Разные ценности и связанные с ними нормативные установки становятся всё более ощутимой преградой на пути к диалогу между центрами силы в мире. Возможно ли принятие универсальных ценностей? Об этом размышляет Олег Барабанов, программный директор Валдайского клуба.
Ценности определяют политику. Насколько справедливо это утверждение? Динамика международных отношений в XXI веке переходит от традиционного баланса сил к нормативной и ценностной обусловленности внешнеполитических действий. Поэтому моральные установки начинают играть всё большую, а иногда и превалирующую над правом роль в мировой дипломатии и внешнеполитической борьбе. Особое значение этот ценностный фактор имеет для восприятия внешней политики обществом в различных странах. Поэтому проблемы морального релятивизма, ценностного ревизионизма и нормативной обусловленности внешней политики выходят на первый план.
Разные ценности и связанные с ними нормативные установки становятся всё более ощутимой преградой на пути к диалогу между центрами силы в мире. Идея об универсализме западных ценностей вызывает всё большее отторжение и зачастую воспринимается в развивающихся странах как неоколониализм, а для ревизионистских держав выглядит всего лишь аргументом в пользу экспансии Запада и вмешательства в их внутренние дела. В результате акторы современной мировой политики всё чаще говорят на разных смысловых языках. Это происходит даже тогда, когда все общаются на одном профессиональном английском. Причина кроется в различных ценностных установках и общественных ожиданиях от внешней политики в различных социумах. Поэтому взаимное непонимание становится ключевой проблемой международных отношений.
В связи с этим, вероятно, не будет преувеличением сказать, что практически весь комплекс международных отношений в XXI веке тесно связан с дискуссией о ценностях. Более того, ключевое значение приобрели стратегии по продвижению ценностей, а также политика, основанная в первую очередь, если не исключительно, на ценностях, а уже затем – на интересах. Европейский союз в Лиссабонском договоре прямо записал в свои уставные документы, что он проводит политику, основанную на ценностях (value-based policy). А концепция «нормативной силы» (normative power) стала, пожалуй, основной при описании стратегии внешних действий Европейского союза.
Этот курс на глобальное продвижение ценностей и нормативных оснований политики вызывает в условиях современной геополитической борьбы ревизионистский ответ со стороны противостоящих Западу держав, в первую очередь Китая и России. И по мере обострения этой борьбы их ценностный и нормативный ревизионизм начинает всё более дополнять традиционный геополитический ревизионизм этих стран. Больше того, он сам становится, если угодно, нормативным основанием для их геополитического протеста. Который тем самым получает свою квазиидеологическую базу.
Крайне острым вопросом на ревизионистской повестке дня становится проблема универсальности ценностей. Возможна ли она или же это лишь иллюзия? К тому же, с учётом тесного переплетения ценностей и интересов, всегда возникает соблазн сказать, что дискурс о ценностях – лишь предлог для продвижения вполне ясных геополитических интересов. Отсюда возникает и негативизм, когда при восприятии ценностей ключевое значение приобретает не рефлексия над собственными ценностями, а отрицание внешних.
Не менее важно и то, что простота этого ценностного негативизма делает его вполне понятным и априори приемлемым для самых широких масс общества, для пресловутого «глубинного народа», для обычного человека. Это позволяет активно использовать его в медийной политике, делая акцент на упрощении и гротеске при его освещении. В результате ценностная проблематика становится приоритетным объектом для той информационной войны, которая сейчас сопровождает геополитику.
Ещё одним аспектом ценностного ревизионизма становится его традиционализм и примордиальность (если угодно, архаика), тесная привязка ценностей к культурным архетипам и глубинам истории. В этой связи нормативное продвижение Запада представляется как угроза традиционной идентичности. Причём идентичности, понимаемой в самых разных аспектах: этническом, религиозном, государствоцентрическом, поведенческом или сексуальном. Такая семантика традиционализма позволяет интерпретировать внешнее нормативное давление как ключевую угрозу самим основам бытия, существованию народа. В результате политический вызов для элит очень легко трансформируется в тотальную ценностную угрозу для всей нации. И получает соответствующее медийное отражение.
