борьба с бюрократией, важность доверия со стороны населения к экономической политике властей и многое другое. Экономическое наследие Достоевского может служить и в наше время своего рода моральным компасом российской экономической политики.

В контексте российского опыта 1990-х и текущего кризиса мировой экономической системы, которая излишне ориентируется на достижение краткосрочной выгоды/результатов, актуальными являются доводы Достоевского в пользу переориентации экономической политики от краткосрочных к более долговременным ориентирам: «Что если б мы хоть наполовину только смогли заставить себя забыть про текущее и направили наше внимание на нечто совсем другое, в некую глубь, в которую, по правде, доселе никогда и не заглядывали, потому что глубь искали на поверхности? Но я сейчас же готов смягчить мою формулу, и вот что вместо неё предложу; не наполовину забыть о текущем – от половины я отказываюсь, – а всего бы только на одну двадцатую долю».

Как отмечает Достоевский, переориентация средств на важнейшие долгосрочные задачи может стать залогом достижения ключевых ориентиров долговременного развития, несмотря на краткосрочные препятствия и трудности: «Ведь если только перестать лишь на одну двадцатую долю ежегодно удостоивать его [текущее] столь болезненно тревожного внимания, как теперь, а обратить это болезненно тревожное внимание, в размере тоже одной двадцатой доли ежегодно, на нечто другое, то дело-то представится почти что и не фантастическим, а совсем даже возможным к начатию».

В результате можно говорить о том, что Достоевский сформулировал своего рода бюджетное правило, которое во многом предвосхищает принципы современного фискального правила и нашего Стабилизационного фонда (Фонда национального благосостояния): «Мысль моя, формула моя – следующая: “Для приобретения хороших государственных финансов в государстве, изведавшем известные потрясения, не думай слишком много о текущих потребностях, сколь бы сильно ни вопияли они, а думай лишь об оздоровлении корней – и получишь финансы”». Такая формула во многом отвечает тем приоритетам, которые мы наблюдаем в российской бюджетной политике сегодня, с большим акцентом на накоплении резервов для финансирования долгосрочных потребностей экономики.

Ещё одно направление экономической политики, о котором пишет Достоевский – административная реформа и сокращение бюрократии. Как отмечает Фёдор Михайлович, при попытках сокращения бюрократии у нас часто получается только рост числа чиновников за счёт создания бесчисленных комиссий по административной реформе: «Мы вот довольно часто сокращаем штаты, персонал чиновников, а между тем в результатах выходит, что и штаты, и персонал как бы всё увеличиваются. А способны ли мы вот к такому, например, сокращению: чтобы с сорока чиновников сразу съехать на четырёх? Что четыре чиновника сплошь и рядом исполнят то, что делают сорок, – в этом сомнения, конечно, никто не может иметь, особенно при сокращении бумажного делопроизводства и вообще при радикальном преобразовании теперешних формул ведения дел».

Однако быть может самым важным экономическим тезисом для Достоевского является проблема дефицита доверия населения к экономической политике, или, как её называет сам Фёдор Михайлович, «проблема нравственной/духовной обеспокоенности населения». Причём Достоевский отмечает ставшую до боли знакомой в последние десятилетия тенденцию к оттоку капитала при подрыве этого самого доверия/«нравственного спокойствия»: «Как сделать, чтоб дух народа, тоскующий и обеспокоенный повсеместно, ободрился и успокоился? Ведь даже самые капиталы и движение их нравственного спокойствия ищут, а без нравственного спокойствия или прячутся, или непроизводительны».

Проблема дефицита доверия со стороны населения и сегодня стоит подчас достаточно остро – во время Достоевского писатель отмечал то, насколько важно достичь именно долговременного понимания и доверия со стороны населения: «А спокойствия у нас мало, спокойствия духовного особенно, то есть самого главного, ибо без духовного спокойствия никакого не будет. На это особенно не обращают внимания, а добиваются только временной, материальной глади. Спокойствия в умах нет, и это во всех слоях, спокойствия в убеждениях наших, во взглядах наших, в нервах наших, в аппетитах наших. Труда и сознания, что лишь трудом “спасён будеши”, – нет даже вовсе».

Возможно, одно из самых интересных предсказаний Достоевского относится к сфере приоритетов внешней экономической политики и нашего регионального развития – фактически Достоевский в своей экономической статье обосновывает необходимость российского «поворота на Восток» и активного развития азиатских регионов России: «Потому необходимость, что Россия не в одной только Европе, но и в Азии; потому что русский не только европеец, но и азиат. Мало того: в Азии, может быть, ещё больше наших надежд, чем в Европе. Мало того: в грядущих судьбах наших, может быть, Азия-то и есть наш главный исход!».

При этом Азия для России может стать средством духовного подъёма и обретения большей самостоятельности: «А между тем Азия – да ведь это и впрямь может быть наш исход в нашем будущем, – опять восклицаю это! И если бы совершилось у нас хоть отчасти усвоение этой идеи – о, какой бы корень был тогда оздоровлён! Азия, азиатская наша Россия, – ведь это тоже наш больной корень, который не то что освежить, а совсем воскресить и пересоздать надо! … С поворотом в Азию, с новым на неё взглядом нашим, у нас может явиться нечто вроде чего-то такого, что случилось с Европой, когда открыли Америку. Ибо воистину Азия для нас та же не открытая ещё нами тогдашняя Америка. С стремлением в Азию у нас возродится подъём духа и сил. Чуть лишь станем самостоятельнее, – тотчас найдём что нам делать, а с Европой, в два века, мы отвыкли от всякого дела и стали говорунами и лентяями».

Я уже не знаю, сколько раз я перечитывал экономическую статью Достоевского и каждый раз нахожу в ней для себя нечто новое, некий новый взгляд на проблемы, с которыми сталкиваемся мы сегодня в России. Достоевский пишет и об обменном курсе рубля, о необходимости для России ценить свою национальную валюту – и тогда её в должной степени будут ценить и иностранные инвесторы. Крайне интересны и актуальны также тезисы Фёдора Михайловича о самой возможности имитации европейских экономических практик на российской почве.

По прошествии 140 лет со времени написания экономической статьи многие наблюдения нашего великого писателя остаются крайне актуальными. Это свидетельствует не только о поразительной прозорливости и гениальности Достоевского, но и о том, насколько укоренившимися во времени оказываются некоторые фундаментальные основы нашей страновой системы. Или, может, мы имеем дело с долговременными циклами Достоевского, ещё более длительными чем волны Кондратьева? Plus ça change, plus c'est la même chose.