Эта связь ценностного ревизионизма с традиционализмом делает крайне важным обращение к истории в нормативной политике. Различная интерпретация исторической памяти становится в фокус реальной внешнеполитической борьбы. Здесь как раз можно проследить весьма показательный пример того, как ценности и интересы переплетаются друг с другом. Отчасти это и позволяет активно использовать ценности в геополитической борьбе. Думается, можно сказать, что историческая память – это, несомненно, ценность, способная вызвать в обществе серьёзный пассионарный отклик. Но политика по формированию (и модификации) исторической памяти, активно проводимая многими государствами, – это социальный конструкт, реализуемый исключительно на основании интересов. Можно сделать вывод, что между ценностями и интересами не одностороннее движение. Что не только ценности (как базовая категория) определяют интересы (как более прикладную категорию). Но и наоборот – интересы также влияют на ценности, формируют и переформируют их. Иногда и полностью изменяя те ценности, которые были присущи обществу раньше. Так что вопрос, что первично – ценности или интересы, – не имеет однозначного ответа.
Использование исторической памяти в ценностной борьбе связывается достаточно часто ещё и с противопоставлением героики прошлого и современного «постгероического» общества. Это можно рассмотреть и в более широком контексте критики общества потребления и его бездуховности, где история (или, по крайней мере, идеализированные исторические мифы) становится важным нравоучительным примером. Здесь, с одной стороны, известна фраза о «прусском школьном учителе» как реальном архитекторе национального сплочения Германии (и её милитаризма). Но, с другой стороны, такой подход может вызвать не только «регероизацию» общества, но и спровоцировать рефлексии о том, насколько этот исторический идеал сочетается с реальным поведением элит и их соответствием этому идеалу. В условиях недоверия общества к элитам (что достаточно распространено но многих странах в современном мире) это медийное и политическое продвижение исторических идеалов способно порой лишь усилить гражданское недовольство.
Следующей ключевой ценностью, вокруг которой ведётся острая нормативная и геополитическая борьба, является ценность демократии. Проведение по инициативе Джо Байдена саммита за демократию в декабре 2021 года поставило эту проблему в центр реальной мировой политики. После него, пожалуй, не будет преувеличением говорить о символическом разделении мира на две части: союз демократий и имплицитно противостоящий ему «союз диктаторов». Ценности здесь оказали крайне значимое воздействие на реальный геополитический раскол мира. Ключевое расхождение состоит в том, должно ли являться восприятие демократии универсалистским, единым для всех стран и основанным на западных ценностях. Или же нет – и возможны различные «незападные» трактовки демократии, определяемые спецификой исторического, религиозного, культурного и политического развития отдельных стран. И что в этом случае понимать под незападной демократией и под незападными ценностями? Можно ли дать им позитивную самостоятельную дефиницию или же они характеризуются только лишь отрицанием западных моделей, о чём шла речь выше?
Разумеется, историческая память и демократия – отнюдь не единственные ценности, оказавшиеся в фокусе реальной политической борьбы. В современном мире к числу таких ценностей стоит отнести, несомненно, и экологические ценности, зелёную этику, которая получает определяющее значение в условиях начинающегося энергетического перехода и борьбы с изменением климата. Пандемия ковида оказала воздействие на эволюцию ценностной повестки. С одной стороны, мы видим во многих странах продвижение своего рода новой ценности несвободы, постулируемой как необходимость для безопасности людей в условиях общества риска. С другой стороны, это вызывает и гражданский протест, усиление недоверия между обществом и элитами, появление концепций «медицинского тоталитаризма», возвращение к идеям биовласти Мишеля Фуко. Ценностная борьба стала всё чаще проявляться и в спорте, в олимпийском движении. Фразу «спорт вне политики» сейчас уже, пожалуй, можно заменить на фразу «спорт не может быть вне ценностей». В фокусе ценностной дискуссии оказываются и вопросы миграции, и вопросы гендерного равенства, и многие другие. Острота глобальной ценностной и нормативной повестки и её прямое влияние на реальную мировую политику делают вполне оправданным то внимание, которое клуб «Валдай» намерен уделить ей в своей экспертной работе в 2022 году. Надеемся, что читателям это будет интересно.
